Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

• Название: Красавицы не умирают
• Автор: Людмила Третьякова
• Издательство: Изограф ЭКСМО_ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-87113-083-6

«Красавицы не умирают»... Эта книга Людмилы Тре­тьяковой, как и первая — «Российские богини», посвяще­на женщинам. Трудные судьбы прекрасных дам убежда­ют: умение оставаться сильными перед неизбежными ис­пытаниями, решимость, с которой они ищут свое счастье, пригодились им гораздо больше, чем их прославленная красота. Их имена и образы возникают из прошлого внезапно. Свиданье с ними кажется невозможным, но так или иначе оно случается. Библиотечные полки, сцена, кино­фильмы, стихи, музеи, города и улицы, хранящие легенды, учебники, биографии великих людей — оттуда они приходят к нам и надолго остаются в памяти.

---

13 апреля 1919 года Юсуповы покинули Россию.

УМЕРЕТЬ ЗА ШАРЛОТТУ

Не легкий жребий, не отрадный,
Был вынут для тебя судьбой,
И рано с жизнью беспощадной
Вступила ты в неравный бой.
Нет, жизнь тебя не победила,
И ты в отчаянной борьбе
Ни разу, друг, не изменила
Ни правде сердца, ни себе.

Ф.Тютчев

Я попала на площадь Согласия на утро после рождествен­ской ночи. Вдоволь нагулявшись, Париж отсыпался. На всем огромном пространстве не было ни души. Можно было, не огорчая московской безалаберностью здешних полицейских, бродить как душе угодно, презирая до­рожную разметку. Я дошла до середины площади и оста­новилась.

Чуть больше двухсот лет назад как раз на этом самом месте стоял высокий постамент. Он был сколочен из досок и назывался эшафотом. В июльский день 1793 года здесь все было запружено до отказа.

«Проклятая!» — орали тысячи глоток. Лишь один че­ловек из всей негодующей толпы молчал. Он смотрел на девушку, которая стояла на эшафоте.

* * *

...Дилижанс из Канн вышел по расписанию, что странно для страны на втором году революции. Правда, здесь, на юге Франции, суровость нового режима была менее ощу­тима. Те, кто были не согласны с положением дел в Па­риже, стремились сюда, подальше от гильотины.

Но молодая женщина в коричневом дорожном костюме и с маленьким ридикюлем, пристроенном на коленях, стремилась как раз в Париж. Ей было незачем брать с собой больше: она ехала в революционную столицу для того, чтобы умереть.

...Мари Шарлотта Корде д'Армон была дочерью заху­далого нормандского дворянина. Родилась в 1768 году, воспитывалась в монастыре. Пишут, что революционным вольнодумством Шарлотта заразилась в родном доме от отца. Тому давно не нравились порядки дряхлой паразити­ческой монархии. В семейных разговорах он ругал кучку жиреющих аристократов, что намертво вцепились в ножки трона.

                                                            Шарлотта Корде

Шарлотта с сочувствием встретила час национального пробуждения. Даже революционные жестокости на первых порах не вызывали у нее протеста. Вот-вот, думала она, впрочем, как и многие французы, на смену нерассуждающим экстремистам придут люди гуманные, бескорыст­ные, не запятнанные кровью.

Розовый туман рассеялся быстро. Ликование смени­лось ужасом. Все были за Республику, не замечая, что новорожденная красавица захлебывается в крови. Вчераш­ние единомышленники волокли друг друга на гильотину. Обыкновенным гражданам тоже не полагалось стоять в стороне от всеобщей мясорубки. Последним толчком, под­толкнувшим Шарлотту к парижскому дилижансу, было заявление гражданина Марата, главы партии якобинцев, захвативших власть в Национальном собрании, о том, что для упрочения Республики надо уложить на гильотину ты­сячу, две, десять, двадцать («Сколько еще?» — «Чем больше, тем лучше!») французов.

...Перед уходом из родного дома Шарлотта остави­ла записку о том, что уезжает в Англию и просит простить ее.

Расчет Шарлотты был прост. Она проберется в Кон­вент, где заседает чудовище Марат, и поразит его карающей рукой Немезиды. Разъяренная толпа набросится на нее и прикончит, избавляя судей от лишнего разбира­тельства. Кто она? Как ее зовут? Мертвое тело не выдаст тайны. Могла ли Шарлотта подумать, что ее замысел по­требует большего мужества и выдержки, чем те, которые она предполагала в себе, отправляясь в Париж?

Прибыв в столицу, она сняла комнату в гостинице, не­много отдохнула и, наконец, отправилась узнать о бли­жайшем собрании в Конвенте. Ей сказали, что Марата там не будет. Он заперся в своей квартире на улице Кор­дельер, переживая очередное наступление болезней, тер­зающих его тело.

Это неожиданное препятствие не изменило планов Шарлотты. Просто усложнилась задача, и она, гуляя в со­седнем с гостиницей саду, ждала, когда ее ум, отточенный ненавистью, подскажет ей дальнейший ход.

Целый день прошел в ожидании новой идеи, а на сле­дующее утро, едва зевающие торговцы открыли ставни своих заведений, Шарлотта оказалась в скобяной лавке. Она выбрала нож с тонким лезвием и заостренным кон­цом. Такими хозяйки обычно орудуют в кухне, срезая пленку с мяса и печени. Пожелав покупательнице беречь свои пальчики, толстяк за прилавком сбросил в ящик мо­неты и заскучал в ожидании следующих посетителей.

* * *

«Единственная страсть, которая пожирала мою душу, была любовь к славе», — признавался Жан-Поль Марат. За этой жар-птицей он тщетно гонялся до сорока шести лет — возраст, когда пожинают урожай, а не засеивают поле тем, что попадется под руку.

Марат метался. Он расставлял силки для птицы-славы. Но она была хитрее его. Жан-Поль терял терпение. В пять лет он хотел стать школьным учителем, в пятнад­цать — профессором, в восемнадцать писателем и, по его словам, «гением-изобретателем» — в двадцать. С возрас­том люди обычно трезвее оценивают свои возможности.

Вот этого качества будущий трибун революции был лишен начисто.

В семнадцать лет Марат решил ехать в Сибирь, в То­больск, для астрономических наблюдений. Однако потом он передумал, и на месте запальчивого звездочета в Рос­сии оказался его родной брат Давид. В 1806 году тот принял русское подданство и был назначен профессором Царскосельского лицея. Здесь преподавал французскую литературу сорванцам по фамилии Пушкин, Пущин, Дель­виг, Кюхельбекер и их приятелям. Давида Ивановича Будри — так называли брата «пламенного революционе­ра» — лицеисты любили, почитая в нем «человека образо­ванного ума, благородного сердца, примерной кротости нрава и добродушия».

Разумеется, в нашем рассказе мы могли бы обойтись и без Давида Ивановича, однако трудно устоять перед воз­можностью лишний раз убедиться в справедливости ска­занного когда-то: «Бывают странные сближенья...»

А вот родственник пушкинского учителя не отличался ни кротостью нрава, ни добродушием. Разумеется, прав тот, кто заметит, что таковые качества вообще не харак­терны для людей, сделавших своей профессией революцию. Но дело в том, что тридцать лет созидательной жизни Марат потратил вовсе не на социальные преобразования. Посмотрим, чем и как он занимался.

Быстро охладев к созвездиям, астроном принялся за физику. Марат моет кости старине Ньютону и требует ре­волюции в точных науках, считая, что она «может быть только полезна и доставит славу Франции». Однако пере­ворот в физике — дело более замысловатое, чем то же самое в отдельно взятой стране. В итоге физик-револю­ционер освистан.

Следующая жертва Марата — анатомия. В своей квартире он создал специальный зал для препарирования трупов. Этого мало: в нем зреет потребность эксперимен­тировать над живыми существами. Рвущийся к научной славе естествоиспытатель ловко парирует упреки знако­мых, не симпатизирующих подобным занятиям: «Вы гово­рите, что не любите видеть невинных животных под скальпелем. Мое сердце столь же мягко, как и ваше, и я также не люблю видеть страдания бедных тварей. Но бы­ло бы совершенно невозможно понять тайну изумительных и необъяснимых чудес человеческого тела, если не пытать­ся застигнуть природу в процессе ее работы. Между тем этой цели нельзя достигнуть, не причиняя немного зла, чтобы сделать много добра. Только таким образом можно стать благодетелем человеческого рода...» Благодетель утверждает, что не сделал бы важных открытий, «если бы не резал головы и члены массы животных». И вот «открытия» сделаны. Марат искал душу и нашел ее в коре мозга. Старик Вольтер съязвил: «Лучше было бы сказать, что ее квартира неизвестна, чем утверждать, что она в таком-то углу... Предоставьте этот вопрос милосердному Господу Богу; он заказывал ей ее помещение, но не про­изводил вас в ее квартирмейстеры».

Подобные доводы, разумеется, не останавливают «благодетеля человечества», занявшегося теперь уже меди­циной. Его называли «врачом неизлечимых». «Марат — шарлатан, продающий всякую дрянь как средство, исце­ляющее все болезни», — писали современники. Не случись революции, пришлось бы ему разделить анекдотическую славу составителей «эликсиров жизни и молодости» под предводительством господина Калиостро.

Горькие разочарования и насмешки швыряют Марата за письменный стол. Он, тратя последние деньги и осаж­дая издателей, наскрипел пером около десяти томов в на­дежде «разрушить многие общепринятые воззрения своего времени». Даже терпеливые исследователи признаются, что едва ли в состоянии их перелистать.

Журналы, газеты, издательства были так напуганы од­ним только именем плодовитого автора, что Марат начал хитрить и посылал рукописи анонимно. Однако все было тщетно: он всюду получал по носу. Тот, кто замахивался на титул «благодетеля человечества», по словам французского историка Г.Тэна, «тридцать лет скитался по Европе, прозябал в Париже, всеми освистанный и непризнанный, снедаемый завистью ко всем великим мира сего, постоян­ный кандидат и постоянный неудачник».