Вирджиния Эндрюс - Паутина грез

• Название: Паутина грез
• Автор: Вирджиния Эндрюс
• Издательство: Издательство «Новости»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7020-0986-Х

Приехав на похороны отца, Энни случайно находит дневник своей бабушки Ли. Он раскрывает ей ошеломляющие семейные тайны: о насильнике-отчиме, обесчестившем тринадцатилетнюю Ли, о побеге беременной девочки из дома, о встрече с «добрым рыцарем» Люком и трагической ее смерти…

---

Бабушка только фыркнула.

А мать уже пустилась в описание предстоящих торжеств. Не чувствуя под собой ног, я встала со скамейки и как лунатик поплелась к себе.

Папе я никогда и ничего не скажу. Я не посмею окончательно разбить его сердце. Мне нет дела, что правда, а что ложь. В моем сознании, в моем сердце он навсегда останется папой. Но какова мать! Сколько обмана, целые нагромождения лжи! Все ее душещипательные истории лопались, как пузыри, одна за другой, одна за другой… Моя жизнь рассыпалась в мгновение, подобно карточному домику, моя жизнь, построенная на лжи. Но какова мать, повторяла я про себя, вспоминая ее лицо-маску, лицо мнимой чистоты, слова мнимой искренности: «Помни, Ли, женщина не должна позволять себе никаких вольностей… Обещай, что не забудешь этого никогда». И на этой лжи она строила свой мир.

Я не забуду этого, мама. Мне хотелось закричать так, чтобы стены задрожали и чтобы она услышала меня.

Я НЕ ЗАБУДУ ЭТОГО, МАМА!

Глава 9 Под звуки свадебного марша

Ни намеком я не дала матери понять, что слышала разговор, состоявшийся в кабинете. Но, глядя на нее теперь, я просто видела женщину, очень похожую на маму. Казалось, моя настоящая мать, на которую я всегда мечтала походить, куда-то исчезла, а вместо нее появилась пустая оболочка с мамиными волосами, глазами, кожей, голосом…

Однако мы продолжали тесно общаться, точнее, бесконечно обсуждать подробности предстоящей свадьбы. В эти разговоры была вовлечена даже бабушка Джана. Мама целенаправленно то и дело обращалась к ней с вопросами. Но основную роль в разрешении конфликта с бабушкой мать отдала Фартинггейлу и его королю, Тони Таттертону. Фарти не подвел. Бабка Джана была потрясена его масштабами, его историей, загадками. Еще до свадьбы мы повезли ее туда, и, проезжая ворота, она громко восхищалась и во все глаза смотрела по сторонам, явно удивляясь, что в руках одного человека может быть такое богатство.

Несмотря на суровое отношение к разводу дочери и намерению снова выйти замуж, бабушка поддалась чарам Таттертона. Он принимал ее как королевскую особу. Если бы потребовалось, то прямо на снегу расстелил бы ковер, чтобы ублажить будущую тещу.

Тони водил ее по особняку, подробно рассказывал о своих предках, глядевших с портретов, об истории поместья, о знаменитых фартинггейлских традициях. Почтение Тони к старшему поколению смягчило бабку Джану. Днем, за столом, вокруг нее крутилась стайка лакеев и официантов. Стоило ей взяться за кувшин или потянуться к блюду, как услужливые руки выполняли все ее желания. Мама наблюдала за всем этим с загадочной улыбкой Моны Лизы. Она считала, что настороженность и негодование, владевшие бабушкой с момента приезда, исчезли. А я, глядя, как Тони ласково, предупредительно, искусно обхаживает бабку Джану, начинала понимать, почему этот человек способен завоевать женское сердце, даже если оно принадлежит такой капризной красавице, как моя мама.

— Я знала, что Тони уломает ее, — шепнула она мне, когда мы покидали Фарти… чтобы через день вернуться туда окончательно.

Накануне свадьбы я в последний раз обошла бостонский дом, потом аккуратно собрала все фотографии и любимые сувениры. Я до последнего откладывала отъезд, цепляясь за надежду, что все еще может остаться по-старому… Но теперь моя судьба уже решена.

Чуть свет наш дом превратился в гудящий улей. Мама носилась с этажа на этаж, как пчелка на лугу перелетает с цветка на цветок. Она была так возбуждена, что простейший вопрос, который я задавала, приводил ее в смятение, и она предоставляла все решать мне самой. Завтракать мама отказалась. Я тоже не могла похвастаться аппетитом, но заставила себя поесть. К тому же это был последний завтрак, приготовленный Свенсоном и поданный Кларенсом. То, что мать не пригласила их присутствовать на свадьбе, я поняла, только когда мы начали садиться в лимузин, точно «по расписанию» поданный Майлсом. Кларенс и Свенсон стояли в дверях и грустно смотрели на меня.

— Всего хорошего вам, мисс, — сказал Кларенс. В уголках его глаз поблескивали слезы.

— И не забывайте заглядывать к нам, когда будете на судах вашего отца, мисс! — подхватил Свенсон.

С тяжелым сердцем я попрощалась с ними и заспешила в машину. Мать заметила мои повлажневшие глаза и страдальчески застонала:

— О, Ли, умоляю тебя, оставь свой унылый вид хотя бы в день нашей свадьбы! Что подумают люди?

— Не дергай ребенка! — упрекнула ее бабушка. — Свадьба-то не у нее. И выглядит она так, как ей хочется.

— В этом случае я не намерена тратить силы на то, чтобы поднять ей настроение. Особенно сегодня. У меня и так забот полно, — раздраженно махнула рукой мама, надулась и стала смотреть в окно.

Я никогда раньше не обращала внимания на ее сходство с маленьким капризным ребенком, который непременно требует, чтобы все его желания исполнялись.

Напоследок я снова оглянулась на родной дом. В дверях все еще стояли Кларенс и Свенсон, а мне вспомнились времена, когда я играла, но ушки при этом держала на макушке, и стоило мне услышать у входной двери шаги и голос дворецкого, стремглав неслась вниз. А папа, как бы ни устал с дороги, обязательно улыбался и подхватывал меня на руки, после чего я звонко и весело целовала его в щеку. «Вот как надо встречать морского волка, а, Кларенс!» — всегда со смехом восклицал отец.

Я как сейчас слышу его звучный голос… Дом исчез за поворотом, и у меня появилось саднящее душу ощущение, что детство кончилось.

При въезде в Фартинггейл великолепные ворота по традиции раскрыли свои объятия. Или заглотнули меня? Так или иначе, было в этом что-то ритуальное. Хочу я того или нет, но отныне этот уголок земли становится моим домом…

Все дорожки были насухо вычищены от снега, все дверные ручки, петли, кольца надраены до блеска, и еще с полдюжины человек доводили до совершенства окна и ставни.

Свадебный декор в сочетании с рождественским создавал фантастически праздничный вид. Гирлянды цветных лампочек висели на кустах и невысоких деревьях, ели светились многоцветьем огней, причудливой формы подвесные лампы украшали высокие липы. Всюду были разбросаны нити золотого и серебряного дождя.

Снеговик Троя хотя и осел под солнечными лучами, но стоял на прежнем месте и в честь торжества даже «приоделся» — теперь на нем были шляпа-цилиндр и черная бабочка на шее. Картина эта ужасно меня развеселила, хотя мама ворчливо заметила, что снеговик портит весь вид и лучше бы его разрушить.

— Да что ты, мама, Трой не переживет этого. Он так старался, создавая его.

— Для игр, Ли, должно быть строго отведенное время и место. Тони придется пересмотреть свое отношение к брату. Нельзя бесконечно потакать ему. — И добавила, увидев бабушкин недоуменный взгляд: — Ничего, теперь я здесь и все будет по-другому.

Внутри дома заканчивались последние приготовления. В бальном зале оркестр уже настраивал инструменты, кухня в полном составе возилась у огромных столов с угощением. Шаферы столпились около священника, как перед матчем футболисты вокруг тренера. Мать сразу отправилась в свои апартаменты, где ее ожидал новый личный парикмахер. Постепенно народу в доме становилось все больше, по коридорам сновали женщины, девушки и девочки из невестиной свиты, цветочницы и изнемогающие в ожидании гостей фотографы. У дверей маминых комнат дежурил репортер из великосветского издания, который надеялся взять у счастливицы интервью.

Трой пребывал в полном восторге. То и дело «водил экскурсии» по своей игровой комнате, где были собраны сокровища игрушечных дел мастеров, постоянно раскланивался с нескончаемой чередой тетушек, дядюшек, бабушек и кузин. Мне до сих пор в голову не приходило, что такой громадный особняк может быть настолько запружен людьми. Толпы гостей казались бестолковыми и суетливыми, однако к началу церемонии всё и все обрели свое место.

Я среди множества женщин свиты стояла в верхнем коридоре. У каждой из нас был букет роз. Вдруг в толпе замелькала маленькая фигурка в смокинге и бабочке. Это был Трой. И его сразу отправили вниз, к подножию лестницы, где ему полагалось стоять около священника. Наконец по залу пробежал приглушенный гомон. Раздались первые фортепьянные аккорды. На лицах гостей появилось восторженно-взволнованное выражение… и под звуки свадебного гимна вышла невеста неземной красоты. В викторианского стиля подвенечном платье с кружевами, расшитыми жемчугом, выплывала на свет будущая миссис Таттертон. Тончайшая вуаль не скрывала ее торжествующей улыбки. Однако, поравнявшись со мной, мама незаметно сжала мою руку и, «не снимая» улыбки, молвила:

— Пожелай мне удачи…

У меня так билось сердце, так стучала в висках кровь, что я боялась упасть в обморок. Я понимала, что должна сейчас сказать маме теплые слова, но в горле стоял соленый ком. Зачем она говорит об удаче? Какое это имеет отношение к любви и к счастливому браку? И что такое случайная беременность — невезение, глупость, трагедия? Чем были для матери знакомство и скоропалительный брак с отцом — тоже невезением? Может быть, неожиданный первый визит в Фартинггейл стал для нее улыбкой Фортуны? А знакомство с Таттертоном — наградой? Или наказанием? Но для моего отца все наоборот… Где-то он сейчас… Возможно, на пути во Флориду. Стоит, наверное, на капитанском мостике, смотрит в открытое море и думает о том, что происходит в эти минуты в Фарти… Думает ли он обо мне?