Дайзетцу Судзуки - Дзен-буддизм и психоанализ

• Название: Дзен-буддизм и психоанализ
• Автор: Дайзетцу Судзуки
• Издательство: Весь Мир
• Жанр: Философия
• Год: 2007
• ISBN: 5-7777-0023-3

Дзен-буддизм возник на Востоке, психоанализ — на Западе. На первый взгляд, между двумя диаметрально-противоположными системами, порожденными различными цивилизациями, не может быть ничего общего. Однако начиная с 30-х годов нашего столетия последователи психоанализа все чаще и чаще обращают свои взоры к дзен-буддизму, а к концу 50-х многие становятся его увлеченными сторонниками. Это произошло, вероятно, потому, что в центре внимания обеих систем — Человек; в одном случае его психическое, а в другом — духовное здоровье. Точки соприкосновения дзен-буддизма и психоанализа очевидны, о чем свидетельствует эта книга. Своим появлением она обязана симпозиуму, посвященному проблемам взаимоотношений дзен-буддизма и психоанализа, который был проведен в Автономном национальном университете в г. Мехико.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Индивид не может позволить себе мыслей и чувств, которые несовместимы с образцами его культуры, а потому он склонен их подавлять. Говоря формально, то, что окажется бессознательным, а что сознательным (помимо индивидуальных, обусловленных семьей элементов и влияния человеческой совести), зависит от структуры общества и образцов мышления и чувствования. Невозможны никакие обобщения относительно содержания бессознательного. Одно утверждение мы можем сделать: содержание бессознательного всегда представляет целостного человека, со всеми его потенциальными устремлениями к свету и тьме. Оно всегда содержит в себе основание для различных ответов, которые человек способен дать на экзистенциальный вопрос. В предельном случае наиболее регрессивных культур, возвращающих человека к животному существованию, в сознании будут преобладать соответствующие ему желания, тогда как всякое стремление подняться выше этого уровня будет подавляться. В культуре, которая перешла от регрессивных целей к духовно-прогрессивным, представляющие тьму силы бессознательны. Но в любой культуре индивид наделен всем спектром потенций: в нем жив древний человек, хищник, каннибал, идолопоклонник, но он также обладает способностью любить, быть разумным и справедливым. Содержание бессознательного поэтому не является добрым или злым, рациональным или иррациональным — и то и другое присутствует в нем одновременно, в нем живо все человеческое. Бессознательное — это целостный человек, за исключением той его части, что соответствует обществу, в котором он живет. Сознание представляет общественного человека, вторичные ограничения, обусловленные исторической ситуацией, в которую он заброшен. Бессознательное — универсального человека, целостного человека, укорененного в Космосе. Оно содержит в себе и растение, и животное, и дух; представляет и давнее прошлое, зарю человеческого существования, и будущее — тот день, когда человек станет полностью человечным, когда вся природа будет гуманизирована, а человек «натурализован».

Что в соответствии с нашим определением сознания и бессознательного значит сделать бессознательное сознательным, осуществить де-репрессию?

У Фрейда функция такого осознания бессознательного была ограниченной, прежде всего потому, что бессознательное считалось состоящим в основном из подавленных инстинктивных влечений, несовместимых с цивилизованной жизнью. Он имел дело с такими единичными инстинктивными желаниями, как инцестуозные импульсы, боязнь кастрации, зависть к пенису и т. д. По его предположению, эти импульсы подавлялись на протяжении индивидуальной истории отдельной личности, и осознание подавленного побуждения должно было вести к господству над ним победоносного Я. Но стоит нам освободиться от ограниченности фрейдовской концепции бессознательного и занять иную позицию, о которой я говорил выше, как тут же цель Фрейда — трансформация бессознательного в сознательное (Оно в Я) — приобретает более широкое и глубокое значение. Осознание бессознательного превращает отвлеченную идею универсальности человека в живой опыт такой универсальности; это — практическая реализация гуманизма.

Фрейд ясно видел, как репрессия проникает в восприятие личностью реальности, как снятие репрессии ведет к переоценке реальности. Он именовал искажающее воздействие бессознательных стремлений «переносом». Г. С. Салливан позже назвал тот же феномен «паратаксическим искажением». Фрейд обнаружил — первоначально это проявилось в отношении пациента к аналитику, — что пациент видит аналитика не таким, каков он есть, но проецирует на него свои (пациента) ожидания, желания и тревоги, сформированные детским опытом общения со значимыми для него личностями. Только соприкоснувшись со своим бессознательным, пациент может преодолеть порожденные им самим искажения и увидеть аналитика — так же как и своего отца и свою мать, — таким, как он есть на самом деле.

Фрейд открыл тот факт, что мы воспринимаем реальность в искаженном свете. Мы полагаем, будто видим другую личность такой, как она есть, а на самом деле видим нашу проекцию образа этой личности — и не осознаем этого. Фрейд заметил не только искажение, обусловленное переносом, но и многие другие искажающие воздействия подавления, Поскольку индивиду неизвестны побуждающие мотивы его поведения, он — вопреки своему сознательному мышлению, представляющему требования социальной реальности, — может проецировать на другого человека собственные бессознательные стремления. Поэтому он не видит этих стремлений у себя, зато с негодованием находит их у другого («проекция»). Либо он изобретает рациональные обоснования тем импульсам, которые имеют совсем не рациональный источник. Эти рассуждения, выступающие в качестве псевдообъяснений для подлинных, бессознательных мотивов, Фрейд называл рационолиэсщцями. Независимо от того, имеем ли мы дело с переносом, проекцией или рационализацией, большая часть осознаваемого человеком носит фиктивный характер, тогда как подавленное им (то есть бессознательное) — реальный.

Принимая во внимание описанное выше влияние общества, сводящее на нет реальность, а также то, что было сказано о более широком понятии бессознательного, мы подходим к новому пониманию отношения сознание — бессознательное. Думая, что он бодрствует, средний человек на деле наполовину спит. Под этим «наполовину спит» я подразумеваю то, что его контакт с реальностью является избирательным: большая часть того, что он считает реальностью (внешней или внутренней), представляет собой набор фикций и умственных конструкций. Он осознает реальность ровно настолько, насколько это необходимо для его социального функционирования, своих собратьев — пока есть нужда в кооперации. Он осознает материальную и общественную реальность по мере своей нужды в том, чтобы откликаться на нее и ею манипулировать. Он отдает себе отчет в реальности настолько, насколько это требует цель выживания. (В состоянии сна внешняя реальность не осознается, но ее восприятие тут же вновь появляется, если в том есть нужда; в случае безумия полного сознания внешней реальности нет и оно не возникает даже при самой настоятельной потребности.) Сознание взрослого человека по большей части является «ложным сознанием», состоящим из фикций и иллюзий; реальность не осознается. Поэтому мы различаем актуальное и потенциальное сознание личности. Актуально осознаются в основном фикции; потенциально может возникнуть осознание тех реальностей, которые лежат за фикциями.

Из этих предпосылок следует, что в бессознательном можно отметить еще один аспект. Поскольку сознание представляет лишь незначительную часть социально сформированного опыта, а бессознательное выражает (в подавленном состоянии) богатство и глубину универсального человека, постольку Я как вторичная, социальная личность отделено от Я как целостной человеческой личности. Я чужд самому себе, и всякий другой, посторонний мне человек. Я оторван от широкой области человеческого опыта, я остаюсь фрагментом человека, калекой, ощущающим лишь малую часть того, что реально во мне и что реально в других.

До сих пор мы говорили только об искажающей функции репрессии. Другой стороной последней, которая ведет не к искажению, но к тому, что опыт делается нереальным, является интеллектуализация, церебрация. Я полагаю, будто нечто вижу, но вижу только слова; полагаю, что чувствую, но на деле я только мыслю чувства. Интеллектуализирующая, церебральная личность — это личность отчужденная, живущая в платоновской аллегорической пещере: она видит только тени и путает их с непосредственной реальностью.

Процесс церебрации связан с неопределенностью языка. Стоит мне выразить нечто в слове, как уже происходит отчуждение — полнота опыта заменяется словом. Полный опыт актуально существует лишь в момент выражения его в языке. В современной культуре церебрация получила большее распространение, чем в любое другое историческое время. Уже в силу растущей роли интеллектуального познания, достижений науки и техники, роста грамотности и образованности слова все больше заменяют собой опыт. Но индивид не отдает себе в этом отчета. Он полагает, будто видит, чувствует, но на деле у него нет иного опыта, кроме памяти и мышления. Когда человек думает, что он улавливает реальность, она улавливается лишь его церебральным Я. тогда как целостный человек с его глазами, руками, сердцем, желудком — он ничего не улавливает. Он даже не участвует в опыте, который считает своим.

Что же происходит в процессе превращения бессознательного в сознательное? Перед тем как ответить на этот вопрос, следует сформулировать его иначе. Не существует таких вещей, как «сознательное» и «бессознательное». Имеются уровни осознания и не-осознания. Вопрос тогда будет звучать так: что происходит, когда я осознаю ранее не осознаваемое? Общий ответ на него таков: каждый шаг этого процесса направлен к пониманию фиктивного, нереального характера нашего «нормального» сознания. Осознать нечто бессознательное, расширить тем самым сознание — значит войти в соприкосновение (интеллектуально и аффективно) с реальностью, с истиной. Расширение сознания означает пробуждение, снятие завесы, выход из пещеры, привнесение света во тьму.