Сергей Павлюченков - Военный коммунизм в России: власть и массы

• Название: Военный коммунизм в России: власть и массы
• Автор: Сергей Павлюченков
• Издательство: Русское книгоиздательское товарищество — История
• Жанр: История
• Год: 1997
• ISBN: 5-86554-058-0

В книге исследуются концептуальные вопросы социально-политической истории России 1917–1921 годов. Автор делает попытку осмыслить феномен военного коммунизма в контексте всей российской истории. Работа насыщена новыми историческими сюжетами, построенными на неизвестных архивных материалах, которые дают возможность оживить потускневшие современные представления о выдающемся революционном периоде.

---

Вне сомнений, что изначально политика военного коммунизма, несмотря на ее издержки, была продиктована необходимостью. Но, как считал великий диалектик Гете, рано или поздно любое благо превращается во зло, и для истории всегда было одной из самых сложных проблем определение момента подобного превращения. То есть решение вечного вопроса о границах разумного применительно к конкретному историческому этапу. Вопрос этот умозрительный и поэтому трудноразрешимый, ибо у историка нет необходимых божественных свойств доказать свою правоту экспериментально на практике. Остается лишь выбирать верные критерии и ссылаться на неопровержимые факты. На наш взгляд, многочисленные спонтанные выступления за пересмотр политики военного коммунизма, имевшие место не только в обществе, но и в советском руководстве, в конце 1919 — начале 1920 года и все последующие события года свидетельствуют о том, что «безумством мудрость стала, злом — благое» именно тогда, в течение мирной передышки, когда, по известному выражению большевистского историка М. Н. Покровского, экономика «должна была плясать под дудку политики». Вообще-то российская экономика стала приплясывать под эту дудку с самого Октября 1917-го и к весне 1920 года, когда от нее потребовали пойти вприсядку, уже успела заметно обессилеть.

Несмотря на то, что к этому времени государству удалось в значительной степени сконцентрировать материальные ресурсы и добиться от крестьян хлеба по разверстке, для многих работников, связанных с хозяйственными проблемами, была очевидна чрезвычайность принудительных мер, которые подрывали социально-экономическую базу государства. Прозорливец и теоретик Осинский спрашивал тогда в частной записке у Ленина, не кажется ли ему, что пролетарская государственная власть представляет собой не более чем какое-то «промежуточное звено», ибо ее социальная база «кажется слишком узкой» и «не опасно ли сводить себя на положение такого звена?».

«Очень трудно себе представить, что из этого бывает (т. е. как скоро мы от этого можем слететь). Показать это может только опыт, но пробовать немножко боязно»[172].

Боязно было не только Осинскому, но и многим другим в советском руководстве, поэтому мирная передышка была отмечена неоднократными попытками в верхах приступить к кардинальному пересмотру военно-коммунистической политики в экономике. После VII съезда Советов Президиум ВЦИК немного ожил и попробовал развернуть деятельность по превращению себя в настоящий рабочий аппарат и реальный орган власти. В конце декабря он учредил несколько важных комиссий по экономической политике и тем самым немедленно вступил в противоречие с ЦК партии, который свято хранил свою монополию на подобного рода мероприятия. 17 января 1920 года Политбюро ЦК предложило Президиуму ВЦИК распустить комиссию по разработке основ хозяйственной политики и впредь не назначать подобных комиссий самостоятельно.

Подавляющее большинство ВЦИКа состояло из коммунистов, поэтому в работе его февральской сессии, на которой Президиуму все же удалось внести в повестку ряд важнейших вопросов, включая вопрос о продовольственной политике, сыграло исключительную роль положение нового партийного устава о статусе комфракций во внепартийных учреждениях. Фракции были поставлены под полный контроль партийных комитетов и действовали в духе партийной дисциплины. На сессии прения происходили не на пленарных заседаниях, а на фракции под контролем ЦК. Тем самым роль высшего органа Советской власти была сведена к формальным процедурам. Курс VII съезда Советов на оживление органов Советской власти не состоялся.

В начале 1920 года волна критического отношения к экономической политике ЦК и Совнаркома захватила также и руководство ВСНХ. В первых числах января председатель Президиума ВСНХ Рыков предоставил возможность члену Президиума Ю. Ларину, имевшему прочную и заслуженную репутацию противника продовольственной диктатуры, в полной мере развернуть свои способности. Ларин возглавил группу работников ВСНХ, которая подготовила проект перехода от продразверстки к «комбинированной» системе, предполагавшей наряду с сохранением принудительного отчуждения части продуктов у крестьян широкое использование товарообмена по рыночным эквивалентам. Тем самым, в менее развитой форме, предвосхитив первоначальную формулу НЭПа, данную через год на X съезде РКП (б).

Несмотря на резко отрицательную реакцию Политбюро и в частности Ленина, потребовавшего от Рыкова «укоротить Ларина»[173], Ларин внес соответствующую резолюцию на III съезд Совнархозов, состоявшийся в конце января. Съезд единогласно принял предложенную резолюцию, но вследствие позиции ЦК партии она абсолютно не получила никакого отражения на практике и даже не была разрешена к опубликованию. Самого Ларина вывели из состава Президиума ВСНХ.

Наряду с течениями, подмывающими и подрывающими устои военного коммунизма, с самого начала мирной передышки период постепенного вызревания и укрепления переживала идея, которая без труда завоевала официальное признание. Эта идея последовательно развивала политику военного коммунизма, воплотившись в план проведения всеобщей милитаризированной трудовой повинности, который должен был надстроить над политикой принудительного изъятия продуктов у крестьян систему принудительного труда в промышленности. По докладу Рыкова на февральской сессии ВЦИК, к началу 1920 года насчитывалось уже около 4000 национализированных предприятий, тогда как год назад было только 1000. Национализированные предприятия представляли собой опорную базу для проведения системы милитаризации промышленного труда.

Во главе всего дела стал Троцкий. На той же сессии ВЦИК он объявил свое кредо:

«Всякие разговоры о свободном труде мы разбиваем и разрушаем, как пережиток буржуазного строя, основанные на лживых предрассудках и на всемерной лжи. Мы не знаем свободного труда… мы представляем собой государство, которое является и считает себя несвободным по отношению ко всем гражданам, но оно в свою очередь не предоставляет свободы этим гражданам»[174].

Троцкий не был эксклюзивным творцом идеи милитаризации труда и создания трудовых армий, архивы свидетельствуют, что подобные аракчеевские проекты в то время стихийно и густо появились из глубин военно-коммунистического сознания воодушевленных обладателей кожаных комиссарских тужурок. Но именно ему было поручено возглавить специальную комиссию, которая принялась разрабатывать стратегию военного штурма мирного строительства. К середине января эта линия получила свое оформление и начала непосредственно влиять на экономическую политику как признанный ЦК РКП (б) курс.

Однако на очередном этапе решительный настрой Троцкого дал сбой. Многие исследователи совершенно справедливо подчеркивают крайнюю неоднозначность и противоречивость его фигуры. Троцкий-военный и Троцкий — апологет мировой революции в начале мирной передышки разрабатывает политику применения диктаторских и военных методов приступа к социалистическому строительству, но когда Троцкий-хозяйственник в это же время в качестве председателя I Трудовой армии сталкивается с конкретными экономическими проблемами, он (по его словам) приходит к выводу о необходимости отказаться от военного коммунизма и «во что бы то ни стало ввести элемент личной заинтересованности, т. е. восстановить в той или другой степени внутренний рынок»[175].

Конечно, сомнительно, чтобы весной 1920 года Троцкий мог вот так свободно рассуждать о судьбе военного коммунизма и о необходимости рынка, тем не менее несомненно то, что в записке о сельскохозяйственной политике, направленной в ЦК 20 марта, он действительно предложил перейти от разверстки к налоговой системе и индивидуальному товарообмену в хлебородных регионах страны. Но и в этом случае Ленин вновь подтвердил себя категорическим противником преобразований, и большинством голосов в ЦК предложения Троцкого, обвиненного притом во «фритредерстве», были отвергнуты.

В этот период настроение большинства партийного руководства, еще переживавшего эйфорию от победы над белой контрреволюцией, было очень далеко от помыслов об «уступках» кому бы то ни было. Наоборот, это настроение от низшей отметки начала осени 1919 года, от забот по заготовке нелегальных паспортов и конспиративных квартир, к весне 20-го года воспарило столь высоко, что не было никакого удержу от похвальбы в том духе, что-де наша, большевистская революция отличается от всех прежних революций тем, что в ней нет утопизма. Массы еще разговаривали, а не предъявляли ультиматумы, поэтому потребность в изменении политики носила во многом умозрительный характер и нуждалась в государственной мудрости. Однако уверенность в собственных силах и переоценка возможностей военно-коммунистической системы оказались настолько сильны, что еще почти на целый год притупили у большинства ЦК большевиков восприятие реальности, и ведущую роль здесь сыграл, конечно, сам Ленин. Да и для Троцкого потребность перехода к новой экономической политике также оказалась недостаточно осознанной, поэтому он легко отступил от своих предложений и стал последовательным приверженцем государственного принуждения вплоть до 1921 года.