Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

• Название: Следы в сердце и в памяти
• Автор: Рефат Аппазов
• Издательство: Доля
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

Рефат Фазылович Аппазов - один из немногих крымских татар, кого в минимальной степени коснулась трагедия депортации крымскотатарского народа. Ему посчастливилось работать рядом с легендарным главным конструктором С.П.Королёвым и быть соучастником многих выдающихся событий в области ракетно-космической техники. В конце 1980-х годов Аппазов активно включился в движение по восстановлению прав своего народа, был одним из инициаторов созыва ІІ-го Курултая крымскотатарского народа, членом президиума Меджлиса крымскотатарского народа. Книга, повествующая о некоторых значительных событиях его жизни, об интересных наблюдениях автора, написана образным и живым языком. Трагические страницы сменяются ироническими с изрядной долей юмора, оставляя место историко-политическим оценкам и даже философским рассуждениям.

---

Уходя из Тюрингии, американцы приглашали желающих, и особенно специалистов, представляющих какую-то ценность, перебраться в американскую зону. Отец Ренаты и уехал тогда в Баварию, чтобы устроиться там и затем забрать Ренату с гувернанткой. "Устроиться он устроился, и неплохо, - рассказывала фрау Эльза, - но вот перевезти туда дочь уже оказалось невозможным".

Мне, человеку знакомому со многими "прелестями" советского режима, можно было не удивляться этому, но все же я не удержался от дурацкого вопроса:

- Когда же он сможет вас забрать к себе?

Старая и молодая немка посмотрели друг на друга, улыбнулись и предположили:

- Герр Ри'фат, это вам наверное известно лучше, чем нам.

Ответить мне было нечем, и я предпочел продолжить свои вопросы.

- Отец тоже жил с вами в этой квартире?

Они опять улыбнулись друг другу.

- Нет, конечно, это ведь не наш дом, а дом служащего, который работал у моего отца, - ответила Рената, - мы у него снимаем нижний этаж, а он с двумя детьми и женой живёт на втором.

- Где же вы раньше жили?

- Там, где теперь штаб.

"Ничего себе", - подумал я, представив себе это двухэтажное здание, в котором мне доводилось бывать время от времени.

- Это же очень большой дом, - удивился я, - там не менее двадцати комнат. Зачем вам столько или вы часть комнат сдавали?

- Вы правы, в последние годы у нас, действительно, было несколько свободных комнат, но когда все сёстры жили вместе, нам даже не хватало комнат. Сами посудите, одних спален нам надо было десять. А ещё столовая, кухня, кабинет отца, библиотека, одна комната для уроков - учебная, одна - для шитья и вышивания, одна - самая большая - для музыки и танцев, прачечная, мастерская, комната для игрушек и кукол; двух ванных комнат было для нас мало и, извините, по утрам приходилось становиться в очередь. Только когда несколько сестёр вышли замуж, стало свободнее.

Мне очень интересно было представить себе, как жило это большое семейство, да ещё без хозяйки, без матери.

- Кто же у вас убирал, стирал, готовил? У вас был повар, домработница или какие-то другие работники?

- Когда дети были маленькие, была ещё одна гувернантка, а больше никаких работников у нас не было. Готовили, стирали и убирали старшие девочки, готовила и Эльзхен, и папа, и все мы тоже научились работать на кухне.

Переждав немного, Рената добавила:

- Мы и в саду всю работу делали сами, собирали ягоды, консервировали. Только вот теперь у нас нет ни дома, ни этого сада, - с сожалением закончила она свои пояснения.

Эти признания полностью опровергали мои представления о жизни таких высокотитулованных особ, как бароны и им подобные. Не успел я осмыслить всё сказанное, как Рената сама обратилась ко мне с вопросом:

- Герр Ри'фат, а сколько комнат у вас, в вашем доме, в вашей квартире?

Тут, правда она употребила слово "вонунг", то есть жилище.

Я чуть подрастерялся, но тут же нашёлся:

- Я жил в общежитии как студент, и своей квартиры у меня не было.

Надо сказать, что за несколько дней до этого разговора я им рассказывал, что у меня есть дочка и показывал фотографии жены и дочери. Сначала они не поняли смысла слова "общежитие", а когда поняли, у них возник новый вопрос:

- И они тоже жили с вами в общежитии?

Пришлось пояснить, что мне, как семейному студенту, предоставили в общежитии отдельную комнату до окончания института, а затем я вынужден был отправить жену с дочкой к своей тёще, в другой город. Когда вернусь из Германии, у меня уже будет своя квартира, но я её пока не видел. А сам подумал, что надо было как-то ловко соврать, чтобы уйти вообще от этого разговора. Но, как любит говорить один из моих друзей: "Хорошая мысля приходит опосля!"

В другой раз фрау Эльза и Рената заинтересовались моим именем. Они говорили, что, по их представлениям, у русских и вообще у славян такого имени нет.

- Может быть, вы иудей? - решились они спросить.

- Нет, - ответил я, - не иудей, хотя некоторое внешнее сходство с иудеями, пожалуй, имеется. Я татарин, точнее - крымский татарин, если вы вообще слышали о таком народе.

Мое признание вызвало у них такой же большой интерес, как если бы я сказал, что я краснокожий индеец или эскимос. Конечно, они знали кое-что о татарах, но совсем себе не представляли татарина в таком цивилизованном облике. Их заинтересовала наша религия, обычаи и обряды, история, язык, культура и многое другое. Когда разговор коснулся моих родителей, братьев и сестёр, я сказал, что они живут в Крыму, откуда я и сам приехал в Москву, чтобы получить инженерное образование. Где находится Крым, они приблизительно представляли себе. Я очень боялся, что они знают о "великом переселении народов", учиненном нашим "мудрым вождём", но, к счастью, об этом им ничего не было известно.

- Ваша жена тоже татарка? - спросила фрау Эльза.

- Нет, - отвечал я, - она русская, вернее, считает себя русской, хотя в ней течёт и украинская, и польская кровь.

- Вы ведь магометанин, - продолжала любопытствовать фрау Эльза, - разве ваша религия позволяет вам жениться на женщине другого вероисповедания? Или она приняла вашу религию? Где же и как вы бракосочетались - в церкви или в мечети?

Рената все это очень внимательно слушала, не подключаясь к нашему разговору, а только помогала переводить. Видимо, в этой сфере она считала себя недостаточно компетентной. Я лихо парировал этот её вопрос, почувствовав себя на должной высоте:

- То, о чем вы говорите, фрау Эльза, для нас уже давно не имеет никакого значения. Мы атеисты и свободны от всяких религиозных предрассудков. Мы с женой нигде не венчались, а зарегистрировались в ЗАГСе, то есть в государственном учреждении, где регистрируют и рождение, и смерть, и брак, и развод.

Она удивленно покачала головой, чуть помолчала и задала ещё один вопрос, как бы не совсем поверив в мои слова:

- И вы никогда не молитесь Богу, герр Ри'фат?

- Конечно, нет, фрау Эльза! Ну, где же он, этот бог, кто его видел? И разве кому-то удалось доказать, что он существует? Неужели вы сами верите в его существование?

Наша непринуждённая беседа уже переходила в идеологическую дискуссию, и мы оба это поняли вовремя. Фрау Эльза только сказала:

- Это дело совести каждого, герр Ри'фат. Мы, например, с Ренатой каждое воскресенье ходим в кирху.

- Разумеется, - ответил я примирительно, - никто не заставляет другого верить или не верить. Каждый поступает, как он считает нужным, - и все же добавил: - У нас в СССР, откровенно говоря, верующих очень мало, почти все церкви и мечети давно уже закрыты.

На этом, собственно, и закончился этот очень своеобразный разговор, смысл которого я постарался передать как можно точнее с учётом того, что каждый из нас ежесекундно заглядывал в словари, прибегал к помощи Ренаты или жестов и мимики. Он хорошо врезался в память, потому что других подобных бесед в моей жизни почти не было.

С тех пор прошло много-много лет. И каждый раз, когда я вспоминаю этот разговор, мне становится очень стыдно за себя, хочется найти фрау Эльзу и Ренату и извиниться перед ними. Нет, я не стал за эти годы очень примерным верующим, но мои взгляды и, особенно, внутреннее состояние претерпели сильные изменения. Есть ли Бог? Я убежден, что Бога как телесного существа, конечно же, нет. Но Бог - это нечто, связанное с нашим разумом, с нашей совестью, с духовным миром каждого из нас. Бог - это то, с кем наедине советуешься, перед кем каешься в грехах своих, у кого просишь помощи в трудную минуту жизни, кого благодаришь за успех и удачу, кому вверяешь свои сокровенные мысли и желания. Тот, у кого в душе нет Бога, способен на отвратительные поступки, он лишён человеколюбия, ему не доступны высокие чувства любви и сострадания, он жалок и ничтожен как человек. Вера в Бога, с моей точки зрения, вовсе не связана с обязательным еженедельным посещением мечети, пятикратным намазом в течение дня и с совершением целого ряда других ритуальных обязанностей. Каждый волен себе выбирать те из них, которые ему доступны с учётом окружающей обстановки. Очень важно, чтобы человек выполнял те или другие обряды и установления не ради своей личной выгоды (иначе ему будет плохо, Бог покарает!), а по велению души. Самое трудное в жизни каждого человека или почти каждого - самоограничение, ему труднее всего бороться с самим собой. Если он осознает границу между "хочу" и "нужно", "можно" и "нельзя" и способен заставить себя придерживаться разумных границ, не ущемляющих интересов окружающих, значит он живет по совести, ему не чуждо духовное начало. Мы можем сказать, что ему Бог покровительствует, независимо от того, каковы его личные отношения с Богом. В противном случае, я его причисляю к безбожникам, даже если он носит крест, ходит в церковь, бьёт поклоны и крестится перед всем миром или посещает мечеть и делает пожертвования (садакъа).