Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2006)

• Название: Новый Мир ( № 10 2006)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Горалик и Львовский усиливают разговорную интонацию, используя приемы, подчеркивающие непосредственность присутствия читателя при некоем разговоре, реплики которого обращены прямо к нему, моделируя задушевность:

“Говорит — хуйня, говорит — ля-ля-тополя, говорит — да мы их съедим и высрем, не бойся, милая, это моя земля, здесь никто не скажет тебе, куда повернуть руля. Говорит — не бойся, милая, я не приду сегодня, спокойно спи, я тут видел зайчика, вошку, мертвую девочку, живого мальчика, и теперь у меня в груди нарывает слезами ком, я, пожалуй, сегодня полежу в постели, отопьюсь чайком” (Линор Горалик).

Это монологи на пределе, психологический триллер. Почти масскульт, игра в него, рассчитанная на неограниченное доверие читателя.

В поэзии “двадцатилетних” — поколения, сформировавшегося вокруг премии “Дебют”, — это все превращается в стиль, который дан как бы непосредственно, просто в качестве формы неподдельного, искреннего самовыражения. Добавим — спонтанного самовыражения.

люди ОДНИ И ТЕ ЖЕ

просто я говорю о них разными словами

т.: есть рассказ львовского я тебе распечатаю

про то, что получится, можно, если очень хотеть

м.: у тебя будет любовь прекрасная и чистая

одна на миллион посмотри на себя в зеркало

такая девочка не пропадет

т.: у меня уже есть такая любовь

мне бы чего попроще

водка какая вкусная

м.: мне не хочется

(Татьяна Мосеева)

В месте, где голова начинает кружиться

от невидимого вращения, —

мир кажется неподвижным,

но с головокружением ничего, ну

ничего невозможно поделать,

там, где тонкие юноши с голубыми руками

гладят друг друга и не боятся,

где спортивные девушки — сережка одна,

обтягивающая футболка, старые джинсы,

целуют друг друга и не озираются по сторонам —

там я чувствую себя чужим, ибо

не умею танцевать...

(Анастасия Афанасьева)

Эти тексты создают ощущение, что между ними и автором нет условности, препятствующей самовыражению, нет никакого опосредования. Слова приходят в эти стихи как бы подчеркнуто не нагруженными предыдущими употреблениями. “Двадцатилетние”, конечно, тоже учились в школе, как и те, кто на десять лет старше. Но их школьные годы пришлись на вторую половину 80-х — 90-е, время, когда литературный канон начал распадаться. Само чтение стало необязательным. Музыка, видео влияли гораздо сильнее. “Тридцатилетние” прилагали усилие, чтобы написать “не так”, написать “как нельзя”, а “двадцатилетние” — без нажима пишут так, как хотят, потому что литературные образцы если и существуют, то где-то на периферии их сознания. Это, пожалуй, первый прецедент поэзии “без контекста”. Она продвигается от картинки к картинке, от ощущения к ощущению — как видеоклип. Современное раздробленное и одновременно пластичное бытие, нашедшее, кажется, адекватный жанр для своего выражения. Поэзия как продолжение эсэмэски, записи в “Живом журнале”, разговора по телефону. Поэзия, в которой сами формы иносказания трансформировались, потому что все в ней происходит как бы в одной плоскости, где реальное и виртуальное, слово и вещь безнадежно смешались: что ни скажешь, во все поверят.

иллюзия — шарик. надул? — отпускай.

подставляй им другое сердце.

время — из сахарного песка;

в каждом эспрессо — бергсон.

(Михаил Котов)

Пока еще пространство, где эта поэзия рождается и существует, — почти воплощенная утопия. Но, кажется, в пробирке “Дебюта”, в реторте “Вавилона” выработалось нечто воспроизводимое. Новый стиль. Думаю, как к нему ни относись, за ним — будущее. А что до того, что некоторым приход нового поколения кажется “атакой клонов”, — так это новая раса. Просто мы еще не до конца научились различать ее представителей.

 

1 Имеются в виду авторы, которые недавно попытались выступить под поколенческим флагом: Ольга (Полина) Иванова, Юлия Скородумова, Виталий Пуханов, Ольга Сульчинская и некоторые другие.

2 История критической рецепции молодой поэзии, розыск первых журнальных упоминаний о ней — сюжет, ожидающий своего исследователя.

3 В 2002 году в издательстве “МК-Периодика” вышли две книги: “Поэты-метареалисты: Александр Еременко, Иван Жданов, Алексей Парщиков” и “Поэты-концептуалисты. Избранное. Дмитрий Александрович Пригов, Лев Рубинштейн, Тимур Кибиров”. Выход этих книг можно считать “официальным” признанием поэтами соответствующих определений.

4 См., например: “L-критика (Литературная критика)”. Ежегодник Академии русской современной словесности. Вып. 2. М., АРСС; ОГИ, 2001. Это издание, специально посвященное поэзии, дает наглядное представление об отношении “толстожурнальной критики” к молодому поэтическому поколению.

5 Что сильно отличало массовую кинопродукцию “позднего стиля” от сегодняшних телесериалов, где отсутствует условный язык и речь всякий раз идет о единичных, хотя и возводимых к архетипическим, ситуациях.

6 Машевский Алексей. Последний советский поэт. — “Новый мир”, 2001, № 12; а также см.: Шайтанов Игорь. Борис Рыжий: последний советский поэт? — “Арион”, 2005, № 3.

7 Курсив мой. — Е. В.

8 Тексты Идлис стремятся к предельности, легко превращая метафизику в физиологию и наоборот. Так проявляется метафизика живого голоса, прямого высказывания (см. ниже).

9 Речь идет прежде всего о знаменитых “Пиитере” <http://www.piiter.ru> и “Рукомосе” <http://www.rukomos.ru> и издаваемом сетевыми поэтами “Каталоге новой буржуазной поэзии”.

10 Каневский Геннадий, “Анне Гершаник” <http://gondola.zamok.net/127/127ratier.html#7>.

11 Разумеется, текст Ирины Шостаковской — лишь единичный пример того, как действует данная стратегия. У каждого из условно “вавилонских” авторов она будет “использоваться” очень индивидуально.

Брат краткости

Обатнин Геннадий Владимирович — литературовед, филолог. Родился в 1966 году. Окончил Тартуский университет и докторантуру в Университете Хельсинки. Автор книги “Иванов-мистик (Оккультные мотивы в поэзии и прозе Вячеслава Иванова, 1907 — 1919)” (М., 2000) и многочисленных публикаций, посвященных русской литературе и поэзии. В “Новом мире” публикуется впервые.

 

Книга Николая Кононова “Поля”1 дала пример очень редких в русской поэзии одностопных размеров. Стихи этой книги возникли как бы на пересечении уже существующей в русской поэзии традиции кратких размеров и поэтической эволюции Николая Кононова, писавшего очень длинными строками, но качнувшегося в другую крайность. Одностопные размеры интересны и сами по себе, но в данном случае проследить их использование любопытно вдвойне.

Название книги намеренно двусмысленно: наверное, имеются в виду поля книги или рукописи, это — маргиналии, глоссы, а не какие иные поля — ни “Магнитные поля” Ф. Супо — А. Бретона, ни “Поля в городе” Г. Айги. Столь же двоится впечатление от этих стихов, написанных рифмованными двусложными строками, или, говоря по старинке, чаще всего состоящих из одной стопы, либо ямбической, либо хореической. Ясно, что в таком тексте строка (стих) является зачастую и рифмующимся словом. Поскольку пропуски ударений невозможны, метр здесь совпадает с ритмом, то есть главное богатство русских двусложных размеров — ритмические вариации — отсутствует. Раз нет ритма внутри строки, стихи оказываются на грани силлабо-тонической системы: основное напряжение создается между синтаксисом и стихом, что особенно заметно в силлабике2. Это означает, кстати, что стих отличается от прозы, по сути, только одним непреходящим признаком — принудительной “нарезкой” синтагм на строки. У Кононова строка практически всегда рубит синтагму, видимо, потому, что законченные конструкции из одного слова, вроде назывных предложений или однократного междометия, возможны, но однообразны, и, к слову сказать, автор пользуется только второй из этих возможностей. Это заставляет читателя все время упираться почти в каждое слово. Поскольку некоторые из них еще и отзываются дальше в рифме, ему становится совсем тяжело. Пропорционально растет и тяжесть резко выделенного слова. Не только местоимение в падежной форме “им”, но даже частица “бы” начинает жить полной, почти полнозначной, а не служебной жизнью: