Соломон Волков - Страсти по Чайковскому. Разговоры с Джорджем Баланчиным

• Название: Страсти по Чайковскому. Разговоры с Джорджем Баланчиным
• Автор: Соломон Волков
• Издательство: Независимая Газета
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-86712-092-9

Страсти по Чайковскому» — еще одно произведение в жанре «разговоров» Соломона Волкова, известного музыковеда и культуролога. Русским читателям уже знакомы его «Диалоги с Иосифом Бродским» и «История культуры Санкт-Петербурга». В «Страстях по Чайковскому», впервые выходящих на русском языке, дан необычный портрет Чайковского сквозь призму восприятия великого хореографа Джорджа Баланчина. Одновременно книга является уникальным автопортретом самого Баланчина, раскрывающего читателю неповторимый сокровенный мир музыки.

---

У Чайковского непревзойденные сюжетные вещи по Шекспиру: «Ромео и Джульетта», «Буря», «Гамлет». Шекспир ему подходил — ведь «Гамлет», например, не весь какая-нибудь метафизика, а также и театральная пьеса с кровопролитием и всякими зрелищами, придуманными специально для публики. «Сон в летнюю ночь» Шекспира — очень развлекательная вещь. Я знаю ее наизусть — по-русски, конечно, — потому что молодым участвовал в постановке «Сна в летнюю ночь» в Петербурге. Я там играл и танцевал.

Волков: Чайковский писал об операх Беллини и Гуно на сюжет «Ромео и Джульетты»: «В них Шекспир исковеркан и искажен до безобразия…»

Баланчин: Он тоже Шекспира перекроил, только по-своему. Иначе нельзя! У Чайковского вышла короткая вещь. Это трудно: сделать коротко. Начинаешь читать Шекспира: как начать, где остановиться? Штука огромная. Чайковский не пересказывает сюжет. В его шекспировских вещах сочетание великой гармоничности и внутреннего напряжения. Говорят, это романтизм.

А я считаю — нет, это не романтизм, но это и не академизм, как у Римского-Корсакова. Чайковский — это высокая классика Некоторые думают, что Чайковский простой композитор, — пусть послушают его сюиту «Моцартиана». Тут есть о чем подумать: почему Чайковский решил Моцарта аранжировать? Мы знаем, он обожал Моцарта. А Моцарта в те времена не так часто играли. Чайковский говорил, что он оркеструет клавирные вещицы Моцарта, тогда их будут исполнять чаще. Но важно понимать не только это. Чайковский взял у Моцарта молитву, «Ave Verum». Почему? Вероятно, мы никогда не узнаем. Получилась не просто аранжировка, это стилизация, как, например, Стравинский позднее обработал Перголези. Это омаж Чайковского Моцарту, омаж русского композитора австрийскому. Это совершенно модернистская музыка, особенно Вариации и Жига. Невероятные гармонии! Чайковский был нестарый еще, когда написал «Моцартиану». Если бы он долгую жизнь прожил, то чего бы достиг, даже представить себе невозможно. В «Моцартиане» ведь уже содержится вся идея модернистской стилизации. Я слышу там сильную петербургскую ноту. И мне приятно, что Чайковский написал «Моцартиану» в Грузии.

Волков: Серенада для струнных была, по признанию Чайковского, его «любимым детищем»; в своих концертах он исполнял ее чаще других произведений. Ее первая часть также создана как омаж Моцарту; в ней, писал Чайковский, «я заплатил дань моему поклонению Моцарту; это намеренное подражание его манере, и я был бы счастлив, если бы нашли, что я не слишком далек от взятого образца».

Баланчин: Серенаду Чайковского я знал и любил с детства, всегда хотел ее поставить. А вышло так, что она стала моим первым балетом в Америке. Я это не планировал, получилось само собой. Захотелось взять Серенаду — и взял. Кроме того, у нас тогда настоящего оркестра, конечно, не было, был маленький оркестрик. А Серенаду можно было играть маленьким ансамблем. После того как мы поставили Серенаду, она стала здесь популярной. И так со многими сочинениями Чайковского случилось. Скажем, все пианисты играют его Первый фортепианный концерт. А Второй фортепианный концерт? Третий? А Концертная фантазия для фортепиано с оркестром? Второй фортепианный концерт Чайковского — это, может быть, не самая гениальная музыка, но для танцев он подходит великолепно. После того как мы его показали, все его стали играть. А раньше не играл никто. Теперь, когда я включаю радио, то слышу Второй концерт все чаще и чаще. И то же самое произошло с Третьим фортепианным концертом и с сюитами Чайковского. Раньше, когда мы играли его музыку, кривились: ну, что это такое? Теперь на радио стараются даже раньше сыграть Чайковского, чем мы. Так что мы для Чайковского то же самое стараемся делать, что он сделал для малоизвестных вещей Моцарта.

Волков: В 1881 году Чайковский написал Надежде фон Мекк: «Я, кажется, нашел подходящее себе занятие. При том религиозном настроении, в котором я нахожусь, мне приятно будет углубиться в русскую церковную музыку. Я начал изучать коренные наши церковные напевы и хочу попытаться гармонизировать их». Чайковский написал «Всенощное бдение», которому дал скромный подзаголовок «Опыт гармонизации богослужебных песнопений для хора». В другом письме он так отозвался о «Всенощной»: «Я являюсь в ней вовсе не самостоятельным художником, а лишь перелагателем древних наших церковных напевов. Если я не удовлетворю тех, которые ожидают от этого труда поэтических впечатлений, то зато, быть может, окажу серьезную услугу нашему богослужебному пению…»

Баланчин: Меня не очень впечатляет церковная музыка Чайковского. Он прав — она скорее для православного обряда, чем для слушания в зале. Чайковскому, конечно, было нелегко: у православной церкви никогда не было своего Баха, Скажем, Бортнянский, Ведель — это же неинтересная музыка, она и Чайковскому не нравилась. И масса ограничений была, так что Чайковскому было трудно. Вот Стравинский для церкви писал замечательную музыку. Стравинский знал и греческий язык, и латинский, ему нравились латинские тексты. «Canticum sacrum», «Реквием» Стравинского — это великие вещи, но они не для русской церкви, а для католической. Хотя сам Стравинский был ревностный православный.

Волков: Премьера Скрипичного концерта Чайковского состоялась в Вене, и влиятельнейший европейский музыкальный критик того времени Эдуард Ганслик откликнулся статьей; в письме к фон Мекк Чайковский пересказывает эту статью Ганслика: «Он пишет, что вообще, насколько ему известны мои сочинения, они отличаются неровностью, полным отсутствием вкуса, грубостью, дикостью. Что касается Скрипичного концерта, то начало его сносно, но чем далее, тем хуже. В конце первой части, говорит он, скрипка не играет, а ревет, кричит, рыкает. Анданте тоже начинается удачно, но скоро переходит в изображение какого-то дикого русского праздника, где все пьяны, у всех лица грубые, отвратительные. "Какой-то писатель, продолжает Ганслик, выразился про одну картину, что она так реально-отвратительна, что от нее воняет;слушая музыку г. Чайковского, мне пришло в голову, что бывает и вонючая музыка".Не правда ли, курьезный отзыв? Не везет мне с критиками».

Баланчин: Скрипачам нравится этот концерт. Друг-скрипач говорил мне, что его вторая часть похожа на еврейскую музыку. Я также очень люблю скрипичную пьесу Чайковского «Размышление», у которой есть и другое название: «Воспоминание о дорогом месте». Когда я слушаю эту музыку, то понимаю, как Чайковскому было иногда одиноко и грустно. А музыка ведь благородная! И главное — как только заиграют, вы знаете — это Чайковский. Почти с первой ноты можно сказать — это он, это все — его! Такого немногим удается достичь.

Оперы

Баланчин: Каждый раз, когда у меня спрашивают — какая из опер Чайковского лучше, «Евгений Онегин» или «Пиковая дама», — я отвечаю: не могу сказать. По-моему, обе замечательные. Я их знаю наизусть, молодым участвовал в этих операх — в балетных сценах, конечно; «Евгения Онегина» сам ставил. Иногда у меня спрашивают совета: какую из этих опер лучше поставить, какая больше понравится публике? Я тогда интересуюсь: а какой у вас репертуар, что вы давали в прошлом году, что собираетесь на будущий год показывать? Важно знать, какая публика, к чему она привыкла, чего ожидает. И может быть, я бы посоветовал начать с «Пиковой дамы». Чайковский использовал повесть Пушкина, который описал подлинную петербургскую историю: молодой офицер Германн хочет разбогатеть, выиграв в карты; ради этого он готов на все — доводит до смерти старуху графиню, бросает любимую девушку. Ему не везет, он проигрывает все свои деньги, сходит с ума и кончает самоубийством. Карточная игра, деньги — это здесь понимают. И офицеры такие здесь были. «Онегина» гораздо труднее понять — там нет таких сильных страстей, хотя есть сцена дуэли. Над «Онегиным» нужно думать, начать с того, чтобы прочесть роман в стихах «Евгений Онегин» Пушкина. Люди теперь не любят читать внимательно, они листают страницы — скорее, скорее, скорее! Сюжет — вот что их волнует. А в «Онегине» главное — это атмосфера: провинциальное русское поместье, молодая девушка, которая влюбляется в приезжего столичного франта, смертельная дуэль между друзьями, несчастная любовь.

Волков: Когда Чайковский начал сочинять «Евгения Онегина», он писал брату: «Ты не поверишь, до чего я одержим этим сюжетом. Как я рад избавиться от эфиопских принцесс, фараонов, отравлений, всякого рода ходульности. Какая бездна поэзии в "Онегине" Пушкина. Я не заблуждаюсь; я знаю, что сценических эффектов и движения будет мало в этой опере. Но общая поэтичность, человечность, простота сюжета в соединении с гениальным текстом заменят с лихвой эти недостатки».