Журнал «Если» - «Если», 2012 № 01

• Название: «Если», 2012 № 01
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: ISSN 1680-645X

Кристин Кэтрин РАШ. СОВЕТ УБИЙЦЫ

«Тебе нужно было просто вышвырнуть его за борт через шлюз…»

Александр ЯБЛОКОВ. КАНАТНЫЕ ДОРОГИ: ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ

Этой необычной профессии приходит конец даже в альтернативном мире.

Джек МАКДЕВИТТ. ПРОЕКТ «КАССАНДРА»

Давайте же определимся: были на Луне инопланетяне или нет?

Эдуарде Дельгадо САИНО. НАДЕЖДА НА СПАСЕНИЕ

Умирая последней, его надежда вновь воскресает и опять уходит в смертельное небытие.

Норман СПИНРАД. МУЗЫКА СФЕРЫ

Оказывается, есть мелодии, которые мы не слышим. Ну, а если постараться?

Джерри ОЛШЕН. ШАРЛАТАН

Сойтись в поединке приглашены ученый-медик и гомеопат. Истина обнаруживается там, где ее никто не искал…

Стивен БЁРНС. ЖДИ!

Даже когда отношения радикально меняются, отголоски старых могут быть весьма живучими.

Майк РЕЗНИК. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Подлинной привязанности не помеха любое обличье.

Вандана СИНГХ. СУТРА МЛЕЧНОГО ПУТИ

Можно ли влюбиться в человека через полторы тысячи лет после его смерти?

Тимофей ОЗЕРОВ. ЛЕОНАРДОПАНК

Давнишняя история в новейшей инкарнации.

Александр РОЙФЕ. НЕЧТО И НИЧЕГО

Эволюция фильма как результат эволюции общества.

Аркадий ШУШПАНОВ. ФЭНДОМ КИНО

Фэны, гики и прочие — новые герои кинематографа?

Дмитрий БАЙКАЛОВ. НЕ ТРОГАЙТЕ КУБИНСКИХ ЗОМБИ!

Обзор фантастических премьер грядущего полугодия.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Что важнее — идея или ее воплощение на экране?

Глеб ЕЛИСЕЕВ. ГИГАНТСКАЯ КНИГА О ГИГАНТАХ

Эту НФ-эпопею автор знаменитого реалистического творения «Берлин. Александерплац» считал своим главным творческим свершением.

РЕЦЕНЗИИ

Наши рецензенты неутомимы в чтении. Чего и вам желают.

КУРСОР

Президентская награда нашла героя.

Вл. ГАКОВ. СЛЕЗНАЯ МОЛИТВА УОЛТЕРА МИЛЛЕРА

Не так уж много прозаиков, кто закрепился в литературной истории, написав, по сути, всего один роман.

ПЕРСОНАЛИИ

Правила очень просты: задача писателей — создавать миры, наша — обустраиваться в них и ждать новых.

---

— Ну да, когда-то у меня был мальчик…

С минуту на лице Джулии ничего не отражалось. Потом она спросила:

— Значит, сегодня Хэллоуин?

— Нет, — мягко сказал он. — Тебе нужно поспать. Мы поговорим утром.

— Хорошо, — согласилась она. — А мы знакомы?

— Я твой сын.

— Когда-то давно у меня, кажется, был сын, но… — Она помолчала. — Как дела?

Я видел, как по его серебристой щеке поползла прозрачная слеза. Он осторожно опустил ее руку поверх одеяла и отступил назад. Я включил визор, нашел круглосуточный канал, отрегулировал звук и, оставив Джулию бессмысленно таращиться на экран, вышел за Филипом в коридор и запер дверь.

Мы прошли в захламленную кухню с древней бытовой техникой и тремя треснувшими плитками на полу (в свое время каждый из нас кокнул по одной). Мне здесь было удобно и уютно, но, увидев, как Филип смотрит на обугленный край кухонного стола, который он нечаянно поджег еще ребенком, я на мгновение почувствовал себя неловко за то, что так и не удосужился его отремонтировать.

— Ты должен был мне сообщить, — сказал он, когда немного успокоился.

— А ты не должен был ни уезжать, ни становиться тем, чем ты стал.

— Но, черт подери, она же моя мать! — Его трели стали громче и резче, из чего я заключил, что он чуть ли не вопит.

— Ты все равно не сумел бы помочь.

Я приказал холодильнику открыться и достал пиво.

— Выпьешь, перед тем как вернуться в то проклятое место, откуда ты прибыл? — Подумав, что сказал, я нахмурился: — Или ты не пьешь человеческие напитки?

Не ответив, он молча подошел и взял пиво. Таким ртом вряд ли можно пить из банки, поэтому я ждал, что он попросит стакан или миску. Филип видел, что я за ним слежу, но его это, похоже, ничуть не трогало. Не воспользовавшись ничем — ни соломинкой, ни даже языком, — он просто стал выдвигать свой рот-трубочку, и когда хоботок вытянулся на несколько дюймов, просунул его в отверстие банки. Через пару секунд он сглотнул, и я понял, что пиво каким-то образом все-таки попало по назначению.

Поставив банку, он увидел старый вымпел, который я повесил на стену, когда сын был еще мальчишкой.

— Ты по-прежнему болеешь за «Питонов»?

— Несмотря ни на что.

— Как у них успехи?

Когда-то это его действительно интересовало, но давно, много лет назад.

— Они уже бог знает сколько времени не могут найти нормального куортербека, — ответил я.

— А ты все равно за них болеешь.

— Нельзя бросать свою команду только потому, что у нее наступили трудные времена.

— Ни команду, ни родителей.

Я не нашелся, что сказать, а через минуту он произнес:

— Насколько я знаю, есть неплохие лекарства, которые помогают от болезни Альцгеймера. Полагаю, ты их уже пробовал?

— Существует много разновидностей старческого слабоумия. Их обычно называют болезнью Альцгеймера, но это неправильно. В мамином случае способ лечения пока не найден.

— На других мирах тоже есть специалисты. Возможно, кто-то из них сумел бы…

— Эх ты, покоритель Вселенной! — сказал я с горечью. — Где ты был, когда ее еще можно было вылечить?

Он уставился на меня, а я на него, твердо решив не отводить взгляда первым.

— Почему ты так злишься? Я знаю, что когда-то ты меня любил, да и я не сделал тебе ничего плохого. Я не попросил у тебя ни пенни, с тех пор как окончил университет, и ни разу…

— Ты отрекся от нас, — ответил я. — Отрекся от матери, от меня, бросил свою планету. Ты даже отказался от своего биологического вида. Несчастная женщина там, в комнате, не может вспомнить имени сына, но прекрасно знает, что люди могут выглядеть, как ты, только в канун Дня всех святых.

— Но, черт возьми, это моя работа!

— Да на Земле тысячи экзобиологов! — выкрикнул я. — Но только один, насколько мне известно, согласился стать чудовищем с серебристой кожей и красными глазами.

— Меня выбрали из десятков тысяч других мужчин и женщин. Это уникальная возможность, и я ею воспользовался. — Даже эти странные трели не смогли скрыть обиду, звеневшую в его голосе. — Другие отцы на твоем месте гордились бы своим сыном.

С минуту я внимательно смотрел на него, пораженный тем, что он так ничего и не понял.

— Ты хочешь сказать: я должен гордиться тем, что мой сын превратился в существо, в котором нет ничего от человека? — проговорил я наконец.

Теперь уже он уставился на меня своими жуткими глазами насекомого.

— Ты всерьез считаешь, что во мне не осталось ничего человеческого? — с интересом спросил он.

— Взгляни на себя в зеркало, — предложил я.

— Ты помнишь, как в детстве учил меня не судить о книге по обложке?

— Да.

— Ну и что? — настаивал он.

— Я заглянул под обложку и увидел, как один лист этой книги свернулся трубочкой и всосал пиво. Мне хватило.

Он вздохнул так глубоко, что раздался тихий переливчатый звон.

— А стал бы ты счастливее, если бы я не сумел его выпить?

С минуту я обдумывал его слова.

— Нет, я не стал бы от этого счастливее, — сказал я, когда смог сформулировать свою мысль так, чтобы даже ему было понятно. — Знаешь, что сделало бы меня счастливым? Внуки. Сын, который приезжал бы к нам на Рождество. Сын, кому я смог бы оставить дом, за который я наконец полностью расплатился. Я никогда не требовал от тебя идти по моим стопам, учиться в том же университете, зарабатывать на жизнь, занимаясь тем же, чем и я. Я даже не настаивал, чтобы ты оставался в нашем городе. Что же плохого в моем желании видеть своего сына нормальным человеком?

— Ничего, разумеется, — согласился он и добавил: — Хорошо ли, плохо, но ты жил своей жизнью. А я имею право жить своей.

Я покачал головой:

— Твоя жизнь закончилась одиннадцать лет назад. Теперь у тебя существование какого-то кошмарного внеземного существа.

Склонив голову набок, он с интересом посмотрел на меня. Прямо как птица на червяка.

— Что тебя бесит больше: то, что я покинул Землю, или стал тем, кем ты меня видишь?

— Пятьдесят на пятьдесят. Ты прекрасно знал, что был для матери смыслом ее жизни, и тем не менее бросил ее и отправился на край Вселенной.

— Ну, не совсем на край, — возразил он. Из-за этих его трелей я так и не понял, были в его словах издевка или сарказм либо он просто констатировал факт. — К тому же мама вряд ли захотела бы, чтобы я торчал возле нее, если стремился туда.

— Ты разбил ей сердце! — вырвалось у меня.

— Если так, мне искренне жаль.

— Все эти годы… то есть пока она еще что-то понимала… Джулия задавала себе только один вопрос — почему? — Я перевел дыхание. — Как и я. Ты подавал большие надежды, у тебя было столько возможностей! Под этим небом ты мог стать, кем только захочешь!

— Я и стал, кем хотел, — как можно мягче сказал он. — Просто мне не нужно небо, меня манили звезды.

— Черт возьми, Филип! — выкрикнул я, хотя давно зарекся называть его человеческим именем. — Даже если прожить на нашей Земле целую жизнь, не успеешь увидеть и тысячной доли ее чудес!

— Это так. Все дело в том, что их видели другие. — Он помолчал, потом совсем по-человечески развел руками и добавил: — А мне хотелось отыскать чудеса, которые до меня еще никто не видел.

— Не знаю, что там может быть такого особенного? Почему наши горы, леса и пустыни кажутся тебе скучными и неинтересными?

Он снова вздохнул так, что послышались тихие трели.

— Я пытался объяснить тебе это одиннадцать лет назад, — сказал он наконец. — Ты не понял тогда, не понимаешь и сейчас. Возможно, ты просто не в состоянии понять.

— Наверное.

Я подошел к аптечному шкафчику без ручки и открыл его, поддев дверцу ногтем.

— Ты так и не поставил новую ручку, — заметил он. — Я помню тот день, когда ее отломал. Меня должны были наказать, но ты только рассмеялся, будто я сделал что-то очень остроумное.

— Видел бы ты свое лицо, когда ручка осталась у тебя в руке. Похоже, ты решил, что я прямо сейчас отправлю тебя в тюрьму. — Я подавил желание улыбнуться. — Открывается, и ладно…

Достав из аптечки два пузырька, я сунул их в карман.

— Мамины лекарства?

— Она принимает четыре разные таблетки утром и две ночью. Я дам их ей позже.

Я достал еще один пузырек.

— По-моему, ты сказал, что ночью нужно только две таблетки.

— Так и есть. Это, — я показал ему третий пузырек, — просто сахароза в таблетках. Я оставляю их на туалетном столике.

— Сахароза? — повторил он, сопроводив свои слова гримасой, которая, по-видимому, означала озадаченность и непонимание.

— Она считает, что способна самостоятельно принимать лекарства. Это, конечно, не так, но эти таблетки создают у нее иллюзию, будто она еще что-то может. Поэтому, если сегодня она проглотит этих таблеток с полдесятка, а завтра вовсе про них забудет, хуже от этого не станет.