Михаил Хейфец - Путешествие из Дубровлага в Ермак

• Название: Путешествие из Дубровлага в Ермак
• Автор: Михаил Хейфец
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

По подсчетам демографов (их я читал в "Литгазете"), в 1977 г. на 170 невест приходилось примерно 100 женихов. Как после страшной войны… Где женихи? Видимо, в армии и ГУЛАГе. "И вот вам результат": на заводах и фабриках во многих областях не хватает рабочих рук, а в ГУЛАГе напротив не знают, чем занять уже посаженную МВД публику. Не хватает на воле, конечно, рабочих на трудоемких и мало оплачиваемых работах.

Так и возникла идея "условного освобождения"… на стройки Большой химии. Зэков отвозят в нужные Хозяину пункты, освобождают из-под стражи, поселяют в общежитиях (по сути — в те же лагерные бараки) и в направляют на вольнонаемные должности, которые отказываются заполнять обычные работяги. Что выигрывал зэк? Сам себя кормил. То есть мог наесться досыта. Мог встречаться с семьей, с девушками. Мог переписываться без ограничения количества писем. Мог ходить по округе без охранника. Что выиграло начальство? Получало нужные ему кадры, в нужных количествах, в нужной точке СССР, и вроде заинтересованные в заработке (для покрытия своих нормальных нужд) и соответственно в предоставляемой работе. Был у системы дополнительный "побочный" эффект: "химией" можно было соблазнять зэков хорошо поработать в зонах тоже. Деньги-то в зоне никого особо не интересуют, карцер никого особо не пугает (дашь сто процентов при низком качестве — и ты спасен!), а вот если посулить приз за хорошую работу — свободу, пусть даже неполную…

В вагонзаке у меня возникла возможность понаблюдать за эффективностью новой системы (до сих пор только слышал о ней). "Политики" мечтают о "химии", где можно поесть до сыта, наговориться со своими вволю. (но с наших зон за три с лишним моих года освобождено на "химию" восемь человек — шестеро военных преступников, один неудачливый беглец за границу и один "бытовик-политик"). Тем сильнее поразило, что те бытовики., что пользуются "благами химии", ценят их так низко.

Что мне объяснили? "Полуволя хуже неволи". Да, доступны еда и водка, да, есть девки и ножи, но живут-то блатные совместно, в общежитиях, и не в силах в команде удержаться от свершения новых преступлений. Кто не хочет пить и орудовать ножами — тех вынудит атмосфера "хазы", "малины" или как там ее "по фене ботают"? Типичный бытовик совершал новое преступление, попадал на зону, и проведенный на "химии" срок не шел ему в зачет!

Возникла неожиданная зэковская реакция: попав в общежитие, "химики" сразу уходили в побег. Как беглецы мне объяснили в купе, "все равно снова посадят, так хоть успеем погулять". Рассказывали, якобы, побывав на "югах", бытовики иногда сами возвращались к воротам бывшей зоны: спасибо, мол, за отпуск, начальник, а теперь с легкой душой можно законный срок досидеть.

И все-таки, видимо, "химия" настолько выгоднее зон для начальства, что МВД пошло на уступки…

Теперь так, — объяснял мне "разбойник", неформальный лидер компании, — выполнил на "химии" норму — день твой, в срок считают, даже если в побег ушел Все в зачет приговора идет… Да потерпи немного, — успокоил он соседа, совсем юного грабителя, умиравшего от желания помочиться (прошу прощения за физиологию, но ехали-то живые люди в клетке). -. В Рузаевке из общаги сразу машину за нами пришлют…

А вдруг в пересылку?

Должны бы в общагу.

И тут я "врубился", что они уверенно ждут не возвращения в зону после побега, но к себе, в общежитие "условников".

С "химии" сбежал — на "химию" возвращают. Погуляем пару деньков — и можно на Первое мая снова в Москву дернуть…

Вор, оказавшийся в миру парикмахером, только вздохнул: побаивался он неистребимой решительности шефа-"разбойника", но противостоять напору грудастого спутника не умел. Что ж, в побег, значит, в побег…

Разговор переключился на прописку, единственный, кроме "помочиться" вопрос, волновавший простых советских людей.

Ленинград с этого года открыл прописку для зэков, — деликатно включил меня в общую беседу вор-парикмахер (я не стал объяснять разницу между обычным зэком и "особо опасным государственным"), — а нам, москвичам, трудно. После зоны отправляют в Енисейск, поживи, говорят, там год — два, тогда в Москву вернешься. Это если кто холостой, то можно, а у меня в Москве семья…

Тут я сумел вклинить вопрос, меня все же волновавший:

Почему отменили возврат в зону после побега с "химии"…

Так не всем же… В Мордовии, например, только для иногородних отменили. А если ты местный, мордовский, то коли ушел в побег — опять в зону. Наши так думают, что это заселяют мужиками Мордовию. Кто поживет в общежитии в Саранске несколько лет, привыкнет к городу, девушку найдет, работу по душе — и вот, глядишь, и остался в Мордовии. Если ты женился в Мордовии, то разрешают уйти из общежития на квартиру. Мне вот жена пишет: ты, небось, блядуешь в Саранске! Да на фига мне саранские девицы, я без Москвы жить не могу…

А, пожалуй, верно рассуждают "наши" — "химиками" заселяют российскую провинцию. Причем есть тут есть и национальный ракурс проблемы — в Мордовии, например, национальную область разбавляют жителями центра России. Традиционная форма колонизации дальнего края — преступниками.

Из Мордовии делают русскую Австралию?
Рузаевский киномонтаж

Хейфец, на выход, с вещами!

Вызова не ожидал, думал промчат быстро до Казани. Но прошло несколько часов — и вечером 22 апреля меня уже высаживают в Рузаевке.

Станция Рузаевка — распределительное зэкдепо Мордовских зон, ее не миновать. Предупреждали же еще опытные зэки в зоне…

Вечер. Юный грабитель не выдержал, умолил купе и стыдливо мочится в углу. Нам что, нам на выход. А как тем, кого погрузят в Рузаевке?

На платформе ночной автозак. Арестанты за решеткой напоминают карандаши в связке. Удивительна игра тьмы и какого-то зловещего электросвета, просачивающегося через боковое стекло от ворот тюрьмы.

Здесь остались только мы — зэки. "Химиков", действительно, увезли в общежитие.

x x x

Длинный, метров на пятьдесят коридор рузаевской тюрьмы. Десятки солдат и прапорщиков. Перед каждым стоит, повернувшись к нему задом, совершенно голый зэк. Феерическое все же зрелище.

Ночной обыск.

x x x

Рузаевская камера. Живу я, как испанский гранд, — один в восьмиместном трюме. Есть туалет! Есть кран! Неслыханная роскошь. Кто-то даже забыл обмылок. Кто-то забыл обрывок тряпки, могущий служить полотенцем. Это воля, это уже "Хилтон"!

x x x

И бюрократизм на что-нибудь полезен.

Каждый вечер на камеру положена порция чая. Сколько конкретно в камере сидит зэков — того "баландерам" (зэкам из хозяйственной обслуги) знать не положено. Тайна следствия! "Баландер" открыл "кормушку" моей камеры, всунул в нее коленчатую трубу, я подставил бачок — и он бухнул в него чуть не полведра чаю. На восемь обитателей такой камеры!

Господи, какое наслаждение, наконец, одеть на тело отмытое в горячей воде белье! Как славно я постирался тогда в Рузаевке… Вы, бедняги на воле, давно позабыли про такие вот внезапные радости жизни.

x x x

И еще наслаждение зэка, которого "вольняшки" лишены. Рузаевская тюрьма расположена в котловане между холмов. И каждое утро, когда меня выводили на прогулку, на склонах этих холмов паслись коровы. Господи, зрелище, как на Марсе! Вот и грузовик пыхтит по дороге. Грузовики-то я не раз видел за эти годы, но чтоб вот так, просто по дороге, пыля… Матросы Магеллана, наверно, вот так глядели на кастильские соборы после трехлетней кругосветки.

x x x

Вообще — какая у них теперь жизнь на воле? Что изменилось за четыре года?

Пока гуляю по прогулочной камере, часовой на стене, наверху, отвернувшись, болтает с кем-то невидимым:

В шесть утра поехали в Саранск. За мясом. Ну че тут, двадцать кэмэ, успели. В двенадцать я уже с мясом — будет что на Май пожрать. А она? Ворчит, ей, суке, костей много. Да где я ей мясо без костей достану!

Долго в очереди стояли?

Долго. Все инвалиды войны, сволота е…я. То один участник войны без очереди лезет, то другой. Им положено… И бабы беременные, суки, тоже все вперед… Стоишь, дрожишь, хватит ли, а она с пузом — вперед! Я ведь и сам из-за костей там поругался, так продавцы вовсе отпускать товар перестали. Ушли от прилавка, и все. Уж так очередь просила вернуться, не обижаться…

Вернувшись в камеру, записал их разговор для памяти.

x x x

24 апреля — вызов на этап.

На станции колонну зэков ведут куда-то далеко — через пути. Солдаты держатся за кобуры.

Я не выдерживаю: по нервозности могут ударить отставшего, а у меня вещи, мне тяжелее, чем другим: " Перестаньте психовать. Никто же не убежит, неужели сами не видите."

Побежит — так пуля догонит.