Владимир Архангельский - Фрунзе

• Название: Фрунзе
• Автор: Владимир Архангельский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

В книге рассказывается о жизни и деятельности Михаила Васильевича Фрунзе — революционера, советского государственного и военного деятеля, одного из наиболее крупных военачальников Красной Армии во время Гражданской войны, военного теоретика.

---

— Да, не гуляет наш командующий! — с удовлетворением отметил Федор Федорович. — Убыл на два месяца, а заданий дал на полгода.

А поезд Фрунзе шел по «зеленой улице».

Позади остался Ташкент — с шумным восточным базаром в старой части, неумолчным гомоном торгашей и покупателей, с дразнящими запахами шашлыка, плова, сушеных фруктов. И с прифронтовой суетой в новом городе: на площадях, в казармах, на вокзале.

Резкий контраст был между старым и новым, между мирным торговым шумом базара и армейским шумом на станции, откуда ежедневно уходили воинские составы на восток, на запад, на юг. Но горожане свыклись с такой обстановкой. Они почти не знали нужды и постепенно забывали о налетах басмачей: их устоявшийся быт и их покой зорко охраняла военная и гражданская администрация.

Но чем дальше уходил поезд, тем резче ощущалась скрытая и грозная война. Дехкане — медно-черные от неласкового солнца — только в дневные часы копошились на бахче. А ранним утром и поздним вечером, когда работать было легче, сподручнее, поля и огороды вымирали: об эту пору да по ночам орудовали басмачи. Люди искали защиты и, как казалось Фрунзе, с тоской глядели на проносившийся мимо них необычный военный поезд.

Начальники станций и военные коменданты, встречая командующего, говорили в один голос: извелись они от бессонных ночей, отдыхают редко, не раздеваясь, с винтовками у изголовья. Почти раз в неделю непременно отражают налеты, которые оставляют по себе горькую память: разобранные пути, сломанные стрелки и семафоры, новый могильный холм в пристанционном сквере.

«Как и чем должна вам помочь армия?» — допытывался Фрунзе. И часто слышал такой ответ: «Угнать бандитов прочь от железной дороги — в пески, в горы. А в аулах поставить крепкую охрану, чтоб басмачи не получали провианта и не виделись с семьями. Бедноту надо объединить. Были же в России комбеды? Вот и здесь так сделать. Получит бедняк землю, воду, его от Советской власти не оторвешь!..»

— Да, все тут надо начинать с азов, — отметил для себя Фрунзе. — Война войной, но ведь и она лишь одна из сторон политики. И басмачи наверняка потеряют базу, как только широким слоям бедноты достанутся плоды нашей победы в Центральной России!..

У Самарканда, где ударила в глаза неповторимая синь мечетей и минаретов, и дальше — к Бухаре, что осталась где-то справа, и до широкой, мутной и быстрой Амударьи — в ковыльной и кипчаковой степи — возникали зеленые оазисы и утопающие в садах кишлаки. Потом показался глинобитный Чарджуй. Там произошла встреча с бухарскими коммунистами, которые горели желанием ринуться в бой против эмира.

— Я помогу вам и советом и оружием, — сказал Фрунзе. — Но пока не будет восстания, армия не имеет права нарушить договорные отношения эмира с Москвой. Штурм Бухары — самая крайняя мера. Я пойду на нее по призыву восставшего народа. А до той поры постараюсь использовать дипломатию: она бывает бескровной и дает отличные результаты.

— Вы хотите вести переговоры с этим подлым деспотом?

— И не только с ним, но и с вождями басмачей. Думаю, что среди них есть и такие, кто уже не верит ни в сон, ни в чох, ни в божью благодать. Иначе говоря, ни в свои бесплодные «идеалы», ни в реальную помощь британцев. Лондонские хитрецы немедленно отшатнутся от «поборников ислама», как только увидят, что у нас перевес — военный и дипломатический. Надо глядеть глубже: не все басмачи — разбойники. Их силу составляют сотни и тысячи тех, кого задела или обидела прежняя власть. Не видя защиты, они ушли к басмачам и принесли им поддержку мусульманского населения. На правильный путь их можно обратить словом да разумно подкрепить его делом. И эмир — если он не последний дурак — должен понять, что дни его сочтены. Помогайте бухарскому подполью. За мной дело не станет. И несите слово нашей правды обманутым дехканам: они вас могут понять лучше, чем меня!

— Но если состоятся переговоры с эмиром, мы ставим одно условие: сохранить жизнь нашему вождю Абдукариму Тугаеву: он уже третий месяц томится в подземной тюрьме! В проклятом зиндане, где полно змей.

— Это я сделаю непременно!..

Михаил Васильевич решил побывать на собрании дехкан в ауле Дейнау. Беднота встретила его восторженно. И очень ей понравились слова кзыл-генерала, которой привез весточку от Ленина. Он говорил, что у них щедро светит солнце и богата на урожай земля, залитая потом тружеников. И вода Амударьи под рукой, а с нею не страшна и засуха. Жить бы и жить, как велит Ленин, Но хозяевами воды, земли и даже солнца все еще считаются баи и беки. Не пора ли взять все блага в свои руки, как это сделали русские крестьяне? А ваш друг — армия красных аскеров — не оставит вас в беде!

— Не верьте ему! — крикнул бай по-туркменски, сложив молитвенно руки. — Не им заведены наши порядки, и не ему их ломать!

— Сразу видно, у кого тут земля и вода! — по-киргизски сказал Фрунзе.

И все его поняли без переводчика.

— Так, кзыл-генерал! Так!..

За Чарджуем необозримо раскинулась слева степь, справа — пески Каракумов. И укрыться-то негде: верблюжья колючка, как зеленые снопы, у границы глинистых такыров, чахлые кривоствольные саксаулы с узкими серебристыми листьями вокруг редких колодцев, волнистые гребни барханов. Но басмачи появлялись на стройных конях, в черных папахах. Гарцевали на холме бархана и скрывались как мираж.

— Видали, Михаил Васильевич? — Сиротинский стоял у раскрытого окна.

— Да. Сейчас по беспроволочному телеграфу пойдет о нас молва по всей Туркмении.

Под вечер потянули стаи дроф с полей в барханы. Стая быстроногих джейранов, будто не касаясь земли, пронеслась по такыру, закрывшись мутным облаком пыли.

— Возьмите бумагу, Сергей Аркадьевич, я продиктую вам небольшой приказ, навеянный раздумьями охотника… «Приказываю во всех стрелковых полках сформировать охотничьи команды в составе начальника команды, его помощника и 18 стрелков. Формирование произвести без расходов от казны, за счет штата полков. Команды предназначаются для производства правильной охоты, строго согласованной с уставом и правилами охоты на всех животных. Убитая дичь должна представляться в полк и идти на улучшение довольствия». Записали?

— Да.

— Укажите в конце, что охоту разрешается проводить в окрестностях полков и только в те дни, когда полку не предстоит выполнять боевые задания…

За полосой барханов возникла обширная и красивая громада парка в Байрам-Али: когда-то тут было большое имение удельного ведомства. И скоро поезд подошел к старому Мерву, перерезанному узкой лентой реки Мургаб.

Полк вышел на смотр. Но впечатление оставил тяжелое: гимнастерки — не первой носки, выцветшие от солнца, в пестрых заплатах; головные уборы — от панамы и фуражки до меховой туркменской шапки; обувка — ниже всякой критики. И винтовки — как в музее трофейного оружия: русские, английские, даже австрийские и японские. Правда, бойцы держались стройно и прошли согласно. И на приветствие ответили дружно. Но — не то, не то!..

Ночью Фрунзе говорил с Куйбышевым по прямому проводу:

— Срочно затребуйте винтовки и обмундирование. Валериан Владимирович! Я глубоко задет видом регулярного войска, похожего на отряд самообороны, наспех навербованный в городах и аулах. Тем и отличается армия от аналогичных отрядов, что она едина по виду и сплочена не только духом приказа, но единообразием и, я бы сказал, суровой красотой солдатской одежды. Не виню командиров за невольную расхлябанность, но уверен, что она способна расшатать дисциплину…

Ранним утром, на ровной площадке у подножия Копет-Дага, показался зеленый от тополей Ашхабад.

Это было 21 марта 1920 года.

С раннего утра тянулись в Ашхабад пешком и верхом — на конях, ишаках и верблюдах — делегаты съезда всех туркменских племен. Гости подваливали с дороги к ближайшей чайхане, садились кружком на ковер. И за пиалой зеленого чая чинно вели беседу на разных наречиях. Приезд прославленного командира и ожидание встречи с ним делали обстановку праздничной.

Михаил Васильевич выступил на съезде с большой речью. Впервые ашхабадцы и гости слушали человека с удивительно широким кругозором, который щедро раскрывал перед ними богатство своей души и непреклонную убежденность в правоте своего дела. И вера в великую мудрость партии Ленина, в бессмертие ее идей взволновала даже тех, кто решил не поддаваться агитации красного генерала.

Старый пропагандист, он умел говорить просто; держался на трибуне скромно и выражал только суть дела, не думая о красивой фразе.

Он вышел на сцену — аккуратный, приветливый, с доброй улыбкой — и огладил бороду — сверху вниз, словно выжал ее, как мочалку. И услыхал шепот двух стариков, которые следили за каждым его шагом из первого ряда:

— Сакал бар!

— Якши сакал!