Владимир Архангельский - Фрунзе

• Название: Фрунзе
• Автор: Владимир Архангельский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1970

В книге рассказывается о жизни и деятельности Михаила Васильевича Фрунзе — революционера, советского государственного и военного деятеля, одного из наиболее крупных военачальников Красной Армии во время Гражданской войны, военного теоретика.

---

Положение оказалось острее, чем мог судить Фрунзе, пользуясь информацией из Москвы, опираясь на деловую переписку с Новицким и на разговоры по прямому проводу с Куйбышевым. В частности, надо было немедленно дать заключение комиссии по сложному национальному вопросу из области партийного строительства.

В Ташкенте работал краевой комитет партии. А за месяц до приезда Фрунзе обочь с ним существовало мусульманское бюро партии: оно проводило разъяснительную работу среди коммунистов местных национальностей. Но часто скатывалось на позиции буржуазного национализма.

Недавно это бюро было ликвидировано. Однако нашлись люди, которые хотели бы возродить его в иной форме и настойчиво предлагали создать в Туркестане «Тюркскую республику» и — соответственно — «Коммунистическую партию тюркских народов».

— Мы пока не приняли никакого решения, дожидаясь вашего приезда, — Элиава обратился к Фрунзе.

Михаил Васильевич, хорошо знакомый с историей народов Туркестана, резко выступил против «теории» единой «тюркской нации».

— Такая нация декларируется голословно, потому что на территории Туркестана существуют несколько наций — узбеки, таджики, киргизы, туркмены. Их сближает родство языков, исключая таджикский, и духовно объединял до сих пор только ислам. Ну и местный национализм, направленный острием против колонизаторской политики царизма. Партии тюркских народов не может быть, потому что нет тюркской нации. И еще потому, что сама мысль о такой партии рождена реакционной идеей панисламизма. Нечего сказать, хороши коммунисты, идущие под флагом Магомета! Этак можно договориться и до греко-армяно-русской нации: ведь все эти народы исповедуют православие!..

Доводы Фрунзе были убедительными. Но он не ограничился критикой «тюркской партии», а высказал и свое мнение о ближайших задачах:

— Надо создавать кадры рабочего класса из местного населения. Они сами решат, какая коммунистическая партия больше выражает их интересы: в масштабе всего края или в рамках каждого отдельного народа. Мы, как я думаю, ограничимся со временем созданием Туркестанского бюро ЦК РКП(б). Разговоры о «тюркской партии» отпадут, как только мы добьемся подлинного братства и интернационального единства народов Средней Азии, включая и русских, и татар, и украинцев, и армян. Важно ликвидировать басмачество и объяснить беднейшим дехканам суть политики Советской власти. А это немыслимо, если мы не нанесем удара по великодержавному шовинизму и по местному буржуазному национализму. Именно так и ориентирует нас Владимир Ильич…

Туркестанская комиссия одобрила предложения Фрунзе. Но потребовалось много времени, чтобы они стали реальностью. Через три месяца Михаил Васильевич в письме к Ленину отметил, что сделаны только первые шаги, потому что очень живуч национализм.

«Основных группировок, выросших на почве самого Туркестана, как Вы знаете, две — одна, представляющая местный «пролетариат» и сильно окрашенная цветом так называемого «колонизаторства»; другая — представляемая кучкой мусульманской мелкобуржуазной интеллигенции, выдающей себя за выразителей мнения всей многомиллионной массы туркестанского мусульманства. Все и вся здесь вращается вокруг борьбы этих группировок. «Колонизаторы» (буду их называть этим именем, хотя от него они всячески открещиваются), состоя в значительной степени из железнодорожников, считают себя носителями пролетарской диктатуры в крае и претендуют на руководящую государственную роль».

Первый ташкентский день не закончился заседанием Туркестанской комиссии: братья Константин и Михаил бодрствовали далеко за полночь.

Они нежно любили друг друга. Но долгая разлука что-то оборвала в старых семейных связях, да и каждый находился под впечатлением событий дня и не вдруг стряхнул с себя груз огромных забот и отстранился от дел, чтобы с головой уйти в сладкие годы детства и юности.

Ужинали, пили чай и словно расцветали на глазах у Софьи Алексеевны. И превратились в необузданных мальчишек; били по плечу друг друга, толкались локтем, перемигивались и сыпали вопросами: «А помнишь, Мишка?» — «А ты не забыл, Костяра?» И — пошло! Хохотали и называли массу имен и фамилий, от которых что-то отложилось на душе.

Костя переменил два места в Казанской губернии, а когда надвинулся Гайда с Северной армией Колчака, заблаговременно подался в Среднюю Азию и обосновался в Ташкенте.

Мама жива и для своих лет здорова: в Семиречье не знали московского и питерского голода. И помаленьку держались главным образом за счет овощей и фруктов. Да и не замерзали так, как в обеих столицах. С мамой осталась Лида, и по-старому они в Верном.

— О тебе часто спрашивают в письмах. Мама говорит, что ты жив: она верит в твой талант обходить смерть стороною. И уверена, что ты где-то в своем Иванове. Я хоть и не верил, что ты — это ты, но хотел вызвать маму с Лидой в Ташкент. Однако передумал: дай, мол, сам удостоверюсь, что нет ошибки. Да и дорога прескверная и опасная: на каждом перегоне могут наскочить бандиты. Скажи еще, что никто в Верном и не думал, какой сын у Мавры Ефимовны. Сидеть бы ей заложницей у атамана Анненкова. А могла бы и погибнуть — этот атаман прославился зверской расправой с красными. Теперь его прогнали… Впрочем, кому я говорю? Твои же войска и отбросили его к китайской границе. И теперь письма из Верного приходят нормально — на десятый день. Порадуй маму, пошли ей письмо. То-то будет у нее разговоров с кумушками про сына — красного генерала… Я-то уж написал ей нынче…

— А Клава с Людой?

— Клава вышла замуж за Гаврилова, у нее дочь Юлька. Живут в Москве. Там и Люда…

Софья Алексеевна ушла отдыхать. Братья еще пошептались, и Костя сказал на прощанье:

— Мишка, ты теперь дядя. Но к лету будешь отцом, верь слову доктора!

— Шутишь?

— Да какие там шутки! Скажи лучше, кого ждать будешь?

— Сына бы, Костяра!

— Очень хочешь сына — будет дочь! Примета верная, без ошибки!

— Ну спасибо за хорошую весть! И дочурка — прекрасно! А то мы всё как бобыли. Глядишь, доживем и до сына?

— Все в ваших руках, товарищ генерал! — Костя смешно откозырял и ушел в угольную черноту ташкентской южной ночи.

Долго сидел Фрунзе, думая о словах Кости, которые разбередили сердце.

Сиротинскому надо поручить найти дом: нельзя Соню беспрерывно возить в вагоне, — он сделал пометку в блокноте.

«Дорогая мама! — бисерным почерком накидал он на бумаге. — Пишу тебе в первый раз после долгого, долгого перерыва. Ты уже, конечно, знаешь, что я в Ташкенте и состою в роли командующего армиями Туркестанского фронта. Как видишь, я был вынужден силой обстоятельств подвизаться на военном поприще…»

Над картой Туркестана Фрунзе и Новицкий провели не один день. Республика была огромная — больше Европы. Она включала пять областей: Закаспийскую, Самаркандскую. Семиреченскую, Сыр-Дарьинскую и Ферганскую. Иначе говоря, теперешние Узбекистан, Туркмения, Таджикистан, Киргизия и часть Казахстана. И до последних дней в центре республики располагались две монархии: Хива и Бухара.

Правда, хивинское ханство было ликвидировано, когда Фрунзе ехал из Оренбурга к Актюбинску: 1 февраля 1920 года. В тот день были разгромлены банды басмачей Джунаид-хана — ставленника англичан в фактического хозяина Хивы. Теперь в Хиве — в центре Хорезма — готовился народный съезд — курултай; он и должен был определить государственный статут в древнем хорезмском оазисе.

А в Бухаре, как и прежде, сидел эмир Сеид-Алим-Тюря-Джан — офицер из свиты его величества, воспитанник пажеского корпуса, фаворит Николая Второго, подарившего ему роскошную виллу в Ялте.

Романова расстреляли на Урале, Колчака — в Иркутске; Деникин продолжал бежать по Кубани к Новороссийску. Юденич спешно убрался в Данию. А тут? Такое не укладывалось в голове у многих! Тут — в окружении голодных дехкан, бок о бок с Красной Армией, почти рядом с Ташкентом — державный эмир с гаремом; сытая его свита; вопли горластых муэдзинов в честь своего повелителя. Великолепие двора, грозные телохранители и покорное смирение черни. Словом, еще не вырванная страница из «Тысячи и одной ночи»!

Конечно, эмир был обречен, но еще не вышел ему срок. Революционная ситуация лишь назревала в его владениях. Он жестоко подавлял всякое проявление освободительной борьбы, и тюрьма его была переполнена коммунистами. Бухарские большевики работали в глухом подполье, но их голос слышали в соседнем Чарджуе товарищи по оружию, которые не могли мириться с монархией в тесном кольце красных знамен пролетарской революции.

Однако у Фрунзе не было оснований для штурма Бухары: эмир формально не вел войны с Советской Россией, хотя под ружьем у него находилось до 40 тысяч солдат, натасканных английскими и афганскими офицерами. И с этой реальной силой контрреволюции в Туркестане надо было считаться.