Антон Санченко - Вызывной канал

• Название: Вызывной канал
• Автор: Антон Санченко
• Издательство: Пересвет
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2003
• ISBN: 966-7505-38-3

Большинство рассказов из этой книги можно найти в сети. Однажды один из них даже выиграл конкурс сетевой литературы "Тенета-2002". В книге они лишь собраны под одной обложкой и сопровождаются предисловием Виктора Сильченко и словариком морских терминов. То есть — на любителя бумажных носителей.

После выхода книги из печати были замечены следующие особенности:

* У неё ужасно пачкающаяся обложка, которую необходимо сразу же чем-то обернуть. Полиграфисты слишком буквально восприняли желание автора отобразить пачку "Беломора".

* Она на скобочках и не рассыплется после первого прочтения.

* Она заставляла безудержно смеяться заключённых в камере херсонской тюрьмы капитанов, которые ожидали суда за совершенную аварию на транспорте.

* У женщин, которые неосторожно начинали читать рассказ "Херсон-Батуми" с поставленным на огонь чайником, чайники выкипали сгорали, даже если были со свистками.

* Один её экземпляр обошел вокруг мыса Доброй Надежды.

* Она писалась около десяти лет действующим моряком, а не филологом.

* Карта на обложке — не в проекции Меркатора, и запрещено использовать её для навигации, хотя у моряков и бытует поговорка "идём по пачке Беломора".

---

Рефик идею задвинул: порт огромный, пока до ближайшего бара с дальнего причала дотопаешь… Стали мы велики в аренду сдавать полякам да китайцам всяким. Пошло дело, двух велосипедов недостаточно явно. По всему городу народ наш бесхозных железных коней искать стал. Рефик, как босс, уже на мотороллере японском рассекает.

Тут и следующая мысль созрела: а не поставить ли на поток это дело? На свалке, вон, всяких железяк полно. Что я за электромеханик, если сгоревший движок стиралки перемотать не смогу? Времени-то — немеряно.

Гоголь — по своей части. Приёмники паяет, эхолоты рыбачкам местным настраивает.

Тралмастер с боцманом — мочалки из пропилена плетут.

— Ну что, дракона мать? За сколько сейчас бухту "ненужную" продал бы?

Приходит как-то агент один:

— Лебёдчики есть у Вас?

— Обижаешь, дорогой!

Никитич засомневался, может он штрейхбрехеров из наших рядов нанять хочет? Нет, оказывается. Какие тут профсоюзы? По четырнадцать часов на босса докеры местные горбатят, на ходу засыпают. И в основном в щель какую-то на пароходе забиться норовят, чтоб хозяин не видел и посачковать: ни перекуров, ни кофи-таймов босс не признаёт.

За проходной, в городе, тоже иногда работёнка кой-какая перепадёт. Глядишь, и на пиво уже выгорает. Можно после тяжёлого трудового дня в кабачке посидеть, от коробки железной отойти немного. Нашли мы даже рыбный ресторан один, где со своей рыбой можно приходить, для рыбаков специально. Можно даже и готовить её самому, если хочешь. Вот тут Тамбурин наш со своими праздниками воспрял.

Даже в миссию христианскую перестали мы на богослужение ходить за похлёбку. Они там после проповедей кормили всегда желающих. Если и посещали ещё, то больше из-за культурной программы: к органу привыкли. Не всё ж на гитаре спьяну наяривать.

Так что приспособились, выжили и без Джона с Джончиком. И кто кого кормит, мужик генералов или наоборот, и дискутировать забыли. Одно неудобство, раньше кэп хоть раз в неделю с управой из офиса связывался, ценные указания очередные получить: правую или левую ногу вперёд с голодухи протягивать.

Можно было бы, конечно, из города с ними связываться, когда деньги на кассе есть. Но не всегда есть, во-первых. А во-вторых, мало что за дачи под красномедными крышами, ещё и за служебные минуты ихние платить из своего дырявого кармана? Вобщем, сообщил кэп, что радист циркуляры для судов в инпорту продолжает следить, как положено, и если деньги у управы на то, чтобы хоть самолётом, хоть как, вытащить нас отсюда найдутся, пусть уж найдут и на то, чтобы киевлянам за одну РДО заплатить. Конец связи. Амен.

Как, да что в управе деется мы и раньше-то — больше из других источников узнавали. Позвонишь жене Никитичевой, бывало: как там дела у Никитича? Вроде и не из Африки, просто по морде его хитрой соскучился.

— Да какие дела? Я вчера в управлении была, так эти негодяи говорят… — и на полчаса тексту. Но зато и информация — исчерпывающая, с полными характеристиками начальства, Никитича и ЮНЕСКО.

Возвращается как-то рефик с переговоров таких, а у нас уже заведено было: два человека в неделю домой звонить могут, дорого у них там это удовольствие, и заодно — жене Никитичевой, новости узнать, — возвращаются они с боцманюрой, ржут:

— Никитич, две новости у нас. Тебе хорошую или плохую сначала?

— Плохую? Борова нашего, начальника, то-ли на повышение, то-ли под следствие в Киев забирают. Вобщем, он задним числом "продал" нас фирмачу московскому. По остаточной стоимости. Закрыл тему. А мы, оказывается, как только контракты с ВЛКСМом подписали, автоматически из управы уволились. Не их это головная боль теперь, как нас отсюда вытащить.

— Говорил я тебе Никитич, что до новых веников это, — тралмастер вздыхает.

— Вобщем, ты как хочешь, а я завтра огород сажать начинаю. Я место на пустыре давно присмотрел. Земля не кубанская, конечно, но с поливом если… Эй, боцманюра! Картошку сажать берёшься? До трёх урожаев в год снимать можно.

— А хорошая ж какая? — вспомнил Никитич.

— Дочка твоя послезавтра замуж выходит.

Вот что значит — засиделись в гостях. Так и жёны скоро замуж повыходят, не то что дочки.

А тут ещё и Ленка опять явилась. С бланжом под глазом, к тому же.

— Да, понимаю теперь, — говорит, — почему Отелло именно мавром был.

— Вы уж меня спрячьте на пару дней. Как бы Дездемоной мне не стать. Да какой там платочек кружевной? Прямо на месте преступления, в гримуборной… И чего ему за столиком не сиделось? Он что думал, что меня хозяин за хореографические таланты только в варьете держит?

А тут и тойота, нам уже известная, подкатила. С мавром.

Вобщем, слово за слово, загремели мы с Вальком, опять на пару, как в госпиталь малярийный, в участок полицейский. Правильно тралмастер говорил: как филиппинцев в кабаке бить, так всегда желающих полно, а как белую наложницу из сарацинской неволи вызволить…

Сижу за решёткой, в темнице сырой…

Сидим, вернее. Тридцать нас в камере. Экономно сидим. Харчи всем — родственники носят. Только нам — сослуживцы. Валёк только вошёл, осмотрелся:

— Ну, это не керченский медвытрезвитель, — говорит.

— Жить можно.

Основательную тюрягу португалы им отгрохали. Стены — из мортиры не прошибёшь. По всему видать — форт бывший. Просто как графьям МонтеКристо почёт нам оказан. Хорошо хоть не на острове. Потом оказалось, действительно как графьям. В подземелье — там вода по нарам во время прилива гуляет и крабы ползают.

— Не жалеешь, что из-за девки уличной ещё и в тюрягу попали? — Валёк спрашивает.

— Ну, это как суд решит. Если не пожизненно, то не пожалею, пожалуй, — говорю.

— Я вот тоже сначала думал, зачем я во всё это вляпался? А потом… Я ведь её тогда ещё, на вилле Джоновой, от Джончика отбил. Даже вмазать ему пришлось. Настырный. Видишь, что не хочет с тобой девка идти, чего насиловать?

— Вобщем, я её в тот вечер на пароход забрал. Ты особо не треплись, я её у Никитича в каюте прятал, когда ВЛКСМ шастал.

— Она, дура, испугалась, когда узнала, что уже и консульство на уши поставлено. Последняя гастроль значит? Столько визу эту зарабатывать пришлось, а теперь — закроют, зарубеж ни ногой, и с работы вытурят? Что мы за занавеской железной забыли все? Нигде и слова такого-то нет: Заграница. У албанцев, может ещё.

— Я теперь думаю, да пусть закрывали бы ей визу, чёрт с ней. А тогда… Я ж тогда и не знал её совсем. Думаю, пускай сама решает. Вспомнил просто, как сам чуть в петлю не лез, когда паспорт моряка по запарке вместе с сумкой в багажнике частного карпаля одного оставил. Всех таксистов местных на уши ставил, а этот ещё и залётным каким-то, не крымским вообще, оказался. Так мне весь остаток жизни в каботаже гнить тогда не хотелось… А со стороны посмотреть: ну не к расстрелу же приговаривают. Бумажка, хоть она серпастая-молоткастая, хоть какая ещё, бумажкой и есть… Сейчас — особенно смешной трагедия эта кажется.

— Ты думаешь, эскулап этот нас с тобой пользовал за красивые глаза Ленкины? Не принято это у них. За всё — счёт выписывай. Могу себе позволить на разгул столько-то, на благотворительность столько-то, на подарок любовнице столько-то: сумма, подпись бухгалтера. Госпиталь-то хороший, не чумные бараки какие-то…

— Ленка что ли?

— Цепочка золотая.

— Ну, теперь и пожизненно пусть дают, с ежедневным выеданием печени, — говорю.

— Всё равно я — уже пять месяцев, как остыл. Зомби. Такие дела.

Долго ли, коротко ли, везут нас к Фемиде на случку.

До чего всё похоже, архитектура даже. Специально, чтоб на мозги давить всё рассчитано: колонны, потолки, коридоры бесконечные пыльные, людишки суетятся какие-то, всяк во свою дверь очереди ждёт. Букли да мантии — это уже мишура. Показуха. Как и у нас, за невзрачной дверью решается всё:

— Может адвоката желаете?

— Какой там адвокат, милай. Валяй на всю катушку.

И в переводчиках — Джончик. Один он русский язык знает во всей их молодой государственности, что ли?

— Очень не хорошо, — говорит, — что вы местный уважаемый гражданин так больно били. Господин куртмэн с пережитками колониализма очень сейчас борется. И полицейских бить и из пистолета пугать — тоже нехорошо.

А что мне, смотреть было, когда он на Валька волыну направил? Или выстрелить ему дать возможность, чтоб догадаться, что пистолетик-то — газовый? Так и объясняю. Чего там Джончик переводит, не ясно. Но машина правосудия пущена, строчит на машинке чего-то.

Открывает куртмэн свой талмуд уголовный, статью находит.

Хорошие законы, нечего сказать. По первому пункту — восемь лет крабов, по последнему — денежный штраф небольшой. От тяжести содеянного всё зависит.

Но тут дверь открывается, ещё один машинист фемиды входит, и… да Ленка, конечно. Кэп с Никитичем в коридоре ждут.