Ольга Скороходова - Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир

• Название: Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир
• Автор: Ольга Скороходова
• Издательство: Педагогика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

Болезнь в детстве сделала О. И. Скороходову полностью слепоглухой. Однако она нашла в себе силы учиться и работать. Под руководством проф. И. А. Соколянского она получила образование.

Предлагаемая книга — уникальное произведение автора, лишенного зрения и слуха. В ней с большой полнотой характеризуются особенности познавательных процессов человека, лишенного основных дистантных рецепторов.

Книга предназначена для учителей, научных работников в области психологии, педагогики, философии и будет с интересом прочитана широким кругом читателей.

---

Один раз сестра сделала своими руками довольно резкое движение; я недовольно сказала:

— Наташа, спокойно, не дергайтесь!

Потом я почувствовала, что кто-то крепко схватил меня за ноги. Вероятно, врачи думали, что я, ощутив острую боль, буду отбиваться ногами. Я попросила не держать меня за ноги и обещала лежать спокойно…

Да, я действительно лежала более чем спокойно: я сильно ослабела потому, что долго болела, прежде чем можно было производить операцию. Меня охватило почти полное безразличие ко всему окружающему. Мне уже не хотелось получить какие-либо впечатления от операции или представить операционную комнату, хирурга, инструменты и т.д. Я ощущала боль от чего-то тонкого и острого — это зашивали разрез. Потом, как сквозь сон, я почувствовала, что меня берут за руку и что-то пишут. Я сделала над собой большое усилие, стараясь понять то, что мне писали.

— Все кончено! Вы молодец, — сказал хирург.

Сама себе я казалась кулем муки, потому что не могла сделать ни одного движения. Меня положили на носилки и повезли в палату. Внезапно я встрепенулась, представила вдруг, что меня будут провозить по коридору, а я в одной сорочке… Я крикнула:

— Наташа, где мой халат? Не забудьте взять его.

Как я узнала потом, все засмеялись и удивились тому, что я прежде всего вспомнила о халате. Потом я находилась несколько часов без сознания, а когда очнулась (было уже 10 часов вечера), протянула руку к тумбочке, чтобы найти больничный стакан с водой. И вдруг рука наткнулась на мою домашнюю чашку с блюдцем. Эту чашку я сразу узнала и очень обрадовалась, думая, что лежу дома на своей постели. В один миг мне представились все знакомые предметы, находящиеся в моей комнате. Но потом я вспомнила операцию, перенесенную боль, вспомнила, что лежу в больничной палате: об этом ясно свидетельствовал специфический запах клиники. Значит, ничего домашнего здесь нет, кроме этой чашки. Но как она сюда попала? Очевидно, кто-то приходил, а быть может, и сейчас находится здесь, у моей постели. Действительно, ко мне подошла Мария Николаевна, как только заметила, что я очнулась, Я очень обрадовалась ей. Хотя в клинике все относились ко мне исключительно внимательно и тепло, но все же Мария Николаевна была своим, близким, сразу меня понимающим и в точности выполняющим мои просьбы человеком. Я стала просить ее, чтобы она не уходила сегодня.

— Нет, нет, не уйду, я специально пришла, чтобы быть возле вас ночью…

Через два дня мне стало лучше, но со мной все-таки находилась Мария Николаевна, а когда она уставала, ее сменял кто-нибудь из воспитательниц школы глухонемых, где я жила. Один раз днем, когда возле меня дежурила Мария Николаевна, взяли на операцию одну больную, у которой были камни в печени. Операцию ей производили под общим наркозом, а когда привезли в палату, она очнулась и, по-видимому, очень страдала. Мария Николаевна говорила мне, как эта больная кричала и металась по постели. Я понимала, что больная страдает, но я не представляла выражения ее лица, движений ее рук и всего бьющегося тела. Если до этого случая я раньше могла осмотреть кого-нибудь другого в подобном состоянии, то, безусловно, и страдания этой больной стали бы мне яснее. Но я с нею разговаривала еще до операции, и поэтому и сейчас она представлялась мне такой же спокойной и ласковой, какой была во время нашей беседы. Я представляла ее кровать, постель, руки. А вот если бы М. Н. не только рассказывала, но воспроизвела несколько движений бьющейся больной, тогда эта картина казалась бы более наглядной. Но нас окружали люди, и М. Н., естественно, не могла повторять движений больной или более подробно рассказывать о том, что происходило вокруг нас.

Я ведь могу представить себе страдания человека или животного, когда воспринимаю целый ряд движений того существа, к которому прикасаюсь. Припоминаю такой случай: я держала на коленях свою кошку Зару. Она вся замерла, выжидая удобный момент к прыжку, а я ее не пускала. Она все же прыгнула; я хотела на лету подхватить ее, она же перекувырнулась в воздухе и, по-видимому, неудачно упала на пол. Это падение причинило ей боль, потому что она замяукала и стала кататься по полу, продолжая кричать. Все это я наблюдала, следя за кошкой рукой, ощущала ее мяуканье и испытывала большую жалость к ней.

До самого вечера я помнила этот маленький эпизод, а когда легла спать и ко мне на постель прыгнула Зара, я живо представила себе всю дневную сценку, даже как бы ощутила на кончиках своих пальцев мяуканье кошки. Она же тем временем ласкалась ко мне, словно просила еще раз пожалеть ее…

Другой случай произвел на меня потрясающее впечатление. Я увидела одну девушку, которая во время войны попала под бомбежку и была ранена в голову. В результате ранения она ослепла. Рана долго не заживала, и девушка носила на голове повязку, под которой вместо кожи была как бы кора со струпьями, покрывавшими почти всю голову. Один раз раненая дала мне прикоснуться рукой к ее голове без повязки. После этого я представила себе ужасную картину, о которой кратко рассказала девушка.

В течение нескольких дней я почти ничего не ела, ибо все предметы, к которым я прикасалась, в том числе и пища, представлялись мне в виде головы, покрытой струпьями. Мне хотелось, сознаюсь откровенно, плакать, а образ девушки долгое время преследовал меня. Даже сейчас (6 лет спустя), когда я пишу эти строки, все представляется мне с поразительной ясностью, я как бы «вижу» эту девушку и чувствую себя очень нехорошо.

О некоторых представлениях

Бывает так, что я остаюсь дома одна днем и вечером. Я нахожусь в своей комнате, не воспринимаю извне никакого шума, не вижу дневного света, а вечером электрического — вообще пребываю во мраке и тишине, но это не значит, что я погружена в небытие.

Напротив, я знаю, что вокруг меня происходит непрерывное движение человеческой жизни, независимо от того, воспринимаю я это движение или нет. Я пытаюсь представить себе жизнь людей, движение в городе. Но шум и звуки представляются мне в виде непрерывных вибраций, которые я ощущаю, когда нахожусь на улице или когда еду в трамвае, троллейбусе и т.д. Представляю я знакомых мне людей; представляю их отдельно, то одного, то другого; представляю небольшими или большими группами, как это бывает, например, в метро. Но их голосов я не представляю, мне кажется, что они молчат или говорят очень мало, и притом говорят беззвучно. Если же я захочу все-таки представить человеческие голоса, то звуки чудятся мне на кончиках моих пальцев, потому что некоторых своих знакомых, а также и собственный голос я «слушаю» руками. Я представляю, что на улице играют дети, играют весело, бегают, смеются, но их громкие крики я не представляю, а лишь предполагаю, что ребятишки шумят и кричат во время игры. Все то, что происходит на улице и чего я не могу «осмотреть» руками, а лишь знаю со слов других, представляется мне в уменьшенном виде. Но когда я непосредственно воспринимаю что-либо при помощи осязания — еду в автобусе, осматриваю что-нибудь, перехожу улицу, бываю в метро и т.д., — тогда все представляется мне в своем натуральном виде и размере.

Если я попытаюсь выразить свои представления поэтическим языком, то это будет примерно так: вся жизнь, которая протекает вокруг, отделена от меня «стеклянной стеной». Зрячие люди видят все окружающее и могут рассказать мне об этом, но, как только я захочу непосредственно воспринять эту жизнь, без помощи зрячих и слышащих, я натыкаюсь на тонкую «стеклянную стену», которая кажется мне настоящей «китайской» стеной. Я многое о жизни знаю, но зрительно и в виде слуховых восприятий ее не ощущаю.

Странная комната

Много раз я бывала в комнате у Марии Николаевны, но почти всегда проходила по комнате с ее помощью. Она, как любезная хозяйка, спешила мне навстречу, когда замечала, что мне нужно выйти из комнаты или пересесть на другое место. Несколько раз я специально обходила всю комнату для того, чтобы представить себе ее размеры, обстановку и пр. Тем не менее, эта комната является для меня какой-то загадочной: мне представляется, что в ней много углов и что каждый раз, когда я бываю у М. Н., все вещи расставлены уже не так, как раньше, — на другие места. Свою же комнату я могу представить в любой момент, независимо от того, где я нахожусь: могу представить ее в целом или каждую вещь в отдельности, могу представить место, где находится тот или иной предмет в данный момент. Словом, в своей комнате я ориентируюсь совершенно самостоятельно. Помощь же М. Н., когда я бываю у нее, не дает мне возможности запомнить, а потом представить на расстоянии эту комнату — каждый ее угол, предмет и т.д. Даже сейчас, когда об этом пишу, я затрудняюсь сказать, по какую сторону двери находятся окно, диван, кровать и другие предметы.

Представление ночи