Ольга Скороходова - Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир

• Название: Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир
• Автор: Ольга Скороходова
• Издательство: Педагогика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

Болезнь в детстве сделала О. И. Скороходову полностью слепоглухой. Однако она нашла в себе силы учиться и работать. Под руководством проф. И. А. Соколянского она получила образование.

Предлагаемая книга — уникальное произведение автора, лишенного зрения и слуха. В ней с большой полнотой характеризуются особенности познавательных процессов человека, лишенного основных дистантных рецепторов.

Книга предназначена для учителей, научных работников в области психологии, педагогики, философии и будет с интересом прочитана широким кругом читателей.

---

Повторяю, что мы, слепые, не узнавали бы знакомых предметов, если бы представление о них не соответствовало их действительным размерам, их гладкой или шероховатой поверхности.

Когда я пишу эти строки, я пытаюсь представить себе два шара, — большой и маленький. Если бы сейчас ко мне подошел кто-нибудь и дал мне в руки маленький (воображаемый) шарик, я, без сомнения, узнала бы, что из двух представляемых мною шариков мне показывают именно маленький.

Разве это не убеждает в том, что представления слепых об окружающем мире вполне реальны и не уступают восприятию зрячих. Разница только в том, что зрячий все представляет зрительно, а у слепых — тактильные представления.

Я считаю не лишним вкратце передать разговор с одной милой женщиной, которая уверяла меня, что слепые не могут представить предметы в таком объеме и форме, каковыми они являются в действительности. Ей почему-то казалось, что слепые представляют предметы или большими, или меньшими, — на этом последнем, т.е. меньшем размере, она особенно настаивала. Она предложила мне несколько вопросов в таком роде:

— Если вам дать в руки яблоко и огурец, а затем отобрать их у вас, какими они будут вам казаться — маленькими или большими? Круглыми или длинными?

Я отвечала, как думала:

— Яблоко я буду представлять только как яблоко, в его натуральном объеме и, конечно, круглым, даже с хвостиком. Огурец — как огурец, продолговатый и, конечно, не спутаю его с яблоком.

— Но, когда вы осматриваете предмет, а потом отходите от него, можете ли вы представить себе цельный образ этого предмета, у вас образуется только частичное представление о данном предмете?

Я сейчас ощущаю в своей руке вашу руку, но лица вашего я не знаю, ибо не осматривала его. Следовательно, я не могу представить ни вашего носа, ни ваших глаз, а представляю только вашу руку. Однако, хотя ваши черты лица мне неизвестны, но исходя из того, что у каждого человека есть лицо, я допускаю, что у вас тоже есть глаза, нос, рот. Если я прикоснусь рукой только к кончику вашего носа, я буду представлять эту часть носа и предполагать, что, у вас наверное, имеется целый нос… Теперь вообразите себе следующее: вы закрыли свое лицо чем-нибудь или спрятались за ширмой, но у вас случайно остался неприкрытым один глаз или часть подбородка. Зрячий человек, смотря на вас, может увидеть то, что вы не успели прикрыть. Расставшись с вами, человек будет представлять один ваш глаз или часть подбородка, допуская при этом, что у вас должно быть целое лицо…

Не знаю, осталась ли довольна этими ответами моя собеседница, но только она была чем-то смущена, хотя не забыла поблагодарить меня за приятную беседу.

Я же после беседы самым тщательным образом анализировала свои представления. Мне необходимо было убедиться в том, правильно или неправильно отвечала я этой женщине, сравнивая представления слепых и зрячих. Целый день я припоминала всевозможные прочитанные мною или кем-нибудь рассказанные примеры из области восприятий и представлений. В конце концов я вспомнила в числе других примеров замечательное стихотворение Лермонтова.

Считаю, что будет нелишним привести здесь это стихотворение полностью:

Из-под таинственной, холодной полумаски
Звучал мне голос твой, отрадный, как мечта,
Светили мне твои пленительные глазки,
И улыбалися лукавые уста.
Сквозь дымку легкую заметил я невольно
И девственных ланит и шеи белизну.
Счастливец! Видел я и локон своевольный,
Родных кудрей покинувший волну!..
И создал я тогда в моем воображенье
По легким признакам красавицу мою;
И с той поры бесплотное виденье
Ношу в душе моей, ласкаю и люблю.
И все мне кажется: живые эти речи
В года минувшие слыхал когда-то я;
И кто-то шепчет мне, что после этой встречи
Мы вновь увидимся, как старые друзья.

Мы видим, что по отдельным частям — по локону, по глазам и т.д. — поэт силой воображения создал в душе своей прекрасный, но бесплотный образ женщины.

Мне понятна эта сила воображения: благодаря чьим-нибудь красивым, выразительным рукам я создавала в своем воображении красивый образ человека, наделяла его хорошей фигурой, лучистыми глазами, приятным голосом; приписывала ему самые лучшие нравственные качества, идеальные стремления и пр. Но в дальнейшем, когда я сталкивалась с суровой действительностью, когда узнавала с помощью рук, что это далеко не красивый человек, созданный моим воображением образ расплывался и распадался на мелкие частицы, оставалось лишь сожаление, что это была одна мечта, но я вскоре утешалась весьма мудрыми строками А. Блока:

Что же делать, если обманула
Та мечта, как всякая мечта,
И что жизнь безжалостно стегнула
Грубою веревкою кнута.

Да, неумолимая действительность сильно бьет людей. Вымышленные образы действуют губительно не только на слепых, но порой на зрячих людей, ум и воля которых не могут ни противостоять действительности, ни приспособиться к непрерывному движению, к постоянно изменяющимся формам нашего бытия. Но я знаю, что только здоровое понимание жизни, только правильное, научно-жизненное понимание психологии человека, только знание законов диалектического мышления могут помочь нам в борьбе с заблуждениями и ошибками в нашей жизни.

Порой эмоции ослабляют нашу волю, но разум человека должен проливать яркий свет на действительность, избавляя нас от ложного представления реально существующего мира и вещей.

Как мне удобнее ходить

Всем, конечно, понятно, что я по городу одна не хожу. Но когда я иду по улице со зрячим спутником, то, во-первых, беру его под руку, а во-вторых, иду с правой стороны. Поступаю я так потому, если меня берут под руку, я плохо воспринимаю шаги своих спутников, а воспринимать их шаг мне необходимо, ибо только тогда я ощущаю все изменения в направлении, что дает мне возможность представлять, по какой дороге мы идем. Когда нужно сойти с тротуара, я это замечаю по телодвижениям моих спутников и стараюсь подражать им. Точно так же я поступаю, когда нужно взойти на тротуар. Если мои спутники делают шире шаг, чтобы перешагнуть через лужу или другое препятствие, я это воспринимаю и делаю приблизительно такой же шаг. Конечно, я не всегда оставляю ширину шага спутника, особенно если лужа велика. Мне трудно определить только по одним движениям спутника ту точку опоры, на которую он попадает своей ногой. Это обстоятельство еще более осложняется в тех случаях, когда со мной идет неопытный провожатый — непривычный ко мне человек.

Разумеется, у нас есть и другие «приспособления». Например, я прошу моего спутника протянуть вперед руку так, чтобы она повисла в воздухе как раз над той точкой, куда я должна поставить ногу. Если же лужи слишком широки и через них приходится прыгать, мой спутник прыгает один и по другую сторону лужи опускает вниз руки над точкой опоры. Но прежде чем последовать за спутником, т.е. делать прыжок, я стараюсь сообразить и представить, могу ли я сделать такой же прыжок. Конечно, бывают и оплошности: не всегда я в состоянии, подобно зрячим, перепрыгнуть через большую лужу. В таких случаях меня выручают любезные товарищи, которым под силу перенести меня через лужу на руках.

Однажды мне пришлось выехать за город поездом. Да еще от станции к селу надо было идти пешком четыре километра. Когда мы прошли примерно половину пути, моя спутница вдруг увидела, что дорогу пересекает ручей. Она остановилась в недоумении, не зная, как переправить меня на другую сторону ручья. Он был до вольно глубок, а для того чтобы его перейти, через него была пере брошена узкая доска. Зрячие ходили по ней балансируя, чего не могла сделать я. Мне необходимо было сделать самый широкий, какой я только могла, шаг. Но как все это сделать, спутница не знала, а перенести меня на руках она не могла.

— Оля, что же нам делать?

— А вот как: вы переходите на ту сторону ручья. Дайте мне свою руку, возьмите меня за пальцы, как раз над точкой, куда я должна поставить ногу, и я перешагну.

— А вы не упадете в ручей?

— Зачем? Мне совсем не хочется прийти в гости мокрой… Спутница мы перешла через ручей, выполнила все мои указания, и взялись за руки. Несколько секунд я постояла в раздумье, стараясь представить ширину ручья, сравнивая ее с шириной моего шага, а затем быстро перешагнула через ручей. Между прочим, когда я делала шаг, то заметила, что у моей спутницы сильно дрогнула рука, — очевидно, она боялась, что я сорвусь в ручей, ибо земля была рыхлая, песчаная, а я ступила на самый край берега, дальше ступить я уже не могла. Но все обошлось благополучно, я даже получила удовольствие от сознания, что нашла выход из затруднительного положения и преодолела это хотя и незначительное, по все же неприятное препятствие. И притом преодолела самостоятельно, а не так, как описывается в сказке Л. Н. Толстого: «Слепой взял хромого на плечи и перешли через ручей благополучно».