Бронюс Яунишкис - От Альп до Гималаев

• Название: От Альп до Гималаев
• Автор: Бронюс Яунишкис
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

Эта книга — документальная повесть о литовском юноше, для которого религиозные родители избрали путь монаха-мис­сионера. Юноша был направлен для работы в одну из католиче­ских миссий в Индии. Смутные сомнения в правильности избран­ного им пути постепенно перерастают в протест против фарисей­ства христианских миссионеров. Он порывает с церковью и воз­вращается на родину уже убежденным атеистом.

---

— Существуют религии, созданные личностями, известны­ми истории. Как по-вашему, в таких случаях это истинные религии? — обратился к нам Касола.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

.— Ислам, мусульманство, — не раздумывая, ответил Касола. — Эту религию, как мы знаем, создала личность вполне реальная, зафиксированная в истории, Мухаммед. Не так ли?..

— Да, - согласился я. — Он был проводником караванов, позднее стал главой Ятрибского государства. Считается, буд­то сам Аллах вдохновил его на проповедь новой религии.

— Значит, это истинная религия? — спросил Касола.

— Нет, христианство более истинно, - решительно заявил я. — Его провозгласил сам сын божий.

— Но разве Христос — историческая личность? — усомнил­ся хозяин и сам же пояснил: — Простите меня, но я... старый либерал. Ранее я склонялся в сторону социализма. Но когда мне довелось познакомиться с идеями фашизма... мне пока­залось, что фашизм - это будущее. Но к какой бы полити­ческой доктрине я ни склонялся, меня все время интере­суют мировые религии. Возможно, поэтому и поддерживаю связь с духовными лицами. Быть может, им удастся вер­нуть меня на стезю божью. Ведь бывают же на свете чудеса. Не так ли?..

Несколько придя в себя от такой неожиданности, я за­протестовал:

— Почему вы, господин мэр, говорите, что Христос не яв­ляется исторической личностью, если о нем упоминает в своих трудах ряд историков? Возьмите, например, труды еврейско­го историка Иосифа Флавия.

— Разве вы не знаете, что фразы о Христе в труде Флавия «Иудейские древности» появились спустя четыре столетия после написания книги, — не уступал Касола. — Вы не серди­тесь, но ведь их вставили монахи, переписывая книгу. Это историческая фальсификация.

— Ну, а Цельс? — внезапно включился в разговор Сильвио. — Он упоминает о Христе в своем «Правдивом слове». Цельс был греком. Ему нельзя не верить.

— А Плиний Младший! Он также писал о сыне божьем, жившем на земле, — демонстрировал я свои познания хозяи­ну. — А Светоний, Лукиан...

— Не путайте, они писали не о Христе как основополож­нике христианства, а лишь о христианской религии вообще. Само же христианство возникло из других древних религий, сформировалось в Римской империи, здесь, у нас, и отсюда распространялось в разные страны.

— Следовательно, по-вашему, христианство, как и инду­изм, берет свое начало из народных мифов, сказаний, песно­пений? — спросил я удивленно.

— Вы можете мне не верить, однако я, интересуясь рели­гиями, пришел именно к таким выводам, — признался Касо­ла. — Может быть, моя точка зрения и неверна, но я не могу ее изменить. У меня нет других аргументов.

Я отодвинул в сторону бокал с вином и встал, бросив взгляд на Сильвио.

— Извините, но нам пора в монастырь, — сказал я.

— Таких суждений, господин Касола, я нигде не слышал. Стоило бы подискутировать, — заявил, вставая, Сильвио. — Это очень интересно... Ваши рассуждения заставляют заду­маться...

— Заходите почаще, — приглашал нас с улыбкой Касола. — Мы вместе поищем основы божественного. Человек боится бога до тех пор, пока не обрел веры в себя.

Мы откланялись, еще раз поблагодарив за пригла­шение.

В монастырь мы возвратились возбужденные и огоро­шенные. Нас поразили и смутили мысли, высказанные Касолой. Да, сразу и не узнаешь, где свил себе гнездо дьявол.

16

Мы продолжали посещать тренировки по стрель­бе, были активными участниками спортивных соревнований, проводимых и в других городах: Милане, Генуе и даже в Риме. Нередко мы воз­вращались с соревнований победителями. Завое­ванные медали и другие награды вручали ректору, а цветы -Виргинии. На ее машине мы частенько ездили на загородную виллу. Если хозяин был дома, то время проходило в ожесто­ченных спорах о религии, после которых каждый оставался при своем мнении. Если же хозяин отсутствовал, то мы пили вино и рассуждали о спорте, теннисе, стрельбе. Виргиния стала нам близким человеком, вроде сестры.

Я начал замечать, что Сильвио ведет себя как-то странно. После тренировок он частенько где-то пропадал и просил, чтобы я дожидался его в городе. В ожидании его я заходил то в кино, то в кафе, навещал членов нашей сборной по стрельбе.

Однажды я в шутку спросил Сильвио:

— Уж не притянуло ли тебя духовно-магнитное поле Вир­гинии?

— Не волнуйся, на меня ее токи не влияют, — усмехнув­шись, ответил он. — Я у них читаю светские газеты. В мона­стырской читальне таких нет.

— И что же ты интересного вычитал?

— Салезианцы в Индии покупают детей.

— Да ты что?! — не поверил я. — Это клевета!..

— Газета социалистов «Лаворо нуово» поместила об этом репортаж, — с горечью произнес Сильвио. — Быть может, и меня когда-то купили?! Хотя монахи утверждают, что я сиро­та. Но фамилия у меня индийская. Почти все уверяют меня, что я похож на индуса...

— А я тебе говорю, что социалисты клевещут на мона­хов, — не уступал я. — Не придавай значения тому, что пишут их газеты. Подлинной правды нигде не найти. Да и с Касолой надо прекращать дружбу. Еще где-нибудь проговоришься о покупке детей, и не видать тебе посвящения. Тогда твоим надеждам придет конец, навсегда останешься в Италии.

— А если я был куплен? — упорствовал Сильвио.

Я пожал плечами и ничего не смог ему ответить. Я по­нимал, как тяжело ему без родины, без родных. Мечется как зверек, запертый в клетке. Мне все-таки легче. Хотя монахи и запрещали говорить на родном языке, я иногда сам с собою разговаривал по-литовски, писал письма ро­дителям, родственникам, друзьям, молился по-литовски. И бог ни разу не наказал меня за это. По-видимому, бог-таки умнее монахов.

Сильвио по-прежнему навещал семью Касола. Случалось, что он долго там задерживался и тем доставлял мне много тревожных минут. Я боялся, что нам могут запретить трени­ровки. Но пока что везло, нас никто не предал. Кроме нас, никто из семинаристов не мог свободно выходить в город, только мы пользовались этим правом.

Так промчались три года учебы. Подходил к концу четвёртый, когда меня пригласил к себе ректор. Как обычно, он долго и пристально глядел на меня, словно пытаясь проник­нуть в самую душу. Я не знал, о чем он будет говорить, одна­ко ничего хорошего не ждал. Но ректор вдруг сделал совер­шенно неожиданное предложение:

— Мы собираемся, Викторио, послать тебя в Индию, в миссию. Тебе легко даются языки, там же пройдешь прак­тику. Потом вернешься, закончишь учебу и будешь посвящен.

Я давно мечтал об Индии, но думал, что Сильвио для это­го больше подходит. Кроме того, он очень хотел выяснить тайну своего происхождения. Может быть, в Индии это ему удастся?

— Спасибо, — поблагодарил я ректора. — Но не лучше ли послать Сильвио? Он интересуется Индией, знает санскрит, хорошо разбирается в индуизме.

— Как же его послать, если он ушел из монастыря? — раз­вел руками ректор.

— То есть как - ушел? - страшно удивился я.

— Очень просто... Вчера он не вернулся от Касолы. Запу­тали его либералы.

Я стоял пораженный. Новость была столь неожиданной, что я не знал, что и сказать.

— Конечно, может быть, и нецелесообразно посылать тебя в конце учебного года, — продолжал ректор. — Но там, в Ин­дии, на территории Гиманджунгской миссии появился тигр-людоед. Он терроризирует прихожан. Уже растерзал несколь­ких человек. Всех там охватила паника. Ты хороший стрелок и справишься со зверем. Окажешь миссии большую помощь. Готовься в путь, мой дорогой. Да благословит тебя господь.

Я не знал, радоваться мне или сожалеть, что посылают в миссию. Жаль было расставаться с братством Христофора, стрелковыми соревнованиями. А может, меня посылают во­все не потому, что я хороший стрелок, а опасаются, как бы я не последовал примеру Сильвио и не бежал на родину?

Но в то же время Индия влекла меня своими тайнами, экзотикой, неизведанной жизнью миссии. Семинария не уйдет, успею ее окончить, не минует меня и посвящение. Лишь бы мне удалось помочь миссии. Сейчас главное - изучить бен­гальский язык. Но если ты знаешь несколько языков, нетруд­но выучить еще один, если это необходимо...

Я опустился на колени и с волнением воскликнул:

— Благословите, отец мой.

— Мир тебе, - ректор перекрестил меня и поцеловал.

17

Так закончил свой рассказ о жизни в салезианском мона­стыре в Италии Викторас Заука. Было видно, что воспомина­ния о годах, проведенных в новициате и семинарии, угнетали его. Хотя ему, сыну рабочего, можно сказать - нищему, ка­залось, очень повезло. И я сказал:

— На что ты жалуешься? Не так уж тяжело тебе приходи­лось. Ведь ты многого достиг.

Викторас нахмурил густые поседевшие брови, долго мол­чал. Потом с горечью сказал:

— Больше всего меня угнетает сознание того, что лучшая часть моей жизни прошла впустую.