Пётр Пискарёв - Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века

• Название: Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века
• Автор: Пётр Пискарёв
• Издательство: Гиперион
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89332-136-4

Эти мемуары написаны двумя петербургскими старожилами, родившимися на рубеже XIX–XX вв., и публикуются по рукописи, которая находится в собрании А. М. Конечного, составителя и комментатора этой книги. Воспоминания П. А. Пискарева и Л. Л. Урлаба — это документальный реестр реалий повседневной и праздничной жизни города рубежа веков и его обитателей, они дополняют и корректируют сведения, сообщаемые другими мемуаристами и являются еще одним источником по быту и зрелищной культуре старого Петербурга для самого широкого круга читателей (от любителя книг до специалиста по городской культуре и истории).

Иллюстративный материал предоставлен А. М. Конечным.

В оформлении обложки использованы работы Мстислава Валериановича Добужинского (1875–1957).

---

Какие книги продавались вразнос? Прежде всего, так называемая бульварная литература. Сюда надо отнести «Ключи счастья» Вербицкой, произведения Бебутовой, Брешко-Брешковского и других. Очень часто продавались самоучители разных языков. Успеху продажи их способствовала устная реклама продавцов, гарантировавшая практическое освоение языка за шесть месяцев. Прохожие соблазнялись и покупали. В большом ходу была продажа книги Фореля «Половой вопрос». Продавалась и литература явно порнографического характера. Автором этой литературы был некто Барков. Для более сильного воздействия на читателя эта литература писалась в стихотворной форме. Наименования произведений были настолько пошлы, что прохожие, особенно женщины, не могли без смущения проходить мимо продавца, который с особым смаком и громко выкрикивал свой товар, вызывающе улыбаясь в ответ на возмущение публики. Однако продажа этой литературы никем не преследовалась, несмотря на ее разлагающее влияние на молодежь и подростков.

Что же касается «летучих букинистов», то диапазон их торговли был очень широк. Особенно широко были представлены приложения к журналам «Нива», «Природа и люди», «Родина»[127] и к другим. Тут были полные собрания произведений разных авторов, продавались и отдельные книги этих собраний для пополнения утраченных экземпляров. Продавались и комплекты журналов за разные годы. Особым спросом пользовались тогда юмористические журналы «Будильник»[128], «Осколки»[129], «Сатирикон»[130] и другие.

Особенно ценного и редкого материала у «летучих букинистов» не было. Такой материал продавался в букинистических магазинах на Литейном проспекте, в Александровском рынке[131] и в других местах. Однако в редких случаях, в виде исключения, и здесь любители книг находили для себя нужную книгу.

Старьевщики, точильщики, паяльщики, холодные сапожники

Наиболее яркими представителями скупки старых вещей у населения города были татары. Войдя во двор, они окидывали взглядом все этажи дома и выкрикивали: «Халат, халат!»[132], ожидая приглашения зайти в какую-нибудь квартиру. А это приглашение делалось через открытую форточку, с указанием номера квартиры, в которую ему следовало зайти.

Одеты они были в длиннополую одежду, а на голове — тюбетейка. Через плечо на спину был перекинут мешок из полосатого матрасного материала, который они придерживали одной рукой. В этот мешок собирались все скупленные у населения старые вещи. Скупали они преимущественно носильные вещи, но не отказывались и от других вещей домашнего обихода. Купив предложенную им вещь, они начинали выспрашивать у хозяйки квартиры такие вещи, которые были нужны им, на которые был спрос и которые, следовательно, обеспечивали выгодный сбыт. Татары-скупщики были очень навязчивы и назойливы. Если им на глаза попадалась вещь, которая их привлекала и соблазняла, они начинали приставать, чтобы им эту вещь продали. Иногда своей настойчивостью они доводили хозяйку до такого состояния, что она продавала облюбованную ими вещь против своего желания, лишь бы отвязаться от назойливого старьевщика. С татарами надо было торговаться, так как они назначали цену самую мизерную. В процессе торговли обе стороны шли взаимно на уступки, — хозяйка цену набавляла, татарин — снижал, пока, наконец, не достигалось соглашение. Иногда к услугам этих татар прибегали в случае, если надо было приобрести что-нибудь редкое, дефицитное, особо нужное. Такие комиссионные поручения татары принимали охотно и почти всегда их выполняли, так как это были люди, для которых не было ничего невозможного.

Кроме татар были еще скупщики утиля. Появляясь во дворе, они выкрикивали: «Костей, тряпок, бутылок, банок!»[133] Услугами этих людей население пользовалось охотно, так как тогда не существовало пунктов приема этого утиля, а главное — они приходили на дом.

К ремесленникам, которые обслуживали население на дому, можно было отнести точильщиков и паяльщиков, а на улице — «холодных сапожников»[134].

Точильщики, появляясь с точильным станком за плечом на дворе, выкрикивали, предлагая свои услуги: «А вот, точить ножи, ножницы, бритвы править!» Это, пожалуй, единственная категория бродячих ремесленников, которая сохранилась до настоящего времени в своем первоначальном виде.

Паяльщики предлагали свои услуги: «А вот, чинить, паять, лудить самовары, кастрюли лудить, паять, починять!»[135]

Хозяйка, нуждавшаяся в услугах точильщика или паяльщика, сообщала им в открытое окно номер квартиры, куда эти ремесленники и шли за заказом. Станок свой точильщик оставлял на дворе, а паяльщик поднимался по лестнице в квартиру со всей своей походной мастерской.

«Холодные сапожники» встречались на окраинах города, на толкучках возле рынков, на набережной Обводного канала. Весь несложный инвентарь их заключался в табуретке, на которой они сидели, и в ящике, в котором помещался весь инструмент, а в руке — железная лапа, на которую насаживался сапог. Клиент же, ожидая починки сапога, стоял, как аист, на одной ноге.

Уличные музыканты и певцы

По дворам города, кроме шарманщиков, ходили бродячие музыканты. Иногда это были одиночки, иногда — маленькие коллективы в 2–4 человека. К одиночкам можно было отнести скрипачей и баянистов. Среди первых были большей частью люди пожилого возраста. Из их среды нередко выделялись люди талантливые, по разным причинам не нашедшие себе в жизни более достойного применения. Были и музыканты-ремесленники, игра которых не приносила радости слушателям. В зависимости от квалификации таланта и культуры музыканта, строился и репертуар их выступления. Что же касается музыкантов-баянистов, то тут преобладала молодежь и люди среднего возраста. Репертуар их состоял преимущественно из народных песен или популярных песен современности. После 1904 года к последним можно отнести «Гибель Варяга»[136], «На сопках Маньчжурии»[137] и другие.

В состав музыкальных коллективов входили и струнные (скрипка), и духовые, и клавишные (баяны) инструменты.

Нередко в состав такого коллектива входил еще человек-оркестр. Это была исключительно яркая фигура. На ней следует остановиться подробнее. На спине висел большой турецкий барабан с двумя медными тарелками наверху. К локтю правой руки была прикреплена колотушка, которой он отбивал такт на барабане. К каблуку ботинка правой ноги был прикреплен трос, пропущенный сквозь барабан до медных тарелок. Движением ноги он приводил в действие тарелки. На голове был конусообразный металлический шлем, весь увешанный бубенцами. Тряся головой, он приводил в действие бубенцы. В левой руке был металлический треугольник, звук которого включался в общее исполнение музыкального номера ударом железной палочки правой рукой. Таким образом такой человек представлял собой всю группу ударных инструментов.

Появление такого человека на дворе привлекало к себе внимание жильцов дома и особенно, конечно, детворы. Это способствовало увеличению сбора.

Часто на дворе встречались певцы, среди которых были и женщины. Вокальное исполнение сопровождалось аккомпанементом гитары. В репертуар певцов входили народные и популярные песни. Женщины исполняли преимущественно цыганские романсы. Последние исполнялись только под гитару[138].

Шарманщики дворовые

Трудно себе представить старый Петербург без шарманки[139].

Бедно одетый пожилой человек в широкополой шляпе ходил со своей шарманкой по дворам города. Шарманка — это музыкальный ящик прямоугольной формы средней величины, который приводится в действие вращающейся ручкой с правой стороны. Ящик этот поддерживался палкой на таком уровне, чтобы шарманщику удобно было вращать ручку шарманки. По окончании игры шарманщик вскидывал этот ящик на спину и нес его на широком ремне. Тут же, сбоку шарманки, болталась палка. Шарманка — это сам по себе довольно заунывный инструмент, да к тому же и репертуар шарманки мог навеять на слушателя лишь одну тоску[140]. Не говоря уже про минорные мотивы и про трагическое содержание репертуара, одни названия исполняемых песен были столь драматичны, что вызывали у слушателя чувство сострадания к героям этих песен. К таким песням надо отнести: «Разлука, ты разлука», «Маруся отравилась», «Сухой бы корочкой питалась» и другие в этом же роде. Однако шарманка в городе имела своего слушателя и своего поклонника, выражаясь точнее, своих слушательниц и поклонниц. Нередко можно было видеть <как> на дворе у шарманки собирались жильцы и ребята, которые внимательно и с чувством слушали эту грустную музыку. Среди таких женщин были: прислуга, горничные, кухарки, портнихи, модистки, фабричные работницы. Для некоторых из них эта тоскливая музыка находила созвучие с их трагичной личной судьбой, с их безрадостной долей. К тому же шарманщик привлекал к себе всех этих женщин узнать свое будущее, узнать счастье. У шарманщика на шарманке стоял ящик, в котором находились билетики со «счастьем». «Счастье» — это очень туманное предсказание судьбы, напечатанное на билетике из цветной бумаги, вроде того как: «Вы родились под такой-то звездой, поэтому ваш счастливый день такой-то», «Вы должны опасаться того-то или чего-то (воды, огня, собаки и пр.)», «Ваш счастливый камень такой-то (например топаз)» и прочее в этом роде. И вот по желанию девушки, которая пыталась узнать свое счастье, попугай или белая мышка, или морская свинка тащили из ящика билетик, который передавали девушке. «Счастье», попав в руки девушки, вселяло в ее душу надежду на счастливое будущее.