Пётр Пискарёв - Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века

• Название: Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века
• Автор: Пётр Пискарёв
• Издательство: Гиперион
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89332-136-4

Эти мемуары написаны двумя петербургскими старожилами, родившимися на рубеже XIX–XX вв., и публикуются по рукописи, которая находится в собрании А. М. Конечного, составителя и комментатора этой книги. Воспоминания П. А. Пискарева и Л. Л. Урлаба — это документальный реестр реалий повседневной и праздничной жизни города рубежа веков и его обитателей, они дополняют и корректируют сведения, сообщаемые другими мемуаристами и являются еще одним источником по быту и зрелищной культуре старого Петербурга для самого широкого круга читателей (от любителя книг до специалиста по городской культуре и истории).

Иллюстративный материал предоставлен А. М. Конечным.

В оформлении обложки использованы работы Мстислава Валериановича Добужинского (1875–1957).

---

Говоря о служащих, надо иметь в виду почти исключительно мужчин. В конторско-канцелярском труде участие женщин было очень незначительно, хотя были отрасли труда, где работали исключительно женщины: машинистки, стенографистки, телефонистки. Последних, всех без исключения, называли «телефонными барышнями». Так и обращались к ним и по телефону: «Барышня, соедините меня, пожалуйста, с таким-то номером».

Чиновники

Если разница между служащими частных учреждений, занимавшими скромное положение, и служащими, занимавшими ответственные посты, была не столь уж большая, то эта разница в бюрократическим мире была разительная. Надо принять во внимание, что по «Табели о рангах»[111] чиновники делились на 14 классов. Таким образом, от чина 14-го класса, коллежского регистратора, до чина 1-го класса, действительного тайного советника, разница была огромная. Можно сказать, что между ними лежала пропасть, настолько отличались их служебное и общественное положение. Жалованье мелких чиновников было ниже мелких служащих частных учреждений, особенно банковских служащих, у которых были довольно высокие оклады. Но у чиновников было преимущество в том, что они, прослужив двадцать пять лет на государственной службе, получали пенсию и ордена за выслугу лет. Это обстоятельство многих соблазняло.

Высшую бюрократию, занимавшую высокие посты в государственных учреждениях, представляли из себя потомственное дворянство и аристократические круги Петербурга. Многие из них были помещики, имели свои усадьбы, а в Петербурге — богатые квартиры или особняки, а также свои выезды.

Между этими двумя крайними полюсами находилось среднее чиновничество, которое вместе со служащими частных учреждений и предприятий и составляло большую часть столичной трудовой интеллигенции.

Чиновники носили форму из темно-зеленого сукна. На работу ходили в тужурке, а более солидные и пожилые — в сюртуке. Парадной формой были: сюртук, фрак и мундир. Брюки носили со штрипками, что тогда было модно. Головной убор — фуражка с кокардой. Форма отдельных ведомств отличалась цветом канта и петлиц: у чиновников Министерства путей сообщения — бирюзовый, земледелия — зеленый, просвещения — голубой, почты и телеграфа — желтый и т. д.

У чиновников самых высоких классов парадной формой был мундир с галунами, расшитый золотом, и белые брюки. С левой стороны — шпага. Головной убор — треуголка[112]. Чтобы познакомиться с этим блеском достаточно было в один из царских дней подъехать к Исаакиевскому собору, куда съезжалась вся знать столицы на царский молебен.

Большинство чиновников жило на центральных улицах города или на улицах, прилегающих к центру, так как в центре города находились все министерства. На рабочих окраинах чиновники не жили. Однако на такой окраине, как Гавань, чиновники жили. Там были дешевые квартиры, что устраивало мелких чиновников с их маленьким жалованьем. Жили там и чиновники, вышедшие на пенсию. Этих чиновников так и называли «гаванские чиновники». Селились они и на Петербургской стороне и в районе Песков на Рождественских, ныне Советских улицах.

Присутствие (так называлась работа и прием посетителей в министерствах и прочих государственных учреждениях) начиналось в 10 часов утра и кончалась в 4 часа дня. Тут строго соблюдался шестичасовой рабочий день. У чиновников было много свободного времени. С 9 часов утра и с 4 часов дня можно было видеть на улицах города чиновников, идущих на службу и со службы. Жившие подальше от службы пользовались конкой, потом — трамваем. Чиновники побогаче пользовались извозчиками. Чиновники-вельможи — собственным выездом.

Петербург был городом чиновников[113].

Военные

Нижние чины (так назывались солдаты в царской армии) на улицах города встречались очень редко. В то время был строгий казарменный режим и увольнительные записки солдатам давали нечасто, больше по каким-нибудь уважительным причинам. На это были основания, особенно после 1905 года. Общение солдат с народом считалось начальством делом нежелательным, опасным.

Значительно чаще на центральных улицах города встречались юнкера военных училищ, учащиеся Морского корпуса, гардемарины, кадеты. Юнкера Николаевского кавалерийского училища[114] и пажи Пажеского корпуса[115] пешком никогда не ходили. Для их привилегированного положения ходить пешком считалось плохим тоном, они всегда пользовались извозчиком[116].

Что же касается офицеров, то их на центральных улицах было много, а на Невском — на каждом шагу. Ведь в Петербурге стояла вся царская гвардия и Балтийский флот (в Кронштадте). Военные дополняли блеск и без того нарядной толпы на Невском проспекте. Они фланировали по тротуару, они заполняли богатые магазины и лучшие кафе и рестораны, а по вечерам — театры. Свободного времени у этих людей было много, много было денег, да и положение заставляло их жить на широкую ногу. Встречались и генералы, и больше всего их было на Невском. Встретив генерала, нижние чины и юнкера шага за четыре становились во фронт, отдавали честь и глазами провожали генерала. Пропустив генерала мимо себя, они продолжали свой путь дальше. К счастью для нижних чинов и юнкеров генералы встречались не так уж часто. Люди эти, большей частью тучные, ходить пешком не любили, да к тому же многие из них имели собственные выезды.

У гвардейских офицеров была яркая форма, которая обращала на себя внимание прохожих. Однако для большего шика некоторые кавалерийские офицеры опускали шашку ниже колен, так что она волочилась по тротуару, создавая лязг металла о камень.

Наиболее скромная форма была у морских офицеров. Эти офицеры отличались подтянутостью, да и поведение их на улицах и в общественных местах было скромнее, чем у гвардейских офицеров, — всегда заносчивых и высокомерных.

Вино, карты и женщины заполняли жизнь многих офицеров. Большим бичом были карты.

Картежная игра переходила в страсть такого болезненного характера, когда уже все становилось нипочем, когда все ставилось на карту. Часто дело кончалось растратой казенных денег. Таких казнокрадов после суда выгоняли из гвардии. Люди не имели никаких знаний, никакой специальности. Куда идти? Что делать? Шли в полицию, куда их принимали на должность помощника пристава.

Была еще одна категория военных, о которой стоит упомянуть — это старые гренадеры, дежурившие у некоторых царских памятников. Первое, что привлекало внимание прохожих к такому гренадеру — это его почтенный возраст. Все они были глубокие старики с седою бородою и седыми усами. Некоторые из них начали свою службу еще в николаевскую эпоху. Дежурили они у памятников: Николаю I, Петру I, Александру III и у Александровской колонны. У места дежурства находилась полосатая будка (черная с белым). Караульный стоял у будки с ружьем у ноги, либо ходил вокруг памятника с ружьем на правом плече. Ружье — старинная однозарядная берданка. Время от времени происходила смена караула. Одет был гренадер в черную длинную шинель, высокую медвежью шапку и брюки навыпуск. Шинель была перекрещена белой портупеей, на которой висел черный лакированный подсумок.

Зимой на караульном были огромный тулуп и валенки. Этих гренадеров называли «золоторотцами» (Золотая рота)[117].

У некоторых дворцов (Зимнего, Аничкина) стояли парные часовые гвардейских полков. Такие же часовые стояли в фойе у царской ложи императорских театров.

Петербург был городом военных.

Женщины с детьми (мамки, няньки, бонны, гувернантки и домашние хозяйки)

К полудню на улицах города и особенно в садах и скверах, при наличии хорошей погоды, появлялись женщины с детьми, начиная с грудных до школьного возраста. Среди этих женщин особенно выделялись мамки (кормилицы) с грудными детьми. Выделялись они своей традиционной одеждой. На них был свободный длинный сарафан ярких цветов. Мамки, служившие у богатых господ, были одеты в атласные сарафаны. На голове — кокошник с большим количеством цветных лент[118]. Женщины эти, имевшие своего ребенка, нанимались к богатым людям кормить еще чужого ребенка, что позволяло им крепкое здоровье. Даже по внешнему виду, своему сложению, дородности, румянцу можно было судить о полном здоровье этих женщин. Некоторые из них были просто писаные красавицы русского типа. Бережно держа ребенка на руках, они выступали плавно, ходили тихо, как бы чувствуя на себе взгляды окружающих, которые любовались ими, как живописными фигурами.

Обстановка жизни мамок отличалась от обстановки жизни женщин, которые обслуживали богатые дома. Стремясь создать наиболее благоприятные условия для ребенка, богатые родители проявляли исключительную заботу о кормилице — и в смысле питания, и в смысле ухода за ней. Ее окружали большим вниманием, делая ей в разные знаменательные дни подарки. Наконец оберегали ее душевный покой от всяких волнений и неприятностей. Многие кормилицы, ощущая на себе такое внимание и привыкая к ребенку, чувствовали себя как бы членами этой семьи и, когда приходило время, тяжело расставались с этим ребенком. Но связь с этой семьей поддерживалась еще многие, многие годы. Ее всегда принимали внимательно и одаривали подарками, оказывая также внимание ее ребенку.