Владимир Витвицкий - Двадцать пять дней на планете обезьянн

• Название: Двадцать пять дней на планете обезьянн
• Автор: Владимир Витвицкий
• Жанр: Современные любовные романы

О любви и мстительности, но на этот раз среди обезьянн.

---

— Совершенно случайно шел мимо. Дай, думаю, зайду?

— Правильно подумал, заходи.

У Шимпанзун в квартире почти стерильная чистота — а это, как известно, знак скрытой или явной стервозности. А он немного бардачен и, заходя к ней, все еще стесняется нарушить своим появлением не им установленный порядок. Но Шимпанзун смеется над этим и говорит, что в нем сидит старый холостяк. Он не обижается на слово "старый" и не спорит насчет "холостяк", однако ему безусловно приятно бывать у нее. А еще этот запах — и взгляд, изменив прямолинейности, попытался завернуть за угол, на кухню.

— Вкусно пахнет! — признался он и извлек из-за спины розу.

— Угу, — согласилась с очевидным Шимпанзун.

— Если ты помнишь, у нас сегодня праздник, полукруглая дата.

— А что это за запах такой, ехидный? — вместо ответа сморщила нос Шимпанзун.

— Ехидный? — не сразу догадался Примат. — То порох горелый, стреляли. А домой я не заходил.

— Вот и мне пороха понюхать пришлось.

— Хорошо, если так.

— Редкостная гадость.

— Ты не забыла? — не желая больше отвлекаться на мелочи, напомнил о важном Примат.

— У тебя насморк? — улыбнулась его непониманию Шимпанзун.

— Понял! Ну, тогда я побежал за ванной, фраком и шампанским?

Примат изобразил намерение движения. Честно говоря, он не собирался задерживаться надолго, только занести цветок — знак внимания и сентиментов, и все. Иначе показательная стерильность выдавила бы его, пребывающего в состоянии пыльного стрельбища, вон. Тем более ему нравилась приверженность Шимпанзун к чистоте и женскому порядку. Он был этому рад, зная по опыту — давно не мальчик, что если обезьянна в доме, то это еще не гарантия чистой посуды. Так что лучше стервозность, чем чумазость. А так как он знал еще и то, что сверхстерильность почти сумасшествие, то не слишком обострял обстановку. Старался, по крайней мере, и это у него пока получалось.

— Не спеши.

О, ужас — она потянула его на кухню, а он не снял ботинки! А как же стерильность? А скрытая стервозность? Почти сумашествие?

— Башмаки!

— За мной, и не спорь.

В холодильнике оказалась пузатая бутылка шампанского, а в духовке пирог и усмиряющий все взбрыки запах.

— Обойдемся сегодня без фрака. А ванна у меня тоже есть.

— С тобою трудно спорить, Шимпанзун.

— Я знаю, — снова согласилась с очевидным прекрасная в своем переднике обезьянна и, поместив розу в ту самую узкую вазу и проверив в духовке пирог, убежала в ванную.

— Примат! — крикнула она уже оттуда. — Набери, пожалуйста, в вазу воды… и ты уже можешь снять ботинки.

Он повиновался, а заглянув в ванную, обнаружил, что под струей воды набухает душистый ком пены. Не удивительно — у Шимпанзун много всяких штучек и она любит испытывать их не только на себе. Помня о почти сумасшествии, он и в этом вопросе старается не обострять обстановку.

— Опять любимая пена? — все же обозначил протест Примат.

— Терпи, ты у меня в гостях, — обернулась Шимпанзун, но снова почувствовав запах, опять сморщила нос, — но будь как дома.

— Может, мне действительно домой сходить? — опять застеснялся последствий стрельбища Примат.

— Я на кухню, ненадолго, — пропустила мимо ушей нытье огромного пехтмура Шимпанзун, — одежду сюда сгрузишь, — указала она на пластмассовую хитрость для белья. — И без меня не начинать! — крикнула она уже из кухни.

— Хорошо! — обреченно, но не без удовольствия подчинился Примат, оставшись в тесной даже для него одного ванной.

А почему бы и нет? Ведь секс — игра для взрослых, бегство от забот, хотя, для многих — суровая правда жизни, попутная песня бурлаков. Но их знакомству ровно месяц, и значит глаз еще не коснулась скучная строгость, а губ принужденный смех, так что Примат, бросив на дно вместительной пластмассовой корзины сбрую, покидал туда и все остальное. А в ванне пахучим болотом набухла розовая пена — не по-мужски. Но пена связана с Шимпанзун, и суровости в глазах разоблаченного от формы Примата немного. Услышав, как лязгнула дверца духовки, он поспешил погрузиться в тесную ванну — сквозь сюсепусьную пену.

Шимпанзун закрыла духовку — все, она приготовила не пирог, а манник, что вкусно, быстро и сердито, а главное — нравится Примату. Он объяснил ей чуть ли не на первом свидании, как полезны его спортивному организму манники и как вредны пироги. Они вместе уже целый месяц, и этот большой обезьянн, безусловно, нравится ей, а значит он в окружении ее забот и ему от них не уйти. Но все-таки она постучала в дверь ванной комнаты.

— Кто там? — донеслось изнутри явно наигранное неудовольствие.

— Это я, — объявила она, открывая дверь. — К тебе можно?

— А разве у меня есть выбор? — разумно спросил спрятавшийся в воду и пену Примат.

— Нет, — согласилась с его сомнением Шимпанзун, сверху вниз глядя на пену и завязшего в ней обезьянна. Она поплотнее прикрыла дверь, чтобы не выпустить тепло — все для любимого.

— Как в засаде, — осторожно буркнул погруженный.

Она знает причину бурчания — ему не нравится пена. Или он притворяется, что не нравится.

— Как в гостях, — поправила его Шимпанзун. — Ты не соскучился?

— А с тобою это возможно?

Шимпанзун не ответила и бросила в воду мыло, но к сожалению толстый слой пены погасил все брызги.

— Начинается, — еще более осторожно буркнул погруженный. А она никак не может обнаружить скользкое мыло — из-за пены ничего не видно.

— Угу, — согласилась она с "начинается", — и в самом деле неудобно. Ничего не видно!

— Ой! — дернулся погруженный, а в глубине местами беззащитный обезьянн…

Говорят, что ванны неудобны. Может быть — есть много мнений на сей счет. Но, безусловно, временами они бывают интересны, а когда на лето отключают отопление, да на улице пасмурный день и едва выше нуля — то еще и теплы. Иногда даже слишком… ох уж эти обезьянны!

* * *

— На кого я, по-твоему, похож? — спросил Примат, замотавшись в полотенце.

— На центуриона, без доспехов, после бань, — ответила Шимпанзун.

Она расставляет посуду на кухонном, и при этом праздничном столе. Можно было бы пойти в комнату, но на кухне как-то уютнее, по домашнему, и она знает, что это нравится Примату. Тем более не нужно бегать — все под рукой.

— А у нас с Римом много общего, — сев за стол, решил поумничать Примат, — империя развалилась, что дальше — неизвестно, а варвары вокруг так и шастают, — он выразительно посмотрел на Шимпанзун.

А на ней после ванного приключения только передник, а на нем только полотенце.

— Так и шныряют!

— Положим, твое ближайшее будущее мне известно, — достав из духовки и поставив на стол манник, и бросив на все длинный, оценивающий взгляд, села и она.

— И что же там? — взялся за шампанское Примат.

— Пирог… и я.

— Сейчас бабахнет, — кивнул ловкий с пробкой обезьянн — Пена обязательна?

— Это самое главное, — улыбнулась не изменившая переднику обезьянна.

— Конечно, как же без пены?

Ба-бах! Взвизгнула Шимпанзун, брызнуло светлое вино, пролилась на скатерть пена, холод в руке и пощипывание языка — все это непременные атрибуты праздника, похожего на летний Новый Год. А если вдруг станет грустно от пустого и холодного космоса вокруг — с кучей стылого метеоритного хлама, с требующими озвучивания мечты метеорами, и, не дай бог — от пустоты в себе, то шум в голове и онемение губ быстро вытолкнут вредные мысли. Причем здесь космический холод, если рядом живое тепло?

— За что выпьем, Шимпанзун?

— Не знаю, — она решила рассмотреть прозрачность вина и шипучесть пены, — ты что-то о будущем говорил.

— За тебя, и за пирог?

— И за тебя.

Звон бокалов — а они знают, что за ножку нужно держаться снизу — тогда приятнее звук. А на столе, кроме манника, еще что-то, и Примат изнывает от аппетита.

— Шимпанзун, я поем? Есть очень хочется.

— Конечно! Для кого я готовила?

Путь к сердцу обезьянна лежит через желудок, это стандартный афоризм и простейший рецепт продвижения, и глядя на то, как Примат перемалывает в пищу ее праздничные блюда, она подумала, что ему, наверное, было очень трудно держаться, попав из гари стрельбища в запах манника. "Не хочу" — ответила она на его немой вопрос — он занят едой и говорить не может.

— Кстати, о будущем. Когда ты надумаешь на мне жениться, а я соглашусь выйти за тебя замуж, то сделать это нужно будет не позже осени. Не раньше, но и не позже.

— Сделаем, — после не только гастрономической паузы удивленно произнес Примат.

А Шимпанзун обхватила колени — верный признак волнения, и с антикулинарной жестокостью уперлась взглядом в приостановившего жевательные движения обезьянна.

— Хочешь еще одно признание?