Павел Берснев - Лабиринты ума

• Название: Лабиринты ума
• Автор: Павел Берснев
• Издательство: Амфора
• Жанр: Религия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00731-2

В книге петербургского философа-религиоведа П. В. Берснева рассматриваются возможности изучения мистического опыта человека при помощи современных достижений нейрологии. Что способствует возникновению религиозно-мистических переживаний? Можно ли достичь подобных состояний сознания искусственным путем? Эти вопросы решаются автором книги с привлечением примеров из духовных практик Древнего Востока и первобытных культов Америки.

---

4. Похищение отличается от предыдущих случаев тем, что «захват» чужого совершает особь, стоящая рангом ниже, чем обладатель блага. Поэтому воруют животные тайно, а захватив добычу – убегают, прячут или сразу же незаметно съедают. У обезьян из-за жесткой иерархии воровство процветает вовсю. Врожденная программа воровства содержит «предупредительный» блок: попадешься – побьют.

5. Попрошайничество – программа низкоранговых животных. Впрочем, если вспомнить зоопарк, то можно убедиться – к нему способны очень многие животные, даже сильные и независимые в естественных условиях. Попрошайничество детенышей – широко распространенная возрастная программа добычи пищи. Поэтому если попрошайничает взрослое животное (например – самка), то оно имитирует позу детеныша, выпрашивающего корм.

6. Обмен – широко распространен у обезьян и некоторых врановых птиц. Меняются животные только одного ранга. У обезьян и ворон обмен всегда обманный. У них есть очень хитрые программы, как обдурить партнера, как подсунуть ему не то или захватить оба предмета обмена.[159]

Насилие, воровство и жульничество, если посмотреть на них глазами «дикой» природы, оказываются не какими-то ужасными грехами, а всего лишь способами ВЫЖИВАНИЯ. Взглянув на братьев наших меньших, человекообразных обезьян, многое становится понятным. (Хотя почему этих наших «братьев» называют «меньшими»? Они ведь наши «старшие братья»…) Так вот, доминанты (господствующие в обезьяньем сообществе особи) никогда не делятся с другими самцами тем, что они добыли сами. Раздавать они готовы лишь то, что отобрали у других, да еще при условии, если они в этом не нуждаются. Если стадо начинает кочевку, то все припасы, которые доминирующие особи не могут съесть или набить за щеки, приходится бросать или же «справедливо распределять». Причем иногда один и тот же дар несколько раз отдается, а затем отбирается опять. В первую очередь доминанты одаривают самых униженных попрошаек и заискивающих перед ними «шестерок». Обезьяньи иерархи любят тех, кто подчеркнуто, карикатурно почтителен с ними. И девиз: «Место сильных – на стороне слабых!» не имеет у обезьян оттенка благородства[160]. Этологи и зоопсихологи потратили много усилий, чтобы хотя бы в искусственных условиях, в лаборатории, получить модель справедливого общества у обезьян. И вот что получилось:

Если обучить содержащихся в загоне павианов пользоваться запирающимся сундуком, они сразу соображают, как удобно в нем хранить пожитки. Теперь, если только доминанта снабдить сундуком, он начинает лишь копить отнятое добро, ничего не раздавая. Если все получают по сундуку – доминант все сундуки концентрирует у себя. Второй опыт: обезьян обучили, качая определенное время рычаг, зарабатывать жетон, на который можно в автомате купить то, что выставлено за стеклом. Общество сразу расслоилось: одни зарабатывали жетон, другие попрошайничали у автомата, а доминанты грабили, причем быстро сообразили, что отнимать жетоны, которые можно хранить за щекой, выгоднее, чем купленные тружеником продукты. Труженики сначала распались на два типа: одни работали впрок и копили жетоны, тратя их экономно, а другие как заработают жетон, так сразу и проедают. Спустя некоторое время труженики-накопители, которых грабили доминанты, отчаялись и тоже стали работать ровно на один жетон и тут же тратить. Эти и многие-многие другие исследования показали, что на основе своих инстинктивных программ приматы коммунизма не строят. Они строят всегда одно и то же – реальный социализм.[161]

Не будем также забывать, что где-то в основе так осуждаемой человеческой моралью похоти лежит не что-нибудь, а один из фундаментальных инстинктов выживания – сексуальное влечение, инстинкт размножения. Стремление победить конкурентов и спариться с наибольшим количеством самок – естественная (!) потребность в мире животных. Равно как нет ничего удивительного в сексуальных предпочтениях самок. Это одна из фундаментальных основ «естественного отбора». Предпочтение оказывается «настоящему мужчине», т. е. «самому красивому и самому умному», а проще говоря – самому приспособленному к жизни на земле. И поскольку для успешного потомства кроме удачного генетического материала отца нужно еще и место для выращивания этого потомства, то самка смотрит еще и на гнездовую и кормовую территорию с хорошим видом из окна. Посмотрите, как человеческие самки, повинуясь инстинкту отбора идеального самца, прыгают вокруг спортивных и эстрадных кумиров. Что поделать, все животные хотят внести вклад в генофонд вида. О верности в животном мире говорит один примечательный случай из жизни аистов. Известно, что аисты гнездуются и выращивают потомство совместно. Так было и в случае с парой аистов, которую изучал орнитолог Эрнст Щюц. Но однажды после отпуска на югах самец-аист вернулся раньше своей супруги. Прошло некоторое время, но супруга не возвращалась. В один прекрасный день мимо пролетала чужая самка. Самец, стоя на гнезде, тут же поприветствовал чужую даму хлопаньем клюва. Через некоторое время аист обращался с новой подругой точь-в-точь, как это принято у самцов со своими долгожданными законными супругами. Орнитолог Щюц был готов поклясться, что это вернулась старая спутница жизни наблюдаемого им аиста, если бы не отсутствие кольца на ноге новой самки. Аисты уже вовсю были заняты ремонтом гнезда, когда вдруг объявилась законная супруга с кольцом на ноге. Между аистихами началась страшная борьба за гнездо. При этом самец совершенно безучастно следил за дракой двух прекрасных дам. В конце концов новая самка сдалась и улетела. Самец не придал никакого значения произошедшей перемене, продолжая трудиться над устройством гнезда и ухаживая теперь уже за своей старой женой.

Этические вопросы, с которыми неизбежно сталкивается живое существо, были выразительно сформулированы Станиславом Грофом в «Космической игре» (глава «Зло как неотъемлемая часть творения»):

«Одна из самых трудных этических проблем, которые предстают перед нами в холотропных состояниях сознания[162], – необходимость примириться с тем, что агрессия неразрывно вплетена в природный порядок и что выживание одних форм жизни возможно только ценой гибели других. Голландский микробиолог и изобретатель микроскопа Антони ван Левенгук так выразил эту мысль: „Одна жизнь существует за счет другой, это жестоко, но такова воля Божия“. Английский поэт Альфред Теннисон говорил о природе, что ее „зубы и когти обагрены кровью“. Джордж Уильямс (Williams, 1966), размышляя о дарвиновском мировоззрении, высказался еще резче: „Мать-Природа – злая старая ведьма“, а маркиз де Сад, давший свое имя садизму, охотно ссылался на жестокость природы, оправдывая собственное поведение.

Даже ведя самый совестливый образ жизни, мы все равно не избежим этой дилеммы. Алан Уоттс в статье „Убийство на кухне“ рассмотрел с данной позиции дилемму мясоедства и вегетарианства. Тот факт, что „кролики кричат громче, нежели морковь“, не показался ему достаточной причиной, чтобы сделать выбор в пользу последней. По-своему сформулировал эту мысль Джозеф Кэмпбелл в своем определении вегетарианца как „человека, которому недостает чувствительности, чтобы услышать, как плачет помидор“. Поскольку жизнь должна питаться жизнью, хоть животной, хоть растительной, Уоттс рекомендовал в качестве решения подход, который обнаруживается во многих туземных культурах – как в общинах охотников/собирателей, так и в земледельческих обществах. Эти группы прибегают к ритуалам, выражающим благодарность за съеденное, а также покорное согласие с собственным участием в пищевой цепи в обеих ролях.

Этические вопросы и их решения особенно усложняются, когда соответствующие прозрения и информация поступают с таких уровней сознания, которые обычно не всегда доступны, в частности из духовных измерений. Если вводить духовные критерии в ситуации повседневной жизни, причем в экстремальной форме, без учета соображений целесообразности, то последствия могут быть весьма печальными. Здесь в качестве примера можно упомянуть эпизод из жизни знаменитого немецкого врача, музыканта, филантропа и философа Альберта Швейцера. Однажды Альберт Швейцер лечил в своем госпитале в джунглях Ламбарене коренного африканца, страдающего от заражения крови. И вот, стоя возле этого африканца со шприцем, наполненным антибиотиком, Швейцер внезапно спросил себя, кто дал ему право уничтожать миллионы жизней микроорганизмов, чтобы спасти одну человеческую жизнь. Иными словами, согласно каким критериям мы считаем себя вправе полагать человеческую жизнь высшей по отношению к жизни других видов.

Джозефа Кэмпбелла однажды спросили, как можно примирить наше духовное мировоззрение с необходимостью принимать в повседневной жизни практические решения, включая убийство ради спасения жизни. В качестве примера он описал ситуацию, где маленькому ребенку грозит укус змеи, яд которой смертелен. Вмешиваясь в такую ситуацию и убивая змею, мы отнюдь не говорим „нет“ змее как неотъемлемой части устройства Вселенной, как значимому элементу космического порядка. Это не отрицает права змеи как части творения на существование и вовсе не означает, что мы не принимаем ее существование. Такое вмешательство не жест абсолютной космической значимости, но наша реакция на конкретную ситуацию».