Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

23 июня Галифакс вызвал к себе Майского, чтобы высказать ему неудовлетворенность бесплодными переговорами и «абсолютной негибкостью» Молотова. По словам Майского, Галифакс обвинил советское правительство в использовании «германских методов» — едва назвав цену тут же требовать стопроцентной оплаты. Это затрудняло заключение соглашения.

«Хотите вы договора или не хотите?» — спрашивал Галифакс. «Я с изумлением посмотрел на Галифакса, — писал Майский, — и ответил, что не считаю возможным даже обсуждать такой вопрос». Согласно отчету Галифакса об этой встрече, Майский заявил, что со стороны советского правительства с самого начала было ошибкой настаивать на своем «абсолютном минимуме». Ему следовало требовать вначале как можно больше, с тем чтобы иметь возможность пойти на последующие уступки. Майский не видел проблем с гарантиями балтийским государствам и приводил в качестве аналогии американскую доктрину Монро. Почему бы «трем великим европейским державам» не сделать чего-либо подобного в отношении балтийских стран? И посол опять намекнул, что Галифакс сам мог бы направиться в Москву и развязать там узкие места, но министр предпочел не обратить внимания на это предложение. Майский отмечал, что Галифакс во время встречи был «раздражен и недоволен». Галифакс же пришел к выводу, что их «беседа проходила во вполне дружественном духе», хотя не обошлось без «изрядного количества взаимных ударов».66 В таких отчетах довольно часто содержатся несовпадения и по существу и в деталях, неоднозначная оценка самой атмосферы встреч; а ведь именно эти записи служили основанием для принятия важных политических решений. Так что историкам следует пользоваться ими с большой осторожностью, в особенности, когда в распоряжении имеется отчет только одной из сторон.

Британское правительство в конце концов было просто вынуждено принимать твердые решения. Ведь вопрос Галифакса — «Хотите вы в конце концов договора или нет?» — можно было также адресовать и британскому правительству, в особенности его премьер-министру. 26 июня этот вопрос был поставлен главным на заседании комитета по внешней политике. Галифакс, став на этот раз реалистом, выступил даже против Чемберлена, который все еще колебался, не желая уступать советской позиции. «Русские полны самых мрачных подозрений, — сказал Галифакс, — и боятся, что наша истинная цель — заманить их этими договоренностями в ловушку, а потом покинуть в трудный момент. Они страдают от острого комплекса неполноценности, и считают, что еще со времен Большой Войны западные державы относятся к России надменно и презрительно». Это была довольно точная оценка, правда, звучали в ней и нотки поучений Майского. Для доказательства этого читателю нужно лишь припомнить реакцию Кадогана и Сарджента на предполагаемый визит Литвинова в Лондон и на его апрельские предложения о трехстороннем альянсе. Чемберлен все равно не был убежден и продолжал обвинять Молотова в «базарном торгашестве», но ведь это скорее сами британцы предлагали негодный товар, а Литвинов просто твердо отказывался от него. К концу заседания взгляды Чемберлена поддерживало меньшинство присутствующих и ему пришлось согласиться с требованием Молотова о гарантиях балтийским странам. Однако ему удалось настоять, чтобы в список включили Голландию и Швейцарию. Вот это уж было на самом деле «торгашество». Один из министров отметил, что «важность заключения договора с Россией была гораздо больше, чем риск вызвать раздражение этих малых государств».67 В этом конечно была своя логика — логика силы, логика великих держав, и у нее были сторонники во всех трех правительствах — Майский, Суриц, Ванситтарт, Коллье, Мандель, Леже, Наджиар, да и другие.

Когда советскому руководству казалось, что до их британских и французских коллег что-то не доходит, оно просто публиковало коммюнике ТАСС — официально заверенную статью в прессе, выражающую точку зрения правительства. Примерно так же поступил и Андрей Жданов, коммунистический босс Ленинграда, опубликовав в газете «Правда» от 29 июня свои заметки с сожалениями по поводу бесконечно затягивавшихся переговоров. Он писал, что переговоры продолжаются с 15 апреля — то есть уже 75 дней. Из них советскому правительству понадобилось только шестнадцать, чтобы ответить на все предложения англичан. Остальное время — пятьдесят девять дней, пропало впустую, они «ушли на задержку и проволочки со стороны англичан и французов». Когда британцы хотели заключить пакт или предоставить кому-либо гарантии, они находили способы действовать быстро. Так почему же столько проволочек с переговорами в Москве? Это наводит на размышления о нежелании англо-французов вести эти переговоры вообще и о других скрытых мотивах. Британское и французское правительства не хотят заключать договор, основанный на взаимной ответственности и равных обязательствах; они хотят соглашения, «в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств». Англичане и французы хотят вести только разговоры о соглашении, а сами готовят почву, чтобы обвинить Советский Союз в срыве переговоров и оправдать новую сделку с агрессорами. «Ближайшие дни, — заключал Жданов, — должны показать, так это или не так».68

Это послание было услышано в Париже и Лондоне. В начале июля британское правительство пошло на уступки по многим болезненным пунктам: согласилось не увязывать суть соглашения с документами Лиги, пошло на изъятие пункта о возможности сепаратного мира, согласилось на гарантии балтийским странам поименно. И все же соглашение не было достигнуто. 1 и 3 июля Наджиар и Сидс встречались с Молотовым. Молотов согласился на секретный протокол, где перечислялись бы страны, которым предоставляются гарантии, но наотрез отказался от включения туда Голландии, Швейцарии и Люксембурга. Ему также не было ясно, как следует относиться по договору к «косвенной агрессии». Нерешенным остался и вопрос о военном соглашении и его увязке с политическими договоренностями. Беспокойство Молотова о непрямой агрессии, примером которой стал захват Чехословакии, не было сюрпризом — он неоднократно поднимал этот вопрос и раньше; правда, термин «косвенная агрессия» впервые использовал Чемберлен в начале апреля в своем выступлении в палате общин. Сама же концепция, хоть и не в тех терминах, также прозвучала и в англо-польском протоколе, принятом по результатам визита Бека в Лондон в апреле (подробно и четко она была разработана в англо-польском оборонительном пакте, подписанном 25 августа 1939 года).69 То же самое можно сказать и о советской настойчивости относительно увязки политического и военного соглашений. И гарантии Голландии, Швейцарии и Люксембургу тоже были не новой проблемой — хотя Чемберлен и выдвигал их в качестве дополнительного британского требования. В начале мая Литвинов же рекомендовал советскому правительству принять гарантии для Голландии, Бельгии и Швейцарии в обмен на гарантии для балтийских стран. Но сейчас Молотов возражал против этого на чисто легитимных основаниях: дополнительных гарантий не одобрял Верховный Совет. Однако большинство читателей прекрасно знает, что такие решения принимал никакой не Верховный Совет, а сам Сталин. Кроме того, Молотов поставил условием предоставления этих дополнительных гарантий заключение договоров о взаимопомощи с Польшей и Турцией.70 И если настойчивость Молотова в вопросе о включении определения непрямой агрессии в договор можно отнести к стремлению исправить прежде допущенную оплошность, то отказ в предоставлении гарантий западно-европейским странам был либо капризом, либо намеренным шагом, чтобы осложнить процесс. И если советско-турецкое соглашение представлялось вполне реальной возможностью, то советско-польский пакт о взаимопомощи был абсолютно из области фантастики.

Новое увязание переговоров в болоте нисколько не обеспокоило Чемберлена. В начале июля он писал Хильде:

«Пережил еще одну довольно хлопотливую и неудачную неделю... русские продолжают возводить свежие препятствия и даже Галифакс начинает терять с ними терпение, в то время как я все больше подозреваю их в нежелании договариваться. На прошлой неделе имел двухчасовую беседу с Ситрином, Моррисоном и Дальтоном [лейбористские и профсоюзные лидеры], в которой, полагаю, наконец, сумел убедить их, что мы делаем все возможное для достижения этого соглашения. Дело отнюдь не облегчают и постоянные заявления в британской и французской прессе, что мы уже практически достигли соглашения, хотя на самом деле переговорам еще и конца не видно. Мои коллеги тоже полны нетерпения и так нервничают по поводу последствий, которые может вызвать срыв этих переговоров, что это меня просто утомляет; по сам я настроен настолько скептически относительно ценности русской помощи, что абсолютно не считаю, что наше положение сильно ухудшится, если нам придется обойтись без них. В любом случае, нашего нынешнего курса придерживаться скоро будет уже нельзя».71