Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

В том же начале июля, Сарджент признался Корбену, что британские гарантии Польше и Румынии были ошибкой. Советы получили таким образом определенную степень защищенности и теперь могли настаивать на своем. Что они и делали: Молотов твердо стоял своем, не отходя от требований, которые были выдвинуты Литвиновым в апреле. Французы и британцы просто обречены были договариваться, иначе все их гарантии не стоили бы ни гроша. Правда, это осознание пришло к Сардженту «немного поздновато», отмечал Наджиар; «чтобы исправить эту ошибку, теперь придется заплатить русскую цену».72

Западно-европейские гарантии, «косвенная» агрессия и ее дефиниции, увязка военного и политического соглашений оставались камнями преткновения. Перспектива военных переговоров очень мало привлекала англичан, Галифакс и другие министры вообще сомневались, что в этой области можно прийти к соглашению. Галифакс полагал, что с этим вопросом нужно тянуть как можно дольше. Как он пояснял на июльском заседании комитета по внешней политике, военные переговоры в конечном счете вовсе не так важны, они просто будут препятствовать Советскому Союзу «перейти в германский лагерь». Это был старый французский аргумент, оправдывавший еще франко-советский пакт. Направлен он был только на то, чтобы лишить Молотова возможности иметь еще один клочок бумаги, увязывавший политические и военные соглашения. По вопросу о непрямой агрессии, или скорее о ее дефинициях, Галифакс был непреклонен: «...поощряя Россию в вопросе вмешательства в дела других стран, мы можем нанести не поддающийся исчислению ущерб своим интересам, как дома, так и по всему миру». Британцы боялись вручить таким образом Советскому Союзу лицензию на право угрожать независимости балтийских стран и вообще на распространение коммунизма. А советское руководство опасалось германской агрессии в балтийские страны, с их согласия или без него. Сами прибалты взирали на все это с тревогой. Они предпочли бы год нацистской оккупации одному дню советской — и это тоже очень беспокоило советское правительство.73 Послы государств Прибалтики делали регулярные запросы в Форин офис; британские послы в этих странах сообщали о растущей озабоченности и враждебности Советам. В начале июня Эстония и Латвия подписали пакт о ненападении с Германией и германские военные специалисты занялись инспекцией их приграничных оборонительных сооружений.

Францию, с ее стороны, гораздо меньше заботили прибалтийские страны, она была больше занята увязкой политических и военных соглашений. И там где Галифакс готов был настаивать на простом трехстороннем альянсе против прямой агрессии, Бонне возражал, так как военные переговоры могли сорваться и это привело бы к провалу политического соглашения.74 Французское правительство по-прежнему хотело заключить договор как можно скорее и с этой целью выражало большую готовность идти на уступки. Но, посылая одной рукой в Лондон исполненные пафоса депеши о необходимости и важности немедленного заключения соглашения, другой рукой Бонне тут же телеграфировал, что во всем полагается на англичан.75

В Москве Наджиар, наблюдая все это, приходил в состояние все большей тревоги, смешанной с раздражением. Он и Сидс постоянно сетовали на просачивание в прессу информации, разглашающей важные детали переговоров. Причем источники этих утечек не так уж сложно было установить. В начале июля Бонне наконец пожаловался Форин офису, что большинство утечек информации исходит из Лондона.76 Наджиар сообщал, что советское правительство очень подозрительно относилось к публичным заявлениям Чемберлена и других официальных лиц о готовности Британии выступить умиротворительницей Германии. 7 июля Бонне вызвал к себе Сурица, чтобы рассеять советские сомнения относительно честности англо-французов. По словам Бонне, именно в этом был «корень всех затруднений». Он и Даладье делают все возможное, чтобы «оказать давление» на англичан и получить их согласие «сначала на трехстороннее соглашение, а потом и на гарантии прибалтийским странам».77 Можно лишь гадать о реакции, какую заявления Бонне вызвали бы в Лондоне, или во французском посольстве в Москве. Но он, похоже, стремился запустить эту информацию в более широкое обращение; некий французский журналист в Берлине передал несколько модифицированную ее версию советскому пресс-атташе.78 А в Москве Наджиар проявлял все больше нетерпение. Он просил даже полномочий самому заключить соглашение; а если оно не понравится кабинету, на Кэ д`Орсе могут дезавуировать его. Бонне справился в Форин офисе, но британцы сказали «нет», и Бонне не стал настаивать.79

Наджиара меньше заботили проблемы балтийских стран, чем вопрос о Польше и Румынии. В июле он неоднократно напоминал Парижу, что кооперация с ними была жизненно важна для успеха англо-франко-советского альянса. Наджиар, вместе с французским военным атташе Палассом, не раз поднимали вопрос и о правах прохода Красной армии через территорию Польши. Если бы правительство Польши не согласилось на этот проход, невозможно было создать эффективный Восточный фронт. Да и Польша с Румынией не смогли бы выстоять без советской поддержки. А если бы Восточный фронт был смят, Германия и Италия могли бы направить все свои силы на запад. И это не был даже вопрос безопасности Польши или Румынии, это был скорее вопрос французской безопасности, не говоря уже о Советском Союзе. Советское руководство понимало это слишком хорошо и не собиралось выступать против Германии без «точных и конкретных военных гарантий», о чем предупреждал Кулондр еще в октябре 1938 года, после Мюнхена. Новые англо-французские предложения были изначально связаны с риском вызвать новые советские контрпредложения. Если бы соглашение не было достигнуто, Советский Союз мог бы остаться в стороне или договориться с Германией о расчленении Польши и прибалтийских стран. Настало время, говорил Наджиар, признать, что отношения между государствами определялись теперь соотношением сил. Поэтому требовался именно «классический» военный альянс, на четко оговоренных условиях. И не стоило тратить усилий, чтобы заручиться сотрудничеством Польши и Румынии, потому что нельзя было терять времени — требовалось заключать договор с Советами на их условиях, оставив в стороне англо-французские оговорки. К несчастью, отмечал позднее Наджиар, «мы ничего не сделали в этом отношении, разве что в самую последнюю минуту». Эта серия телеграмм французского посла — разящий приговор англо-французской политике.80

По словам Наджиара, французское и британское правительства оказались не готовы принять необходимое. Бонне хотел политического, а вовсе не военного соглашения, которое предусматривало бы участие Польши. Польша не хотела входить в такое соглашение, отмечал Наджиар, а англо-французы не слишком настаивали. «Мы хотим хорошо выглядеть, — прямо писал Наджиар, — а русские хотят вполне конкретного соглашения, в которое вошли бы Польша и Румыния».81 Советское правительство, наученное горьким опытом, не желало ничего, кроме военного альянса, скрепленного твердым договором.

Другая возможность — простой трехсторонний договор оставлял бы по словам Бонне, беззащитными Польшу и Румынию. А твердое желание Молотова увязать политические соглашения с военными дала бы советскому правительству возможность держать Францию и Британию в заложниках. И в августе, когда, по общим ожиданиям, риск войны должен был возрасти, Советы могли начать закручивать гайки: либо вы соглашаетесь на наши условия, либо мы прекращаем всякие переговоры; тогда политическое соглашение — которого так жаждали британцы и французы — превратилось бы в мираж. А заключение какого бы то ни было военного соглашения полностью зависело от согласия или несогласия поляков и румын.82 Заметки Наджиара описывают ситуацию в довольно резких тонах: на Кэ д`Орсе больше рассчитывали на «психологический» эффект, который могло произвести на Гитлера заключение англо-франко-советского политического соглашения. «Это ребяческая идея — устрашить Гитлера пустыми словами, без каких-либо более веских доводов, которые могут заставить его задуматься: например, согласие Польши на военное сотрудничество с Россией».83 Несколькими днями позже, Наджиар снова пишет: «Лондон и Париж по-прежнему не хотят понимать того, что суть этого договора — именно военное соглашение, которое позволит России выйти на прямой географический контакт с Германией, то есть повторить военную ситуацию 1914 года».84

Не желающий ничего понимать, возмущался официальный Лондон. 19 июля Галифакс и Чемберлен распространялись на комитете по внешней политике о том, как «унизительно для нас» было бы делать дальнейшие уступки Молотову, в то время как он не хочет уступать.