Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

Тем временем советские дипломаты продолжали дискуссии и со своими немецкими коллегами. Здесь мы прервали рассказ на 17 июня, когда Астахов встретился с Шуленбургом, который сделал очередной заброс относительно улучшения германо-советских отношений. Тремя днями позже Астахов отметил в своем деловом дневнике, что берлинская мельница слухов работает весьма активно. Среди прочих уток был слух о том, что к посылке в Москву готовится германская экономическая миссия. Когда об этом спросили самого Астахова, он ответил — по его же собственным словам — в рамках майской речи Молотова. Были также слухи о том, что в начале сентября немцы собираются напасть на Польшу, а британцы отказываются защищать Данциг. Астахов сообщал, что обедал с двумя журналистами из «Times» и британским пресс-атташе в Берлине, Р. Ф. О. Бэшфордом. После обеда они отправились на квартиру к Бэшфорду, чтобы избежать бесплатных услуг гостиницы «Эдлон», широко известного как место встреч дипломатов и не менее известного своими средствами прослушивания. Британцы пребывали в расстроенных чувствах и смотрели на все пессимистично. Польша не была соперником Германии и могла представлять собой только «пушечное мясо». Мнение о Румынии было не лучше. Бэшфорд заметил, что договариваться Гитлером невозможно. Астахов ответил в том духе, что это уже давно известно любому русскому. Удивительно, как этого до сих пор не уразумело британское правительство. Несколькими днями позже он сделал запись о беседе с турецким послом, который интересовался германо-советскими переговорами. Об ответе Астахова в записи нет ничего.96

Шуленбург, который вернулся в Москву в конце июня, несколько раз встречался с Молотовым. 28 июня он открыто заявил, «что германское правительство желает не только нормализации, но и улучшения своих отношений с СССР». Я действую, добавил Шуленбург, по инструкциям Риббентропа, одобренным Гитлером. Молотов довольно скептично выслушал посла, который продолжал настаивать на том, что намерения германского правительства вполне серьезны. В качестве доказательства добрых намерений Германии Шуленбург упомянул о заключении договоров о ненападении с Эстонией и Латвией.

Эти пакты никак не касаются интересов СССР, ответил Молотов, но вот что там с недавним аннулированием германо-польского договора о ненападении?

В этом виновата сама Польша, ответил Шуленбург. Молотов записал, что он не захотел вступать в полемику по этому вопросу. Тогда Шуленбург добавил: «что ни у кого в Германии нет, так сказать, наполеоновских планов в отношении СССР».

«Нельзя, — ответил Молотов, — никому запретить мечтать, что, должно быть, и в Германии есть люди, склонные к мечтаниям». И добавил, что у посла не должно остаться сомнений относительно советской позиции. «Советский Союз стоял и стоит за улучшение отношений или, по крайней мере, за нормальные отношения со всеми странами, в том числе и с Германией». Шуленбург продолжал свои увещевания, но Молотов не смог удержаться от ироничного комментария о ветрености германского отношения к Советскому Союзу. Тогда Шуленбург предположил, что советскому правительству стоило бы «умерить» тон своей прессы. Молотов ответил, что советская пресса не дает никаких поводов к германскому беспокойству, чего никак нельзя сказать о немецких газетах. Там можно найти немало свидетельств враждебности к Советскому Союзу. Первоначальный отчет Шуленбурга об этой встрече в основном согласуется с изложенным, но напрочь лишен какой-либо юмористической окраски. «Хотя во всем, что говорил Молотов, без сомнения, сквозила изрядная доля подозрительности, — пишет Шуленбург, — он тем не менее принял возможность нормализации отношений с Германией, как вполне возможную и желательную». Это не вполне согласуется с отчетом Молотова.97

Эта встреча, с точки зрения Шуленбурга, не привела к особому успеху, но он все равно решил 1 июля встретиться с Потемкиным. Сначала разговор шел об освобождении советских граждан, захваченных в Испании в обмен на немцев, удерживаемых советским правительством. Потом Шуленбург свернул на свою недавнюю встречу с Молотовым. Он не счел нужным упоминать о признании Риббентропа, что их антикоминтерновский пакт с Италией и Японией был направлен не против Советского Союза, а против «интернационального течения, в котором три правительства усматривали опасность для существующего социального и политического строя». Тем более, что сейчас цели пакта значительно изменились — несмотря на то, что он сохранил свое первоначальное название — он был направлен в первую очередь против Британии. Шуленбург также позволил себе обронить, что Германия могла бы способствовать улучшению советских отношений с Японией. Это было сделано несомненно с тем, чтобы подсластить германские предложения, потому что Красную армию на границе с Манчьжурией опять усиленно провоцировали на серьезные вооруженные стычки с японской Квантунской армией. «В ответ на явно провокационную болтовню Шуленбурга, — отмечал Потемкин, — я ограничился сухим замечанием, что ничто не мешает Германии доказать серьезность своего стремления улучшить свои отношения с СССР. Что касается Японии, то до сих пор она делала все, чтобы продемонстрировать свою враждебность нашей стране».98 С точки зрения Шуленбурга, встреча оказалась малоэффективной. Больше того, он нарушил новые инструкции Риббентропа не поднимать политических вопросов «до получения дальнейших инструкций». На текущий момент «мы не должны подавать поводов к дальнейшим переговорам».99

Тем временем Наркоминдел продолжал получать тревожные сообщения из Рима и Берлина. Л. Б. Гельфанд, советский поверенный в Риме, указывал, что итальянцы просто ждут не дождутся, когда в руки им свалится еще один кусок чужой территории. Это в свою очередь дало бы им еще больше возможностей шантажировать французов и англичан. Они делали ставку на восстановление «капитуляционных настроений Парижа и Лондона».

«Позиция людей, типа Бонне и Чемберлена, укрепляет в итальянских правительственных кругах уверенность, что месяцем позже или раньше удастся получить кой-какие новые территории, а там, мол, видно будет. Французские «зондажи» о возможности уступок и переговоров с Италией, речи Чемберлена и распускаемые здесь английским посольством версии о характере англо-советских переговоров, естественно, способствуют укреплению такого убеждения у Муссолини и [Галеаззо] Чиано [министр иностранных дел]».

Хотя Рим и Берлин, по крайней мере до сентября, похоже, не планировали никаких новых авантюр, сообщал Гельфанд: Гитлер и Муссолини боялись воевать, они надеялись на добровольную капитуляцию Польши. Британцы и французы не хотели сражаться из-за Данцига, но не желали допустить и капитуляции, во всяком случае пока. Но Чиано считал, что они могли и изменить свою позицию. Англо-советские переговоры также привлекали внимание. Кое-кто считал, что судьбы европейского мира находятся в руках советского руководства; другие полагали, что переговоры все равно провалятся и тогда неизбежно последует нацистско-советское сближение. Гельфанд полагал, что после заключения договора с англичанами советские позиции только усилятся.100 Астахов сообщал об опасениях Кулондра, что переговоры с Советами близки к краху. Относительно будущих намерений Гитлера в дипломатических кругах господствовали самые мрачные настроения. Первой целью, как ожидалось, будет Данциг, и уже где-то в августе.101

19 июля Астахов писал, что все очень похоже на затишье перед бурей. Никого из нацистских вождей не было в Берлине, а новости с мюнхенского театрального фестиваля потеснили из газет спекуляции о судьбе Данцига. Хотя немцы и не возобновляют «заигрывания с нами», сообщал Астахов, они не упускают возможности намекнуть «косвенно», что они готовы изменить свою политику и ждут только благожелательного жеста из Москвы. Анонимные письма, поступавшие в посольство, гласили: не соглашайтесь на условия англичан, будьте друзьями Германии, давайте лучше договоримся о разделе Польши.102 Британские журналисты спрашивали Астахова о слухах относительно германо-советских переговоров. Астахов мог только предполагать, но все же сделал запрос в германское министерство иностранных дел. Ничего нового, пришел ответ.103

Но затишье было недолгим. 21 июля один из членов команды Риббентропа встретился с Астаховым, чтобы возобновить обхаживания. Через три дня советского поверенного в делах пригласил к себе Шнурре. После обсуждения некоторых экономических вопросов, Шнурре повернул разговор на германо-советские политические отношения. Он предложил трехступенчатую схему улучшения экономических, культурных и политических отношений. Осведомился он и о переговорах с англичанами. Он был уверен, по словам Астахова, что Советскому Союзу не стоит соглашаться на предлагаемые условия, а то в случае войны он окажется в плену тяжелейших обязательств; британский же вклад будет «минимальным».104