Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

8 июня Галифакс проинформировал Майского о планируемом визите Стрэнга в Москву. Он указывал, что британское правительство было по-прежнему против гарантий прибалтийским странам и одновременного подписания политических и военных конвенций, а также выступало за возможность подписания сепаратного мира. Впоследствии Галифакс упоминал, что рассматривались также возможности его визита в Москву, но как министр иностранных дел он не хотел покидать Лондон. Молотов очень быстро ответил на это сообщение, что без гарантий странам Прибалтики на случай прямого или непрямого нападения не может быть вообще никакого соглашения. Под «косвенной агрессией» Молотов подразумевал чешский прецедент вопрос о котором он поднимал в разговоре с Сидсом 29 мая, внутренний заговор или вынужденное влиянием агрессора изменение политики. И это не был «чисто технический» вопрос, он касался существа дела. Если нам удастся прийти к соглашению по существу, говорил Молотов, то найти подходящие формулировки будет нетрудно. Для Молотова даже это было примиренчеством. Он соглашался с тем, что вопрос об одновременном заключении политического и военного соглашений «можно уточнить в процессе переговоров». Что касается возможности визита Галифакса в Москву, то Молотов сообщал Майскому: «Можете ему намекнуть, что в Москве приветствовали бы его приезд».38

В понедельник 12 июня Майский первым делом прямо с утра встретился с Галифаксом, чтобы довести до его сведения инструкции Молотова. Галифакс сказал, что ему понятна советская позиция «по проблеме прямой или непрямой агрессии против стран Прибалтики», но британское правительство не хотело бы навязывать кому-либо нежелательных гарантий. Тон отчета Майского об этой встрече несколько более оптимистичен, чем тон отчета Галифакса. Никаких сведений о том, преувеличивает ли Майский покладистость министра, или тот стремится скрыть ее от Чемберлена, отыскать не удалось. По словам Майского, Галифакс заявил, что «британское правительство в высшей степени заинтересовано в скорейшем заключении соглашения». В британском отчете Галифакс только выразил надежду, что увязка политического и военного соглашений не затянет всего дела. Майский, как его проинструктировали, намекнул на желательность визита Галифакса в Москву. Но министр вновь отверг такую возможность. «Известная сдержанность Галифакса понятна, — пишет Майский, — ибо решение вопроса зависит не от него, а от Чемберлена». Майский предлагал, что он мог бы использовать «некоторые косвенные каналы, для того чтобы содействовать благоприятному решению вопроса с визитом Галифакса в Москву». Но Молотов не одобрил этого предложения: «Если же Галифакс захочет приехать, то мы будем приветствовать это. Сделанного Вами намека пока достаточно».39 А в настоящих инструкциях, которые вез с собой в Москву Стрэнг, не содержалось ничего позитивного, кроме сварливого брюзжания и мелочных придирок. Оставались существенные ссылки на Лигу Наций, хотя совместные действия не ставились в зависимость от одобрения Лиги. Но зачем было вообще ссылаться на Лигу, зная враждебный настрой Молотова? Что касалось стран Прибалтики, то «наша позиция, естественно, состоит в том, чтобы воспрепятствовать России втянуть нас в войну посредством балтийских стран, без нашего на то согласия по этому вопросу». Вполне разумная, на первый взгляд позиция, хотя Молотов мог привести в качестве контраргумента Бельгию. Эту позицию советского правительства озвучил в своих апрельских предложениях еще Литвинов. В ней не было ничего нового. Форин офис также рассчитывал, что военные переговоры могут быть продолжены и поэтому не хотел увязывать их с политическим соглашением.40 Но это привело бы именно к тому результату, которого опасался Молотов — к заключению соглашения, лишенного реальной силы. Каждая сторона желала твердо стоять на своем. Ознакомившись с новым британским планом, Корбен сказал Кадогану, что на успех едва ли стоит рассчитывать: «...Корбен сказал, что ему вполне понятны все трудности [британской позиции]... но факт остается фактом: если русские будут поставлены лицом к лицу с тем документом, который мы им подготовили, то они могут оправдать им самые мрачные свои подозрения...».41 В Москве Стрэнг сообщил Наджиару, что у него есть инструкции не только не идти навстречу советской позиции, а даже попытаться свести на нет и те уступки, которые сделали англо-французы в своих предыдущих предложениях в конце мая. «У меня сложилось впечатление, — говорил Наджиар, — что [Стрэнг] приехал сюда с инструкциями остаться в рамках уже достигнутых соглашений и не выходить за пределы тех, которые были согласованы двумя нашими правительствами по нашему предложению [sic] от 26 мая...».42

Майский характеризовал британскую политику, как «базарную технику». «Но даже на базаре, когда хотят шиллинг, никто не начинает с двух пенсов». У Москвы сложилось впечатление, что «британское правительство на самом деле настроено против договора, а его, не желающее и упирающееся, насильно подводят в нему». По словам Майского, это впечатление и «было одной из главных причин для русской подозрительности и служило для незыблемости позиции Москвы».43 И опять советские подозрения оправдывались. Чемберлен писал Иде:

«Тем временем с "болши" мы не особенно продвинулись. Я хотел отозвать Сидса, но его буквально свалила инфлюэнца, так что вместо него пришлось послать Стрэнга. И я все никак не могу решить — то ли большевики ведут двойную игру, намеренно громоздя трудности, то ли они просто демонстрируют свою тупую крестьянскую хитрость и подозрительность. В целом я больше склоняюсь к последнему но уверен, что не обошлось тут и без весомой поддержки оппозиции, а также уинстоновско-иденовско-ллойдистской группы, с которой Майский находится в постоянном контакте.

Ты едва ли поверишь, что кто-нибудь может быть так глуп, но Энтони сам пришел к Галифаксу, чтобы тот послал его со специальной миссией в Москву. Ответ он получил не то чтобы вполне отрицательный, но когда я высказался в том духе, что посылать в Москву министра или экс-министра было бы наихудшей тактикой в делах с таким несговорчивым торговцем как Молотофф, Галифакс согласился и отклонил предложение. Тем не менее, Ллойд Джордж повторил это Батлеру и даже предложил, что если я не одобрю кандидатуру Энтони, тогда пусть едет Уинстон! У меня нет сомнений, что эта троица сговорилась и видит в этом средство войти в кабинет и возможно даже заменить П[ремьер]-м[инистра] на более сговорчивого!»44

Чемберлен, должно быть, чувствовал себя как Братец Кролик, прилипший к смоляному чучелу: чем больше он старался освободиться, тем больше увязал. И по иронии судьбы, это был именно «Йеджи» Сталин, который «пришел наконец» в августе и «освободил его».

Молотов не был в одиночестве, не доверяя Чемберлену и Бонне; британская и французская антиумиротворенческая оппозиция тоже не доверяла им. В начале июня Черчилль публично поставил вопрос о добросовестности правительства Чемберлена.45 В середине июня Суриц неоднократно сообщал, что французское общественное мнение сильно склоняется в сторону альянса с Советами. «За последние дни в связи с многочисленными приемами я перевидал много и самого разнообразного народа, в том числе и много видных военных. Общее мое впечатление, что никто здесь не допускает даже мысли, что переговоры с нами могут сорваться и не привести к соглашению». Советский престиж никогда не был столь высок; все признавали, что «без СССР ничего не выйдет». И все дивились, почему заключение столь важного соглашения все время откладывается. Вину за задержку возлагали на британцев, на их консерватизм и несговорчивость, подозревали даже злой умысел. Изменилось мнение и относительно балтийских стран — все предлагали принять советскую позицию. Ведь все равно британцы и французы довольно опрометчиво уже предоставили такие гарантии Польше и Румынии. «Только ради перестраховки этой гарантии они пошли на тройственное соглашение с нами и вдруг в результате своих месячных маневров, очутятся перед тройственным соглашением без перестраховки, без которой данные ими гарантии превращаются в непосильную обузу». Теперь они оказались между двух зол, говорил Суриц, и должны были выбирать меньшее — ввиду более гибкой позиции в вопросе о балтийских странах.46 В начале июля Мандель говорил Сурицу, что гарантии должны быть предоставлены всем странам, которым угрожает агрессия, и что он вполне поддерживает Советский Союз в отношении балтийских стран. «Мандель признает всю законность нашего недоверия к переговорщикам, признает абсолютно правильным, что мы оговариваем каждый пункт. "Лучше потерять несколько недель, чем допустить неясность и недомолвку"».47

4

И стоит ли удивляться, что в этой обстановке недоверия Сталин — подозрительный, безжалостный и не особо щепетильный — начал обдумывать планы соглашения с нацистской Германией? Мы закончили историю развития нацистско-советских отношений апрелем 1939 года, когда советский посол Мерекалов посетил германское министерство иностранных дел, чтобы обсудить выполнение советских контрактов заводами «Шкода» в несуществующей уже Чехословакии. Главная цель визита была вполне экономическая, но, как напоминал Литвинов Пайяру еще в марте, «была тесная взаимосвязь между политическими и экономическими отношениями...».48 Государственный секретарь Вайцзеккер при этом вел себя так, словно надеялся, или даже искал возможности, положить этой встречей начало определенной политической открытости.