Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

• Название: К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.
• Автор: Георгий Чиж
• Жанр: Путешествия и география

---

Невельской смутился, Катя вспыхнула и съежилась.

– Обиделась, – сказал снисходительно и добродушно старик, заметивший, как Катя стремительно выхватила из кармана платок и смахнула непрошеную слезу.

– На то воля божия, что сотворил тебя красавицей-не­дотрогою: тебя на руках носить, наряжать да любоваться в столице, на паркетах да на шелковых заморских коврах, а не мокрые зады детишкам подтирать, – пояснил он.

Слезы хлынули из глаз Кати. Она поднялась и вышла.

– Не хотел я обидеть, видит бог, не хотел, – примири­тельным тоном заговорил бородач, качая головой и обра­щаясь к Невельскому, собиравшемуся последовать за Ка­тей. – Как не полюбить такую королевну! И ростом взяла и обличьем. Посади против себя и любуйся, наряжай в шелка да атласы. Это правильно... Ну, а там что будешь с ней, в Охотском, делать? Гиляки-то еще хуже наших якут!.. Да с детьми, как пойдут, как устроишь? Подумал об этом де­ле, ваше высокородие? В год враз загубишь красоту, а по­том кручиниться будешь всю жизнь, что не сберег!

– Полно, Павел Секлетеич, пороть дурное, – вмешал­ся хозяин, – посмотри на мою Марию Николаевну: и она жива, и дети, слава богу. И меня, как видишь, спасла. А та­кая же, поди, хрупкая была, как и эта барышня!

– Твоя-то княгинюшка горя немало с тобою нахлебалась, что и говорить, а лебедушкой-красавицей до сих пор оста­лась, верно. А как ты думаешь, ежели бы всего этого не пришлось пережить, неужто хуже бы стала? И первенца-то не потеряла бы, чай... Ну, а что бы ты сказал, ежели бы она да не выдержала?

Волконский нахмурился.

– А по-моему, так: с собой, как хочешь поступай, ты сам себе владыка, а жену тебе, богом данную, побереги.

Невельской вышел искать Катю. Нашел он ее на поло­вине Марии Николаевны в тот момент, когда, не видя, что он вошел, она обнимала Волконскую, ласкалась к ней и взволнованно говорила:

– Все это хорошо, но ответьте мне, милая, голубушка, как всегда, прямо и честно: если бы для вас повторилось то же самое несчастье и вы знали бы о всех предстоящих му­чениях, как бы вы поступили второй раз, теперь?

Мария Николаевна не отвечала.

– Ну, милая, ну, скажите! – просила Катя, уже заметив­шая Невельского, стоявшего в напряженном ожидании отве­та Марии Николаевны.

– Я поступила бы так же, – тихо, но твердо ответила Мария Николаевна, уже отбиваясь от напавшей на нее сияю­щей Кати.

– Вы слышали, милостивый государь? – притворно стро­го спросила Катя, нахмурив брови и оборачиваясь. – Ну вот!

Положение Геннадия Ивановича, твердо решившего оста­вить Катю в Иркутске, стало затруднительным, тем более что он вполне разделял рассуждения «гадкого старика», как окрестила его Катя, теперь почувствовавшая под ногами поч­ву. Из женщин Невельского продолжала поддерживать одна генерал-губернаторша. На это скромная и всегда сдержанная Катя решилась сказать, что она рассуждает, как избалован­ная француженка, и что ее, по-видимому, напугало трудное путешествие на Камчатку и Аян, но что русские женщины рассуждают иначе и едут сюда теперь за ссыльными мужь­ями сотнями.

Эта новая тема – как именно должна поступить Катя – стала злободневной, перебросилась и в девичий институт. Неделикатная публика утомляла жениха и невесту расспро­сами. Институтская молодежь стояла на стороне Кати. Катя превратилась в героиню и тут же почувствовала на себе тернии славы: огласка заставила отказаться от тихой, скром­ной свадьбы.

Подходила страстная неделя. От Кати Невельской узнал, что к этому времени, как и ежегодно, в Иркутск съедутся окрестные декабристы под предлогом говения и встречи пас­хи. Такой предлог для приезда действовал у властей безот­казно. Катя смеялась, рассказывая, что в свое время полу­чил разрешение на приезд и католик Лунин и атеист Петр Иванович Борисов.

– Зачем им эти съезды, могущие повредить им? – спро­сил Невельской.

– Они таким образом подводят итоги своей деятельности за год... Это очень важно, – добавила она, видя удивленное лицо Геннадия Ивановича, – так продолжается и даже креп­нет между ними связь. Они проводят съезды в виде друже­ской беседы, но к ней готовятся, и в зависимости от того, кто присутствует из посторонних случайно, домашняя беседа принимает тот или иной характер. Свои, домашние, в случае присутствия посторонних, стараются по возможности отвлекать их салонными разговорами.

– О чем же они говорят?

– А вот придешь сам невзначай, узнаешь, тебя они стес­няться не будут... Ты после исполнения поручений на поло­жении своего.

– Кого же ждут в гости?

– Немногих – ряды редеют на глазах: Борисовы, оба Поджио, Трубецкой, Муханов да Бесчаснов... Может, кто-ни­будь еще пожалует неожиданно и издалека, это бывает.

Съезд состоялся в среду...

Мария Николаевна разрешила Невельскому прийти якобы случайно, а Катю просила в этот вечер разливать чай.

Сергей Григорьевич вошел в гостиную с обоими Борисо­выми, ведя под руки и слегка подталкивая упирающегося больного Андрея Ивановича. Из братьев Геннадий Иванович знал до сих пор только Петра, так как Андрей в Иркутске никогда не бывал.

Мимоходом поздоровавшись с Невельским, Андрей тотчас же освободился из-под руки Волконского, отошел в сторону и одиноко уселся в уголке, уставивши в одну точку свой грустный неподвижный взгляд. Издали он казался угрюмым и даже злым. Кое-как подстриженные усы торчали, немного спускаясь к уголкам рта плотными щетками. Длинный чер­ный сюртук делал Андрея похожим на провинциального лютеранского пастора, а отсутствующий взгляд и тоскующая поза невольно вызывали вздох сожаления об этой бессмыс­ленно загубленной жизни: «механхолия», определил когда-то Вольф, врач-декабрист, неизлечима. И действительно, она заметно усиливалась.

Маленький сухощавый Петр Иванович Борисов был изве­стен Невельскому, как один из творцов, организаторов «Об­щества славян», педагог и знаток забайкальской флоры. Прекрасный рисовальщик, он без устали зарисовывал ее пред­ставителей и составил выдающийся гербарий. Будучи убеж­денным демократом, он хорошо понимал важность объедине­ния единомышленников независимо от их социального поло­жения и заботился о сближении славян с Северным обще­ством. В Сибири он сначала дичился Волконских, потом по­дружился и стал неизменным почитателем и искренним дру­гом их, а через них – и Трубецких.

Странно было видеть этого некрасивого, маленького и упорного атеиста, воспитанного на сочинениях Вольтера, Гель­веция, Гольбаха, рядом с великаном Волконским. Большие вдумчивые глаза его, искрившиеся безграничной добротой и прямодушием, не забывались. Нежная доверчивая улыбка, часто расцветавшая на лице, чудесно преображала его: он становился вдруг обаятельным и близким, а обиженная складка под короткими усами молодила.

В политике он отрицал пользу военных насильственных переворотов, доказывая, что они ничего не имеют общего с революциями.

– Как мало стало нас! – сказал он с грустью Волкон­скому, пожимая руку поднявшемуся при их приближении Невельскому.

Не успел он получить от Невельского ответа на вопрос о делах на Амуре и дальнейших его предположениях, как в гостиную вкатился жизнерадостный и шумливый Муханов, расправляя на ходу длинные, пушистые, когда-то огненно-рыжие, а теперь серые седые усы.

– А я ехал сюда и думал: а вдруг встречусь с Невель­ским? Я давно этого желал, но как-то не везло – уж очень быстро вы проскальзываете мимо наших мест, – любезно заговорил он густым басом, мало подходившим к его фигуре, и энергично тряс руку опешившего от неожиданной стреми­тельности Невельского.

– Я, знаете, – сказал он, – что думаю? Вам, пожалуй, было бы неплохо взять нас к себе в поселенцы... Вам бы веселее было, а нам потеплее – у нас тут уж очень холодно.

– Полно запугивать, Петр Александрович, он от твоих поселенцев сбежит: что ему делать с такими курилками, как мы? – снова закартавил великан Волконский. – Мы ведь только «жив курилка, еще не умер», а ему люди нужны с огнем и верой в дело. Ты, Петр Александрович, – он опас­ливо оглянулся во все стороны и пояснил, – смотрю, нет ли дам – ты когда родился?

Муханов сверкнул своими карими живыми глазами, высо­ко поднял голову на Волконского, показывая свой круглый, смешно раздвоенный подбородок, и, приподнявшись на цы­почки, доверительно сказал, тоже оглядываясь:

– В тысяча восьмисотом...

– На целых пять лет наврал, – смеясь, объяснил Вол­конский Невельскому и, нахмурившись, приложил ко лбу указательный палец. – В этом что-то кроется.

А дело в том, что Муханов собирался жениться на иркут­ской классной даме Дороховой, и жениховство его для ирку­тян уже не составляло тайны.

За Мухановым появился редкий у Волконских гость, Бесчаснов, из близкого от Иркутска села Смоленщины. Он точно сорвался с картинки: щеголь времен восстания декабри­стов – модная прическа, бачки начесом, высокий снежной белизны воротничок и искусными складками расположенный большой галстук, покрывавший всю грудь. Хорошо схвачен­ный в талии сюртук покроем напоминал пушкинский.