Григорий Зинченко - Побег из Бухенвальда

• Название: Побег из Бухенвальда
• Автор: Григорий Зинченко
• Издательство: Logos Verlag
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 3-933828-53-8

Автобиографическая повесть о необычной судьбе украинского парня Григория Зинченко из маленькой деревни на Харьковщине: коллективизация, голод 1933 года, работа на заводе, война, отправка на принудительные работы в Германию, побег, Дрезденская тюрьма, концентрационный лагерь Бухенвальд, снова побег и… обретение веры в Бога.

---

— Дядя Тима, а что с вашей деревней стало? Вы хоть один раз там были после этого?

— Бывал и часто.

— А почему вы не женитесь, скучно ведь жить одному?

— Не могу, Гриша, больше жениться. А тайну тебе расскажу, но ты молчи и никому не говори. Эта тайна от народа скрыта, но все же государственные решения доходят до людей, ведь сама жизнь о них рассказывает.

Пришел я в Золочев, сел на поезд, народа было мало.

Дети ходят по вагонам и просят что-нибудь поесть. На сиденье сидело трое мужиков, и я решил подсесть к ним, послушать, о чем они говорят. Разговор они вели о хлебе, в каком торгсине дешевле. Спросили и меня.

— А ты в какой торгсин едешь?

— Не знаю, куда еду и не знаю, что такое торгсин.

— А ты часто в городе бываешь?

— Первый раз после зимы еду. В прошлом году был перед жнивами.

— Ясно, почему ты не знаешь, что такое торгсин, все про них знают, ведь это где золото меняют на хлеб.

(Только намного позже я узнал, что это сложное слово, состоящее из двух слов: торговля с иностранцами. Открывались магазины, где за золото иностранцы, а позже и советские граждане могли покупать то, чего не было в обычных магазинах. Во время же голода в этих пунктах обменивали хлеб на золото. Объяснение автора)…

Вначале, когда зерно стали вывозить из сел, взамен привозили хлеб печенный из города, а потом объявили, что нужно самим за хлебом ехать в город. Эти магазины назвали торгсинами. А вам, что, никто не объявлял?

— Нет, никто.

— А как же вы зиму пережили или у вас хлеб никто не забирал?

— Хлеб весь забрали и люди все помирали, со всей деревни один я в живых остался.

Решили мы все ехать в дешевый торгсин. Народу было очень много, еще с вечера становились в очередь.

Так я за кусочек золота купил четыре буханки хлеба.

Вспомнил свою деревню. Ведь жили там люди богатые, у каждого золотишко было, а с голоду все умерли. Это работа Разумовского. Не сообщил нам ничего о торгсинах. Недаром говорил, что все будут помнить его. Вот, Гриша, я тебе и рассказал всю тайну. Чтоб построить тяжелую индустрию, нужно золото, а золото почти все было у людей на руках. Вот и решили забрать у людей зерно, чтоб они ехали в город и покупали хлеб за золото, ведь человек все отдаст за кусок хлеба. Так и собрали добро людское.

— Дядя Тима, а сейчас, кто-нибудь живет в вашей деревне, давно вы там были?

— Я там бываю часто, сам знаешь, мои все там похоронены. Первый раз я пошел туда, как только окреп. Жутко было смотреть на это зрелище. Не доходя до деревни пару километров, я увидел клубы дыма, а смрад был невыносимый. Спалили нашу деревню, чтоб зараза не распространялась, а потом трактором все заровняли, как будто и не жили там люди… устроился я кочегаром, так и работаю здесь… Гриша, а ты помнишь ту лекцию о происхождении человека, ты ведь тоже тогда был, я тебя там видел.

— Да, помню, вы еще подошли к лектору, посмотрели на него и вышли.

— Да, Гриша, когда этот лектор вышел выступать, я своим глазам не поверил. Ведь это был Разумовский, старый конокрад, убийца нашей деревни. Ишь как в люди выбился! Я подумал, подойду поближе, в глаза ему посмотрю. У меня было такое состояние, что я готов был ему горло перегрызть за всех: за всю деревню, за мою семью, за детей, которых убили родители. Если бы он сообщил нам, что в городе меняют золото на хлеб, то никто бы не умер, у нас деревня была дружная, в беде никого не оставили бы. Решил я сжечь его в его собственном доме, но Бог уберег меня от этого душегубства.

Да, Гриша, есть все-таки Бог на свете.

— Дядя Тима, что с вами, почему вы так говорите?

— Да не было мне покоя, выследил, где живет этот изверг. Стал делать подготовку для исполнения моего приговора. Еду как-то в трамвае после работы, решил кое-что купить для этого дела, и вдруг знакомый голос.

— Никак из Панской будешь? Тимофей, да неужели это ты?

Смотрю, да ведь это же Павел Матвеич, штундист наш. Разговорились по дороге. Он ехал на свое собрание и меня пригласил. Я, конечно, не хотел ехать на их собрание, но очень хотел с ним поговорить, меня жгло всего внутри. Он это заметил и стал так душевно со мной разговаривать.

— Моя душа зачерствела после всего пережитого, а тут вроде плавиться стала. Ну и открыл я ему план, который жизни мне не давал. Не оставил меня Матвеич, навещать стал, убеждал меня не брать на душу смертный грех, страшным судом Божьим стращал. Привязался я к нему, Гриша, душой привязался.

— Да вы что, дядя Тима, никак в штундисты записались?

— Еще, Гриша, не записался. Да думаю только, что есть все-таки Бог.

Тут я совсем растерялся, а дядя Тима стал меня поучать:

— Ты говоришь что не веришь в Бога. Не верит в Бога тот, кому это выгодно, а выгодно кому? Грешнику. Кто будет отвечать за миллионы убитых душ, пусть не оружием, а голодом. Убивают только грешники. Они имеют власть, издают законы в ущерб народу, чтоб возбудить ненависть ко всему доброму. А когда человек потеряет веру в добро, тогда легко потерять и веру в Бога. Ты, Гриша, доверился ученым, когда ты был на лекции, разве ты не чувствовал духовную пустоту. Их доводы пустые — бездарность ума. Кыш, когда-то конокрадом скопил денег на людских слезах и в начальство выбился. За Бога говорить не буду, как сейчас принято говорить, «религиозная пропаганда» запрещена, за это судят и сажают в тюрьмы.

— Дядя Тима, хуже не будет. Я бы сейчас лучше в тюрьму пошел, чем так работать. Bы посмотрите на нашу работу, жара невыносимая, как в аду. Каждый день одно и тоже, лопата, уголь и раскаленная печь. А плата какая, хватает только на хлеб, суп и на спецовку, а чтоб пойти в кино или в театр, денег нет. В кино ходил только один раз, когда был учеником и работал бесплатно.

— Что ты, Гриша, задумал. Не вздумай бежать, дальше своей деревни не убежишь. Слыхал, двое ребят сбежали. Поймали их и судили, еще, говорят, милость проявили к ним, потому что малолетки, по году только дали. Работают теперь на угольной шахте бесплатно. Ну, а после снова сюда на работу пришлют, а могут и оставить на шахте работать.

— Что будет, то будет, а здесь работать не буду.

— Гриша, терпение — лучшее качество человека, а время покажет. Наберись терпения, а дальше будет видно, что делать.

Часть II. Вторая мировая война

Двадцать второго июня,

Ровно в четыре часа,

Киев бомбили, нам объявили,

Что началася война.

— Гриша, ты слушал сегодня утром радио, слыхал новость?

— Дядя Тима, какое радио, нужны мне эти новости. Вот у меня новости, снова опоздал на четыре минуты, проспал. Я уже на восемнадцать минут опоздал за последних три месяца. Еще мне осталось три минуты и меня осудят. Бежать надо, пока не поздно.

— Остановись, Гриша, никуда не надо бежать, заберут итак.

— Как заберут, куда?

— Сегодня началась война.

— Война, с кем?

— Германия, без объявления пошла на нас войной.

— Кто, Германия? Через три дня будут бежать до самого Берлина. Вы знаете, дядя Тима, у них танки из фанеры. Даже если и дубовые, все равно дерево. Против их танков у нас есть смесь горючая. Армия наша непобедимая. А что Германия? Их армия пока прошла Европу — истощилась.

— И где ты, Гриша, такой чернухи набрался, все шутишь, а я серьезно. В восемь часов будут передавать обращение Сталина ко всему народу нашей страны. Давай подправим топку и пойдем послушаем.

В своем обращении Сталин призывал народ подняться на защиту Родины. В голосе звучала тревога, в его речи я не почувствовал огромной уверенности в непобедимости наших войск. Первые отряды уже сегодня отправляются на фронт. В стране объявили военное положение. Во многих местах враг прорвал оборону пограничных войск и продвинулся на территорию нашей страны. Войска начали отступление. Уже за полтора месяца Украина была занята до Днепра, но была еще надежда, что задержат немецкие войска там. Но вражеский десант был высажен в тылу и отрезал всякое подкрепление. К концу августа фронт приблизился к Сумской области, а это уже рукой подать до Харькова. Наш завод и многие другие начали эвакуировать на восток. Людей, целыми отрядами везли, под Сумы рыть противотанковые окопы. В основном на окопы везли женщин и подростков.

Забрали и меня. Окопы рыли целый день под обстрелом немецких самолетов. Иногда они кружились очень низко и выбрасывали листовки. Я поднял одну и стал читать:

Советские дамочки,
Не ройте ямочки.
Придут наши таночки,
Раздавят ваши ямочки.

Надо же, в чужой стране, а чувствуют себя как дома.

Как-то на рассвете нас подняли по тревоге и объявили, что мы находимся в окружении. Приказ был опускаться в овраг и отступать вместе с войсками. В общем, спасайтесь кто как может. Мы шли вместе с солдатами, но никто не знал, куда. Одни говорили, что в сторону фронта, другие, что мы отступаем. Такая толпа людей, хорошая мишень для немецких самолетов. С трудом вышел из общего потока и поднялся на вершину холма. В этот день был сильный дождь и я никак не мог определить, где мы находимся. Хотя надеялся, что нахожусь где-то недалеко от родной деревни. Услышал ржание лошадей, значит, обозы рядом. Только не знал, наши или немецкие. Спустился в овраг, отсидеться пару дней, чтоб фронт прошел и потом искать дорогу домой. Дни были теплые, по солнцу определил где юг и пошел в сторону Полтавы.