Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.

• Название: Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.
• Автор: Константин Радов
• Жанр: Научная Фантастика

АИ-мемуары. Может ли обыкновенный человек изменить мир, даже если найдет точку опоры?

---

Так где же моя отчизна? Древний Рим? Я не так наивен, как был ребенком. Европа? Сыт по горло. Дух соперничества слишком силен, и справедливости нет ни на грош. Век не забуду молодые годы: стоит чуть поднять голову, братья во Христе от всей души приложат тебя мордой об стол. Когда б не царь Петр - ничего бы у меня не вышло. Здесь, в России, надо врастать. Пускать корни. Семью заводить. Теперь ничто не мешает, возраст тоже не препятствие - Шереметев вон в шестьдесят по второму разу женился, и пятерых детей успел сделать.

Только Боже упаси ошибиться с выбором. Собственно, в сторону девиц на выданье я после возвращения поглядывал, но подходящих не видел. Если подойти к выбору серьезно, подобно планированию военной кампании - сразу заметно, что требования противоречат одно другому.

Во-первых, надо породниться со старинной знатью. Приобрести многочисленных влиятельных родственников.

Во-вторых, ни супруга, ни ее родственники не должны мне навязывать свой образ жизни. Тратить время на пустопорожние светские обязанности категорически не согласен.

В-третьих... Ну, пусть не будет красавицей, но приятная внешность и покладистый нрав обязательны. И чтоб не дура!

Одно последнее условие оставляет громадное множество кандидаток за чертой, а чтобы совместить предыдущие два - понадобится нетривиальное тактическое решение. Но и откладывать больше нельзя. При всей нелюбви моей к многолюдству, надо не прятаться на заводе от праздников, а проводить оные в Петербурге. Начать хотя бы с годовщины Полтавской баталии. И непременно на ассамблеи ездить.

Твердое намерение сие умиротворило бесприютную душу, как будто дело уже наполовину сделано, и позволило с новой силой предаться трудам. В первую очередь - связанным с морской войной, ибо соединенный англо-шведский флот в тридцать пять вымпелов явился у Ревеля с враждебными намерениями, кои не замедлил выказать, спалив на эстляндском берегу солдатскую баню и какой-то сарай. Один наш галиот, идущий из Бристоля, был взят шведами, но тут же отпущен по приказу адмирала Норриса, опасавшегося ответных мер Петра против английского купечества. Вернулся 'Сан-Дженнаро' с грузом неаполитанского вина, моментально распроданного: я сам взял несколько бочек. Сильней вина пьянили финансовые новости. Акции Южных морей, номинально стофунтовые, ушли по пятьсот пятьдесят - письмо Джошуа Уилбура, о сем извещающее, было исполнено похоронного настроения, ибо к моменту написания они подскочили до восьмисот девяноста. В Париже банк Джона Ло переживал, вероятно, самые серьезные трудности с момента основания: размен билетов на звонкую монету был временно прекращен, французские деньги хлынули в Лондон. Они-то и вызвали небывалый подъем британских фондов, казавшихся испуганным рантье более надежными, чем отечественные. Вследствие денежного потопа цены выросли на всё, и на металлы - тоже. Торговые суда непрестанной чередой потянулись в Петербург и Або. Воспользоваться дороговизной можно было двояко: мне виделось более правильным не гнаться за каждой копейкой, но продолжать теснить шведов, увеличивая свою долю на английском рынке. А будущее сей коммерции принадлежало более изощренным видам товара, нежели грубо кованная полоса.

В плане долгосрочной торговой стратегии восточная Англия, вотчина семейства Кроули, требовала особого подхода. В Бристоль и Ливорно вальцованное железо можно было отправлять вольной ценой и в любом разумном количестве, а в Лондон - очень осторожно, заранее договорившись о разделе выгод. Любезный друг Джон, мой главный покупатель, имел все возможности подложить свинью, опротестовав патент, взятый на имя Уилбура и устроив подобную моей мастерскую где-нибудь в Винлатоне или Стоурбридже. Масштабы его компании позволяли. Теоретически, призвать моих агентов к суду мог кто угодно - но европейцы, как правило, не делают подлостей бескорыстно. За деньги - всегда пожалуйста, а даром... Такое только в России бывает: уж не знаю, из зависти или просто из любви к искусству. У англичан другая логика. Зачем заводить утомительную и дорогостоящую тяжбу, если не получишь в итоге ни единого пенни?

Так что гвоздевой пруток и тонкую калиброванную полосу следовало продавать Джону не дороже, чем они выходили бы на его собственном заводе, и тем отнять интерес к соперничеству. Зато мой товар вливался в сложившуюся сеть коммерции, способную поглотить немалые количества его - а по расчету, мне все еще оставалась прибыль сто на сто. В других местах надлежало устраивать сбыт собственными силами. Выяснив, что родичи юного герцога Бофора наконец разобрались, кому из них быть опекуном, я поручил Уилбуру и Евстафьеву договориться об аренде давно присмотренного мною участка на берегу Бристольского залива. Поставить там склад и при нем кузницу для вида. Если понадобится для поддержания патента, можно привезти старый вальцовочный стан из Тулы. Пользоваться 'Статутом о монополиях' для прикрытия ввоза противно духу закона - но таможня учитывает металл только по весу. Совершенно непонятно, как смогут законники отличить, сделан пруток в России или в Уэльсе. В крайнем случае - не стоит забывать, что место выбиралось с точки зрения удобства для контрабанды.

Вражеские корабли недолго торчали у Ревеля: пришли известия, что бригадир фон Менгден высадился в Вестерботнии, сжег город Умео и больше сорока деревень, после чего благополучно вернулся в Финляндию. Опасаясь за Стокгольм, шведы отозвали флот ближе к столице. Положение складывалось патовое. Двадцать пять линейных кораблей (из них большинство британских) и десяток судов поменьше составляли преобладающую силу в открытых водах - но не могли сделать никакого вреда русским галерам, пока те скрывались в узких мелководных лабиринтах финляндских шхер. На суше такой же тупик: в Варшаве английский посол Скотт и шведский генерал Траутфеттер всячески уговаривали магнатов к войне за незаконно отторгнутые у Польши Киев и Смоленск, обещая, что союзные войска в движении против России захватят лишь краешек Литвы, причем фураж и провиант будут покупать за деньги. Князь Григорий Федорович Долгоруков, со своей стороны, старательно разъяснял полякам, что русских войск на границах стоит около ста тысяч только регулярных, и они вступят в их владения при первом враждебном действии, а следом - иррегулярные татары и калмыки, которые ни позволения спрашивать, ни денег платить не привыкли. Хотя саксонские министры Августа тянули в сторону наших врагов со всею возможной силой - паны, по чьим имениям в недавние годы оттоптались сначала шведы, потом русские, на Киев облизывались, но к уговорам не склонялись.

Трезвый расчет понуждал наших неприятелей к сдержанности. Если враждебная коалиция нарушит, с благословения короля, польский нейтралитет - саксонец не сможет удержаться на троне без посторонней помощи. Литва и Курляндия станут ареной междоусобиц, кои отвлекут немало вражеских войск. К Риге придет ненамного больше солдат, чем в свое время имел Карл под Полтавой - и повторение прежнего исхода станет неизбежным.

Балтийское море, как дорога в Россию, тоже не без изъяна. Оно же замерзающее! Даже предположив, что Фридрих Гессенский каким-то чудом сумеет собрать и высадить силы, превосходящие русскую армию - трудно поверить, что он добьется решительной победы за одну кампанию. Сейчас не семисотый год. А зимовать в отрыве от снабжения - верная гибель. Чем многочисленней армия, тем меньше надежды пробавиться местными ресурсами. Набеги, вроде тех, что наши отряды делают на Швецию, возможны - однако не более того.

В общем, пока царь сохраняет влияние в Польше и держит войска в Финляндии - Россия неприступна с моря и суши. Но и самим атаковать шведов опасно, когда флот Норриса крейсирует между Стокгольмом и Аландскими островами. Так иногда в единоборстве сильных противников звон клинков умолкает: оба выжидают чужой оплошности, чтобы нанести неотразимый удар. Галеры отозвали к Гельсингфорсу, только дозоры на рыбачьих лодках следили за неприятелем, выглядывая из шхер. Напряженная предгрозовая атмосфера окутала летний Петербург. Наскучив мирными занятиями, я под претекстом испытания водяных мин напросился у государя в помощники к Голицыну.

Князь Михаил Михайлович встретил приветливо:

- Рад тебя видеть, Александр Иваныч - и вдвойне рад, что опять вместе служим. Помнишь, как на Пруте батарею брали? Славное было времечко. Что нового из Лондона пишут?

- Ничего обнадеживающего. Народ недоволен, конечно, что на балтийскую эскадру в год по семьсот тысяч фунтов улетает - но пока терпит. Министры играют на близости с шведами по вере: к протестантам симпатии больше, нежели к православным. Ну, и короля отчасти слушаются.

Поведав о недавних парламентских дебатах, я перешел к военным инвенциям, о которых генерал в общих чертах слышал, но последних усовершенствований еще не знал.