Виктор Муратов - Командарм Лукин

• Название: Командарм Лукин
• Автор: Виктор Муратов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00702-0

Генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин — один из героев Великой Отечественной войны. Войска армий, которыми он командовал, храбро и мужественно сражались с превосходящими силами противника в Смоленске и на ближних подступах к нему, под Вязьмой. Попав в бессознательном состоянии в плен, раненный в ногу и руку, генерал Лукин пережил ужасы гитлеровских лагерей, стойко перенес все невзгоды, оставшись верным сыном Родины. О его героической и драматической судьбе и рассказывают в этом историческом повествовании писатель В. Муратов и дочь генерала Лукина Ю. Городецкая.

---

Шурочка, ты знаешь, какой патриоткой оказалась моя родная Надя. Я искренне ею горжусь. Выходя из первого смоленского окружения, 2 августа 1941 года при переправе через Днепр я сломал ногу и семь недель не мог на нее встать. Я мог эвакуироваться в госпиталь, но не сделал этого и написал об этом Наде. И вот ее ответ: „Родной мой, если есть возможность остаться на фронте, как бы мне ни хотелось тебя видеть, оставайся. Я знаю, как нужны такие командиры, как ты. С презрением смотрю на людей, которые из личного благополучия устраиваются в тылу“. Вот какая моя Надежда! А как она была рада, как гордилась мной, когда узнала, что я был награжден орденом!

Сколько я передумал, находясь в плену… Вот только здесь, на чужбине, начинаешь чувствовать по-настоящему, что такое Родина! Какой она кажется милой, родной, что лучше ее нет ни одного уголка на всем земном шаре! А эта Родина и мой народ переживают ужасную трагедию. Как хочется ступить ногой на родную землю, припасть к ней и целовать каждый ее вершок. Как хочется, чтобы мой народ не переживал больше ужасов войны и зажил спокойно. Ни на один момент не поколебалась у меня вера в конечную нашу победу, наш народ; великий народ не может погибнуть. За свою Родину, за свой народ я, калека, готов отдать каплю за каплей свою кровь вновь, а если нужно, то и саму жизнь! Родина и свой народ — это все!

До свидания, моя маленькая Шурочка, крепко тебя целую. Целую мою маленькую племянницу Ларочку. Целую бабушку, пусть не отчаивается, еще увидимся…»

Кравченко надежно спрятал письмо, запомнил на память харьковский адрес сестры Лукина.

В конце ноября 1943 года в Вустрау приехал Малышкин. На нем был новый генеральский костюм Русской освободительной армии.

— Ну, чего ты приехал ко мне? — смерив презрительным взглядом «генерала», спросил Лукин. — Тоже агитировать?

— Задание, конечно, такое имею, — признался Maлышкпн. — Но вижу по вашим глазам — толку не будет.

— Не будет, можешь убираться.

— Не гоните, Михаил Федорович, дайте хоть душу отвести. Я уже забыл, когда с нормальным, честным человеком разговаривал.

— А кто тебя тянул в эту сволочную компанию?

— Еще как тянули…

— Брось, Малышкин. Все от тебя зависело. Ты же знаешь, что и мне предлагали. Власов ко мне приезжал, я не пошел, а зачем ты в эту грязь влез?

— Обида, Михаил Федорович. Вы же знаете, что я сидел.

— Так выпустили же. Многие, кто раньше несправедливо сидел, теперь честно сражаются за Родину, в фашистами. И тебе доверили.

— А генерала не дали. Так и ходил в комбригах до самого плена.

— А немцы генерала дали, значит?

— Немцы дали…

— Ну что ж, носи немецкие погоны, если не брезгуешь, мелкая твоя душонка! Только долго ли ты их проносишь? А ведь я тебя к званию генерала представлял. Может быть, и приказ был подписан, когда ты поганую власовскую форму примерял.

Малышкин оторопел. Он впервые от Лукина услышал об этом.

— Не знал я этого, вот и жгла обида…

— Ты же был начальником штаба армии, мог стать начальником штаба фронта. Советская власть ценит грамотных и преданных людей. А ты продался, шкуру свою решил спасти. Обидели его… Можно обидеться на несправедливость, на отдельную личность, но как можно обидеться на Родину, на свой народ?! Как можно из-за личной обиды поднять руку на родной народ? Хотя бы о семье подумал.

— Семья, — вздохнул Малышкин. — Теперь, наверное, всех арестовали.

— Наверняка арестовали, — жестко сказал Лукин. — Ты же читал приказ двести семьдесят. Там ясно сказано, что семьи изменников Родины подлежат репрессиям. А ты изменник Родины, армию решил создать против Родины.

— А-а, — Малышкин махнул рукой. — Какая там армия! После того как вы, Понеделин, Карбышев, Снегов отказались командовать армией, мы решили привлечь на свою сторону отпрыска царской династии Романовых, бывшего великого князя Кирилла Владимировича.

— Того самого, которого еще до войны белая эмиграция короновала в российские императоры? — удивился Лукин.

— Его.

— Это что ж, немцы вас на это подтолкнули? — спросил Лукин.

— Наверное. Сам Власов вряд ли решился бы.

Малышкин рассказал, как происходил этот фарс.

Власовская делегация с большой помпой явилась в Париж, где в одном из отелей жил в то время великий князь Кирилл Владимирович. Все члены делегации щеголяли в новеньких мундирах. На рукавах трехцветные нашивки цветов царского русского флага и буквы «РОА». Перед отелем, в котором проживал «самодержец всея Руси», выстроился почетный караул. К князю отправились представители с просьбой дать аудиенцию командованию Русской освободительной армии. Но великий князь, узнав, зачем пожаловала к нему власовская делегация, выслал на улицу к ней своего камердинера, который передал «собственные его величества слова» о том, что с изменниками России никаких дел он иметь не желает…

Выслушав все это, генерал Лукин впервые за все время плена громко, от души рассмеялся:

— Ну и рассмешил ты меня, Малышкин! Плохи же ваши дела, если даже царский отпрыск, которого вышвырнули из России, не желает с вами разговаривать!

— Вот я и приехал к вам душу отвести.

— Ничем тебе помочь не могу.

— Эх, Михаил Федорович! — горько вздохнул Малышкин. — Завидую я вам, хоть и ноги у вас нет и искалечен весь… Ничем себя не скомпрометировали. Посоветуйте, что же мне теперь делать?

— Беги и явись с повинной к Советской власти.

— Следят, не сумею уйти. У дома, где мы живем в Берлине, всегда стоит караул. Вот и сюда приехал в сопровождении унтер-офицера и солдата.

— Если хочешь, слушай мой откровенный совет — тебе нужно пустить себе пулю в лоб, чтобы морально искупить свою вину.

— У меня нет оружия.

— Как нет? Ты ведь генерал так называемой армии! Эх ты! Тогда в сортире на ремне повесься, из окна выбросись. Что хочешь делай, но не твори больше грязного дела. А теперь уходи, противно мне с тобой разговаривать.

Малышкин встал, потоптался на месте, ожидая, не протянет ли генерал Лукин ему руку. Но не дождался, еще раз тяжело вздохнул и поплелся к выходу.

Лукин привстал с койки, хотел было сказать что-то вдогонку Малышкину, но махнул рукой и лихорадочно стал шарить по карманам, пытаясь найти курево.

— На, закури, — протянул Прохоров мешочек с табаком. — Павел Рудой раздобыл. Давай-ка я сверну тебе цигарку.

— Нет, ты слышал этого прохвоста? Он, видите ли, обиделся на Советскую власть! Ну скажи, как эти люди могут ходить по земле? Так и Рокоссовский мог обидеться. А мне, а другим, думаешь, легко было пережить тридцать седьмой год? Да что тридцать седьмой! Хочешь, я тебе расскажу мою новосибирскую эпопею? Но предупреждаю, рассказ будет долгим.

— Конечно, Михаил Федорович. Мы все же мало знаем друг о друге. Пока воевали, времени не было вдаваться в экскурсы. Теперь хоть отбавляй.

— Так вот. В тридцать восьмом году вместо комкора Антонюка командующим Сибирским военным округом был назначен командарм второго ранга Калинин. А чтоб ты знал, в Сибирский округ я приехал с партийным взысканием — строгим выговором с занесением в учетную карточку «за притупление классовой бдительности и личную связь с врагами народа». Новый командующий был настоящим коммунистом ленинской школы. Он терпеть не мог наветов и нашептываний. А, кстати, врагами народа, с кем я был связан, объявили работников Харьковского обкома партии. Естественно, я работал с ними в контакте, будучи командиром двадцать третьей дивизии и начальником Харьковского гарнизона. Одним из проявлений недоверия было лишение меня законной награды — медали «XX лет РККА». Как было обидно, когда в день празднования этого юбилея зачитывался список награжденных, а моя фамилия не была названа. Эта медаль, кстати, была вручена мне позже Ворошиловым.

Я надеялся, что со временем недоверие рассеется, а потому первейшей своей задачей считал — много и упорно работать, сдерживать себя и не впадать в отчаяние. И командующий Калинин во всем меня поддерживал.

На Дальнем Востоке в это время находился начальник Политуправления РККА Мехлис. Возвращаясь через Новосибирск в Москву, он вызвал к себе в вагон командующего войсками, члена военного совета, начальника политуправления и начальника особого отдела округа. Как я после узнал, группой инспекторов Политуправления, оставленной в округе Мехлисом при его следовании на Дальний Восток, и начальником особого отдела был представлен большой список лиц, подлежащих аресту и увольнению. Первым по списку стоял начальник штаба округа комдив Лукин. Мехлис задал вопрос командующему войсками округа, что из себя представляет Лукин. Калинин ответил, что меня знает давно, что командир я хороший, как начальник штаба на своем месте и политически заслуживаю доверия. Начальник особого отдела вступил в разговор и доложил, что Лукин — махровый контрреволюционер и что он, будучи начальником лагерного сбора в Чугуеве, под Харьковом, принудительно выселил две большие деревни — Масловку и Таганку, с тем чтобы возбудить у колхозников недовольство Советской властью.