Эльза Вернер - Архистратиг Михаил

• Название: Архистратиг Михаил
• Автор: Эльза Вернер
• Издательство: Издательский дом «BBN»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-900116-13-1Х

Читателям, уже знакомым с произведениями Э. Вернер («Фея Альп», «Развеянные чары», «Эгоист» и др.), и тем, кому ее имя еще не известно, будет одинаково интересно прочесть предлагаемые два романа, которые без преувеличения можно назвать лучшими романами талантливой немецкой писательницы. В соответствии с законами жанра «дамского романа», их положительные герои — яркие личности, волевые люди, мужчины отважны и благородны, а женщинам сильный характер не мешает быть нежными и очаровательно-женственными. Отрицательные герои наделены не менее пылкими страстями, и жизнь приводит тех и других к яростному единоборству.

Романы, написанные, как все произведения Э. Вернер, очень увлекательны, насыщены событиями, и хотя главное их содержание — любовь и связанные с ней переживания героев, в первом из них — «Архистратиг Михаил» — есть детективная линия и даже действуют шпионы, а во втором — «Проклят и прощен» — плетет интриги жестокий и коварный священник. Но судьба покровительствует влюбленным и, вопреки всевозможным препятствиям, приводит их к счастью.

OCR — ОксанаЛьвова

Spellcheck — Вера

E. WERNER (Elisabeth Burstenbinder) // Sankt Michael (1887)

Эльза Вернер, «Архистратиг Михаил. Проклят и прощен»

Пер. с немецкого. — Харьков: Издательский дом «BBN», 1994, 576 с.

---

— Это звучит ересью! — с упреком сказала молодая графиня. — Смотрите, чтобы ваши слова не услыхали моя мать или отец Валентин! Сразу видно, что вы выросли в доме профессора Велау! Ведь он был другом детства вашего отца?

Михаил утвердительно кивнул головой. Профессор издавна вменил ему в обязанность подтверждать такое предположение, которым устранялись всякие излишние догадки и которое казалось правдой даже в глазах Ганса.

— Вы рано потеряли отца? — спросила Герта.

— Да... очень рано.

— А мать?

— И мать тоже.

В словах Михаила звучала глубокая печаль, и, заметив, что она невольно причинила ему страдание, Герта поспешила смягчить впечатление:

— Я тоже ребенком потеряла отца, у меня осталось лишь самое смутное воспоминание о нем, о его безграничной любви и нежности, которыми он окружал и баловал меня. Где вы жили со своими родителями?

Губы молодого человека дрогнули. И у него тоже остались детские воспоминания, но в том, что окружало его, не было ни любви, ни нежности. Позор и нищета, которые лишь отчасти воспринимались сознанием ребенка, запечатлелись огненными знаками в его памяти и до сих пор еще не изгладились их следы, хотя более двух десятков лет отделяло его от того времени.

— Моя юность была не из веселых, — уклончиво ответил он. — В ней было мало достопримечательного, так мало, что я совершенно не могу посвятить вас в ее подробности, да они и не интересны для вас!

— Нет, мне очень интересно! — с живостью воскликнула графиня. — Но я не хотела бы показаться навязчивой, и если мое участие неприятно вам...

— Ваше участие... мне?.. — вспыхнул Михаил и сейчас же смолк.

Но, чего не выговорили его уста, то сказали взоры, неотрывно устремленные на графиню. Она была ослепительно хороша в шелках и кружевах, в цветах и драгоценностях, в блеске люстр и свечей, а сегодня, в простой темно-синей амазонке, плотно облегавшей ее стройное тело, казалась еще прекраснее. Из-под шляпы с голубой вуалью сверкали золотистые пряди волос, еще ярче был блеск ее глаз, и вся она казалась овеянной новыми, еще более опасными чарами.

— Ну? — улыбаясь, сказала она. — Я жду!

— Чего?

— Рассказа о вашей юности!

— Извините, но мне нечего рассказывать! Я не знал отчего дома, родительской ласки. Я вырос среди чужих людей, должен был все принимать из чужих рук, и хотя это «все» предлагалось мне с величайшей добротой и великодушием, оно ложилось на меня тяжелым долгом, который пригнул бы меня к земле, если бы я не дал себе слова оплатить его всей своей будущностью. Теперь я наконец сам держу, в своих руках руль своей судьбы и могу плыть в открытое море!

— А вы доверяете этому морю с его волнами и бурями?

— Да! Кто доверяет волнам, того они покорно несут! Но одно я знаю с полной уверенностью: никогда я не пристану к берегу на полуразрушенных остатках суденышка, довольный, что удалось хоть спасти жизнь! Или я введу корабль в гавань, или пойду ко дну вместе с ним!

Михаил гордо выпрямился при последних словах, звучавших особенно энергично. Герта с удивлением посмотрела на него и вдруг сказала:

— Странно, до чего вы похожи в этот момент на моего дядю Штейнрюка!

— Я... на генерала?

— Поразительно похожи!

— Это вам показалось, — холодно ответил Михаил. — Я очень сожалею, что должен отречься от сходства с его высокопревосходительством, но такого сходства и на самом деле не существует!

— Обычно — нет, потому что у вас нет ни одной схожей черты. Все дело в выражении, и теперь сходство опять исчезло. Но в тот момент у вас были глаза графа, его манера держать себя, даже его голос; я просто испугалась!

Графиня продолжала смотреть на него, как бы дожидаясь ответа. Но Михаил словно случайно отвернулся и спокойно заметил:

— Вид на Орлиную скалу все более затуманивается. Скоро мы окажемся среди облаков!

Погода и в самом деле принимала все более грозный характер. Солнце начинало садиться, и его лучи боролись с туманом, стекавшимся теперь со всех сторон, и вскоре плато, на котором лежал Санкт-Михаэль, стало казаться островом среди бесконечного моря, волны которого вздымались все выше и выше.

До сих пор воздух оставался совершенно неподвижным. Но вот сверкнула яркая молния, гулко прокатился гром, и налетел порыв ветра. Он подхватил концы голубого шарфа графини Герты и закинул их на колючие ветви шиповника, обрамлявшие распятие. Роденберг хотел отцепить их, но шипы крепко держали свою добычу; к тому же, должно быть, молодой офицер неловко приступил к делу, потому что в результате ленты шляпы развязались и сама шляпа упала. Михаил вздрогнул и отдернул руку: пышными прядями рассыпалось «сказочное золото» волос Герты.

— Вы поранили руку? — спросила графиня, заметив это движение.

— Нет! — и Михаил, сунув руку прямо в колючую гущу ветвей, с силой выдернул шляпу и шарф.

Шипы отомстили: шарф разорвался, а по руке офицера потекли струйки крови.

— Спасибо, — сказала Герта, взяв в руку шляпу. — Однако вы довольно неистовый помощник! Как неосторожно было сунуть руку прямо в шипы! Ведь у вас течет кровь!

В ее голосе слышалась искренняя озабоченность, но тем холоднее прозвучал ответ Михаила:

— Тут и говорить не о чем! Я — солдат, и не мне бояться каких-то царапин!

Михаил достал носовой платок и небрежно прижал его к маленьким ранкам. При этом его взор со страстным нетерпением скользнул в том направлении, куда скрылся священник. Он заговорился с больной, и Михаилу приходилось пройти через всю цепь пыток!

Вне всякого сомнения, молодая девушка имела представление об этой «цепи пыток», но она вовсе не была расположена сократить ее. Избалованная красавица считала оскорблением для себя, что Михаил осмеливался противиться власти, неоднократно испробованной ею на других. Он тоже испытал на себе эту власть — это она хорошо знала; он далеко не безнаказанно приблизился к ней и все-таки продолжал ограждать себя стеной ледяной сдержанности, которую трудно было пробить. Он не хотел покоряться и должен был за то поплатиться!

— Я хотела предложить вам один вопрос, — сказала графиня. — Моя мать, я слышала, только что упрекала вас в том, что вы все еще не воспользовались приглашением...

— Я уже просил прощения у графини. В последнее время нам приходилось возиться с семейными делами, из-за которых, между прочим, профессору пришлось, даже уехать. Но как только я вернусь из Санкт-Михаэля, так сейчас же...

— Изобретете новый предлог, — договорила Герта. — Вы не хотите приехать!

— Вы говорите об этом с удивительной уверенностью, графиня, и все-таки хотите, чтобы я приехал?

— Я хочу только выяснить, почему именно вы чуждаетесь нас. Вы спасли жизнь мне и моей матери и уклоняетесь от благодарности таким способом, который остается совершенно необъяснимым, если только мы не хотим признать его оскорбительным. С посторонним мы, разумеется, не стали бы терять слов, но своему спасителю мы можем поставить вопрос: «Что легло между нами? Что мы вам сделали?».

— Вы положительно смущаете меня, — сказал Михаил, пытаясь сохранить тон холодной вежливости. — Маленькая услуга, оказанная вам мною, вовсе не заслуживает такой благодарности.

— Вы опять уклонились в сторону, в этом вы мастер! — воскликнула девушка с жестом величайшего нетерпения. — Но я не избавлю вас от ответа, я хочу наконец узнать правду!

— А если я не подчинюсь приказанию — потому что ваш вопрос действительно звучит приказанием?

— Это — ваше дело, хотя тут нет никакого приказания, а только вопрос, и я вторично предлагаю его вам: «Что мы вам сделали? Почему вы избегаете нас?»

На ее лице опять заиграла улыбка, чарующая улыбка, перед которой никто не мог устоять. Но в данном случае она не произвела обычного действия. Роденберг поднял на Герту мрачный взгляд и сказал голосом, в котором слышалась бесконечная горечь:

— Вы это знаете, графиня, вы давно знали это!

— Я?

— Да, вы, Герта, потому что вы слишком уверены в своей власти, а теперь доводите меня до крайности и загоняете в тупик. Ну, что ж, вот я стою перед вами!

Герта смущенно взглянула на него. Она не ожидала такого оборота разговора и совершенно иначе представляла себе момент торжества.

— Я не понимаю вас, — сказала она. — Что должна означать эта странная манера выражаться, которая кажется столь близкой к ненависти?

— К ненависти? — с каким-то диким ожесточением воскликнул он. — Вы хотите присовокупить к забаве еще и издевательство? Да ведь для вас никогда не было тайной, что я люблю вас!

Это любовное признание прозвучало достаточно своеобразно. И действительно, судя по дрожащему голосу, в котором страсть боролась с гневом, по взгляду, в котором вспыхивала не нежность, а угроза, чувства, переживаемые Роденбергом, казались очень близкими к ненависти.