Ярослав Кратохвил - Истоки

• Название: Истоки
• Автор: Ярослав Кратохвил
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1969

Роман Ярослава Кратохвила «Истоки» посвящен жизни военнопленных чехов и словаков в революционной России 1916–1917 годов. Вместо патетического прославления «героического» похода чехословаков в России Кратохвил повествует о большой трагедии военнопленных — чехов и словаков, втянутых в контрреволюционную авантюру международной реакции против молодой России, и весьма неприглядной роли в этом чехословацких буржуазных руководителей, а так же раскрывает жизненные истоки революционного движения, захватывавшего все более широкие слои крестьянства, солдат, как русских, так и иноземных.

---

Томан, наблюдая все это, внезапно почувствовал какой-то почтительный страх перед Зуевским. И хотя он имел дело с Зуевским ежедневно, в эту минуту он не посмел бы обратиться к нему.

85

На вечернем совете в земской управе должен был присутствовать мукомол Мартьянов, приглашенный Зуевским. По просьбе Зуевского пришел доктор Трофимов, передавший личную просьбу и приглашение коменданта полковника Гельберга, на квартире которого в тот вечер собирались патриоты. Однако Мартьянов никуда не пошел и никому ничего не сказал.

Город за окнами был как тлеющий пепел под ветром, В земской управе, несмотря на поздний час, горел свет. Здание почты казалось обеспокоенной душе Мартьянова каким-то маяком. Верно, там сегодня, затаив дыхание, люди прислушиваются к стуку телеграфных аппаратов, как прислушиваются к стуку сердца больного, борющегося со смертью.

Мартьянов отошел от окна и вышел во двор. Двор был будто осажденная крепость. Мартьянов бродил по двору, по пекарне, ища хоть какого-то дела, как затравленный зверь ищет укрытия. Остановись он — и горечь зальет ему сердце доверху.

Он чувствовал себя лучше, когда видел хоть других за работой. Зашел к пекарям, хотел было заговорить с ними, да испугался громких слов. Стоял и смотрел, как работники молча таскали мешки с его мукой. Тяжелые мешки напоминали трупы, и ему снова стало горько и страшно.

Он вернулся в тихий дом. К газетам. В запоздалых сообщениях запоздалых газет он находил сейчас даже успокоение.

Например:

«Начальник полиции Царского Села обратился по телефону к председателю исполнительного комитета Государственной думы с просьбой принять меры для наведения порядка в Царском Селе и его окрестностях».

— Значит, дело только в наведении порядка. Наверное, навели уже? А что же исполнительный комитет?

Но сообщение об ответе исполнительного комитета Мартьянов найти не успел, потому что в его тихий дом ворвались, словно был пожар, директор гимназии Дергачев и знакомый купец Изюмкин, владелец магазина на главной улице. Своим вторжением они переполошили жену Мартьянова.

— Сергей Иванович! Бог с вами! Куда это вы запропастились! Скорее, скорее! Революционный комитет просит вас! Пожалуйста, не медлите!

Мартьянов так испугался, что долго не мог перевести дыхания, сердце его сильно колотилось. И ему не оставалось ничего иного, как утонить свой невольный испуг в негодовании.

— Тьфу ты, — закричал он. — Побойтесь бога! Обалдели вы, что ли? Это что же? За кого вы принимаете Мартьянова? Нет! Скажу сразу: не понимаю я того, что вы мне толкуете. Какой может быть в такое время революционный комитет? — Мартьянов поднял руки над головой. — Люди! Честные люди! Что за преступление вы задумали?.. Нет! Я убедительно вас прошу: извольте покинуть мой дом!

Они все-таки настаивали, но он не сдавался.

— Нет, нет, нет, — кричал он, затыкая себе уши. — И слышать не хочу! Все это провокация! Да я сам лучше всех знаю — нас война замучила. Да, замучили нас бюрократы, помещики, Дубиневичи всякие… Но… господа, война ведь! Родина в опасности!

— Сергей Иванович, — втолковывали Мартьянову и слева и справа, — бога ради, поймите, ведь именно поэтому, именно поэтому… надо спасать…

— Нет, нет, нет! Спасать, говорите? Кто? Кто спасать-то будет? Бывшие арестанты? — Мартьянов положил мясистые ладони на грудь. — Господа! — Кровь бросилась ему в лицо. — Кто сможет нынче спасти нас… от волков, от волков немецких и собственных, если не будет порядка? Нет, господа! И вообще… я коммерсант и политикой не занимаюсь. Нет! Почтительно прошу оставить меня в покое.

Они долго объясняли ему:

— Ведь царь-то сам передал власть в руки народа, Сергей Иванович!

Они все говорили и говорили, а Мартьянов уже робко, с недоверием посматривал на докучных визитеров, сам предпочитая молчать.

— Хорошо, — сказал он наконец дрожащим и еще досадливым голосом. — Завтра приду. Взгляну завтра, что вы там делаете. Только ночью-то дайте уж, пожалуйста, покой. Не могу, не могу! По ночам я никуда не хожу!

Провожая гостей к дверям, он совсем примирился со своим решением:

— Утро вечера мудренее!

И, заперев за ними дверь, облегченно вздохнул.

Вернувшись в свою уютную комнату, он, уже обретя какое-то душевное равновесие, взял отложенные газеты. Теперь газетные сообщения в самом деле его успокаивали. Мартьянов перечитывал их на трезвую голову.

«Граждане! Совершим великое дело! Старая власть, губившая Россию, пала. Граждане России! Крестьяне и помещики, торговцы, железнодорожные служащие и рабочие, спешите на помощь родине!»

— Почему же не помочь родине? Вот ведь кто ей помогает:

«Великий князь Кирилл Владимирович сообщил сегодня исполнительному комитету Государственной думы, что гвардия, находящаяся под его командованием, — в полном распоряжении комитета».

И Мартьянов, уже с горячим интересом, прищурив глаза, читал, что ответил великому князю председатель Государственной думы, уважаемый либерал и крупный помещик Родзянко:

«Я весьма рад словам великого князя. Я верил, что гвардия, как и все прочие роды войск, исполнит свой долг в полной мере, выведет Россию на путь победы и поможет справиться с нашим общим врагом».

Мартьянов очень живо представил себе эту светскую беседу. Он видел накрахмаленную манишку председателя Государственной думы и блестящий мундир главнокомандующего гвардией и с теплой благодарностью к этим избранным людям чувствовал, как опадает в нем волна тревоги и как приятно это успокоение, возвращающее его, после напрасной паники, к трезвой жизни.

Он отыскал сообщение, которое раньше бегло просмотрел. Оно обращалось к нему голосом избранных:

«Надо накормить армию и население. Враг еще не уничтожен. Продавайте без промедлений хлеб уполномоченным, отдавайте все, что можете!»

— Накормим! — почти с гордостью сказал Мартьянов и отложил газеты.

Он громко фыркнул, представив себе: «Дубиневичи будут продавать! Бюрократам!»

Теперь он жалел, что не пошел сегодня же на заседание революционного комитета.

— Эх ты, ворон испугался!..

Ему даже стало весело. Опять он вернулся в свою колею. Стал деловито обдумывать операции, которых от него, судя по газетам, требовала родина устами исполнительного комитета.

— Хорошо, — сказал он вслух, — покупайте! Только цену, цену дайте разумную! Конечно, можно накормить армию и население. Но, пожалуйста, держите господ бюрократов подальше от дела. А мы будем работать. На то мы и существуем. Но пусть и другие работают!

Совершенно успокоенный, даже счастливый, охваченный жаждой деятельности, пошел он присмотреть за пекарями. Заглянул, как всегда, и в ворота, к которым в этот час подвозили муку и где после разгрузки телега дожидалась свежего хлеба утренней выпечки. Мартьянов вышел даже к телеге. На улице, как и на темном базаре, не было ни души.

Значит, все по-прежнему! Только редкие окна печально светились в поседевшей ночи. А в земской управе и на почте до сих пор тихо и мирно горел свет.

Вдруг Мартьянов затрепетал.

Что, если за огромным темным небосводом скрыта какая-то тайна! И эти закрытые ставни обывательских домов — одно притворство!

Нет, лучше он будет бродить по дому, пока в земской управе не погаснут окна. Тогда разойдутся последние деятели этого тревожного дня, тогда только можно быть уверенным, что до утра уже ничего не случится. А утром, конечно, начнется обычная, каждодневная работа.

И вот в какой-то ночной час стоял Мартьянов опять на дворе и невольно прислушивался к отдаленным шагам на улице, верно, уже последним в этот день.

Шаги замерли у его дома. И ночь вздрогнула, как сам Мартьянов.

— Ну, что, ребята! Революция до победного конца! Мартьянов, вжавшийся в тень, сразу узнал голос Коли Ширяева, взбудораживший оседающую ночь.

— Что смеешься, браток? Знаешь программу нашей революции?

С глухим звуком упал мешок мартьяновской муки. И кто-то, наверное, с телеги, хрипло ответил:

— Кончай войну… Вот тебе и вся программа!..

Тогда Мартьянов тихо подошел к телеге и негодующе обратился прямо к Ширяеву:

— Коля, как тебе не стыдно! Иди своей дорогой и не мешай людям! Болтаешь, будто спьяна!

И, раздосадованный, он повернул было обратно во двор, с невольным страхом дожидаясь ответа Ширяева. А Коля ответил:

— Здравствуйте, Сергей Иванович, а вас там дожидались…

После этих слов Мартьянов все-таки еще раз подошел к нему:

— А программа одна… Родина! Так и знай!

Ширяев засмеялся ему в спину:

— А мы-то до сей поры все толковали, толковали, да так и не столковались даже насчет программы на завтра! Приветствуйте революцию, Сергей Иванович! Может, теперь мы и болтать перестанем!