Многократор - Художник Её Высочества

• Название: Художник Её Высочества
• Автор: Многократор
• Жанр: Научная Фантастика

Произошло событие, имеющее фундаментальное значение. Написан портрет, с которого будут считываться физические законы природы и формироваться облик следующего цикла Вселенной. Сайт иллюстрирует роман «Художник Её Высочества», описывающий события, недавно произошедшие в Москве, на вашей планете. В романе закодировано место, где в Москве закопана золотая статуя. Вес статуи — 1 кг. Глаза — однокаратовые бриллианты (каждый стоит — 7000$). Статую смотрите на странице www.art-stepan.ru Удачи!

---------

В тексте полностью сохранено форматирование, орфография, пунктуация авторского текста — вдруг кто-нибудь из читателей начнёт поиски золотой статуи. Все материалы, картины, фото можно посмотреть на авторском сайте http://www.art-stepan.ru/ или http://samlib.ru/m/mnogokrator/chudoznik.shtml

---

Мимо прошуршала лава из а ля жуков. Степан сначала подумал, что жуки компанией, но потом, приглядевшись, понял: жуки — единый организм. Нос каждого а ля жука в заднице следующего. Бутон столика вообще схизнул под пол, а на освободившееся место жукозмейке подали ленч, напоминающий бегемотика. Его дружок, как делает официант приличного ресторана, наливая первый бокал вина или минералки, инструментом взрезал брюхо туше и жукозмейка, надо думать вежливо поблагодарив, вползла в дырочку. Бумажного откровенно передёрнуло.

— Феб, прэсто! Я заговорился, и ты сидишь, задумался. Э-э, ваше высокородие, да ты уже наклевался росы виноградной. Императорский броненосец прислали. Пошевеливайся!

Степан посмотрел на пустое дно формы, положил руку на холку Терентию.

— Делаем так. Лучше за рубль передополежать, чем за два побежать. Садись на дредноут и дуй на учения, передашь пламенный привет императрице и соври типа того, что у маэстро жуткий понос открылся. Просит, мол, извинения. А я здесь посижу, станцую мензурку с нашим человеком. Терентий, что ты в самом деле? Ну их к Сашке Македонскому этих вояк!

— Безалаберный ты, Фебович, спасу нет! Ну да ладно, я сам такой, с четырьмя ногами по углам, — и умчался отдуваться за двоих.

Фраза мужественного астролётчика из кинофильма, Туманность Андромеды, — ,Лучшие дети Земли остались на этой планете, чтобы своим примером предупреждать идущих следом! Предупреждать, конечно, надо о коварствах космоса.

Подкатил астреец. Он соврал начальству, что нездоровится и выпросил отгул. Правильно, пусть у них обоих будет понос. Вышли из бара, двинулись по осевой. Через пару ресторанов висела еще одна мембрана с дефлектором интеграционного бара, но астреец сказал, что его тут знают и с чистой совестью продадут работодателю. Свернув во второстепенный радиус, скоро нашли подходящее местечко, заняли отдельную кабинку. Когда выяснилось, что «Золотая имперская литера» — это не ограниченный никакой буйной фантазией кредит, хоть собственную планету покупай (а сюрреалисту купить надо, всё равно земляне не заметят), Степан ультимативно потребовал с сего момента оплачивать «литерой». То есть платит императорская фамилия, позолотившая ручку. Богатые люди — особые люди. Почувствуй себя золотым мешком, наконец, практически бедный художник с голым задом, многозначительной шишкой высокого полёта с большим удельным весом. Накупи денег, расплатись за слонов, покрась белым, и выпусти символ облаков на Красной площади. Или поедет Бумажный в общественном транспорте, на билетик не потратится — и богаче на неистраченную сумму соотвественно. А если не купить золотую чушку?

Степан заказал водки, а дружок его, по первому взгляду, ничем подобным не воспользовался, но предложил выпить за знакомство.

— Погоди, а я понял, вы пьёте тот сироп, который ты мне подсунул в начале?

— Нет, его пьют только волонтёры, дети и за знакомство.

Служивому грех не выпить, но у них и дети что ли пьянствуют? Астреец же попросил обьяснить подробнее, что означает «пьянствовать»? Он не уловил смысла перевода. Гиперплазируют электронные плектры и наслаждаются стеканием энергии? Степан лёг щекой на кулак, хлопая глазами, соображая. Похоже у них разный метаболизм и говорят они о разном. В общем так: землянин стопарик чембурлыкнул и смотрит именинником, абориген же уживотился на розетке, гиперплазанул свою безмозглую половину, дама энергию растекает и дружку в целом кайфно. У одного в коленях подсекание, у другого в животах рухлость.

— И-эх хорошо! Заплели язык в косу!

Коса объёмней на 400 %, изгиб увеличивается на 65®.

— Замечательно! Ух, выгнулась, очаровашка!

Выпив, закусили кому чем по душе, один колбаской, другой кажется электронами и заговорили без дерганья, помех и хозяйского надзирающего ока.

— Значит, ты художник. Раскажи тогда ещё чего-нибудь в градациях… — поколыхал пальцами в районе уха. — Солёного огурчика нельзя тут попросить?

Нет проблем ни с искусством в градациях, ни с солёными огурцами. Быть одним художником у астрейцев то же самое, что использовать женщину только по физиологическому назначению. С нею же, дорогой, — не имеется в виду собственная дурочка, готовая пойти только замуж — можно в театр сходить, об искусстве поговорить, в том же роде высокоинтеллектуально. Художник на Астрее начинает с параллельных дисциплин и идет к намеченной цели методично. Философия, музыка, поэзия, а в результате суммирование, инициация и решающий рывок. Другими словами — в столкновениях овалов распрямляет угол шар, в котелке художник варит тот же образный кошмар. Кто в этом виноват? Цыгане, ворующие детей? Фашисты, выделывающие из цыган мягкие сапожки для кадрили? Кадрильщики, танцующие красную звезду, когда их посылают в табор фашистов? Нет, во всём виноваты сами художники — слуги небесного царя с протоголовой, укреплённой шишковидной железой, с руками из груди, ногами из красной меди — отпрыскивающие услугами искусства отпрыски! В том числе и Бумажный виноват — первый проходимец в большом космосе после первопроходца Гагарина на местных авиалиниях.

— Так ты и поэт?

Может прочитать. Степан не против, с удовольствием послушает. Заранее подпёр пальцем висок, эстетски закатил очи в иллюминированный потолок.

— В альтовых туманах прорастают номасы. Раздробив без жалости локативы аэров. Цвет секстины дышит ялой и челестией. Так и льстится разлюбиться кантиленой кантора…

Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

В прямой нечитабельности должное означать:

Пепельницы-ёжики движутся на север.

Даже подорожники стоящее сеют.

!тов-тоВ

Обезьяна полая прёт ко мне монголая.

Запах вне кондиции вызывает страсть.

!хУ!

Все скитанья вынес яNo

А теперь у-упасть!

У любого компьютера предохранители полетят, переведи он однозначно. Если всё ж сосредоточиться, то так: когда приходит большое думанье, вроде коллоквиума, каждый составляющий берёт на себя труд держать на своем отрезке дифференциал общего эмоционального состояния на последний момент. Кому занятно однотипное? Интереснее покопаться в вариативной части. А если тебе еще удается наложить свою форс-резонансную волну, значит, гордишься и хвастаешься потом с чистой совестью за рюмкой… то есть в денудационных сотах с плутониевым песочком мельчайшего развала.

Ой, ладно, эти сказки на салазках. Степану ясно одно: стоит чуть подробней погрузиться в чужие символические хляби — сразу же появляется желание нарубить картофельного салатика, напластать сальца с чесноком, самогоночки там… ноги на толковый словарь, и чтоб носок был с дыркой, чтоб из магнитофона сочилась какая-нибудь дебильная песенка: «У них походочка, как в море лодочка, а на пути у них таверна, О-о-о!» А на пути у них, знаете ли, денудационная таверна, где форс-резонансная… Короче: «Они пришли туда, где можно без труда достать себе и женщин, и вина» — другое дело! «Где всё повенчано с вином и женщиной, где юбки узкие трещат по швам!» — совсем хорошо, потому что привычней художнику с негнущимся позвоночником с дикой планеты. «Я прикрою тебя золотым руном, завернись в завитки полустёртым лицом. Я не ангел, я чёрт, но моя душа жаждет чуда без тела, не дыша.» Стоп! Куда понесло? Проще! «Зайдя в тот ресторан, увидя англичан, французы были просто взбешены!» Продолжайте, продолжайте шансонье и пожалуйста без нот квадратной нотации, трулялюшки-труляля.

Найти точки взаимосоприкосновения художникам, размешивающим краски на противоположных сторонах палитры, оказывается не менее забавно, чем балансировать в фиолетовом на грани испускания его духа в синем замесе. Тем более удивляться, когда после неосторожного движения их кисти скрещиваются на ребре палитры или в дырке для пальца, будто в аристотелевской «неизменной середине». В каждой избушке свои поскрипушки, конечно. Но!

— Тебе нужно посмотреть самому. Один оттиск достоин случая. Но два слова — уже фонемы. Сказал твердое «Д», сказал мягкое «Т», вот тебе и РОД — династия факелоносцев, вот тебе и РОТ — самоочевидная способность речи с всевозможнейшими экспрессиями и её иероглиф.

Сбил Степана с панталыку! У дружка же нету рта. Каким образом тогда для него существует это понятие? Элементарно, Ватсон. Его рот — его кожа. Допустимое подобие, имеющее не меньше смысла, чем оттиск астрейского художника на всём: на камне, на культивируемых для таких целей растениях, на вековом льду, на картинах, являющихся намагниченным песком в гнездовых галереях.

И выпить есть за что. За знатный Род Ротоносцев. Тост! Всем встать! Кроме астрейца. Тем более, ему даже не сесть. «По нёбу облак говорящих, слов языка ножей мясные резы. Доблагородит кровь! творящая, монарха раза настоящего.» Громовержцы и граммоввержцы, остограммившись, запарубокалятся, добутылятся, и снова туда, где можно без труда достать себе и женщин, и вина.