Многократор - Художник Её Высочества

• Название: Художник Её Высочества
• Автор: Многократор
• Жанр: Научная Фантастика

Произошло событие, имеющее фундаментальное значение. Написан портрет, с которого будут считываться физические законы природы и формироваться облик следующего цикла Вселенной. Сайт иллюстрирует роман «Художник Её Высочества», описывающий события, недавно произошедшие в Москве, на вашей планете. В романе закодировано место, где в Москве закопана золотая статуя. Вес статуи — 1 кг. Глаза — однокаратовые бриллианты (каждый стоит — 7000$). Статую смотрите на странице www.art-stepan.ru Удачи!

---------

В тексте полностью сохранено форматирование, орфография, пунктуация авторского текста — вдруг кто-нибудь из читателей начнёт поиски золотой статуи. Все материалы, картины, фото можно посмотреть на авторском сайте http://www.art-stepan.ru/ или http://samlib.ru/m/mnogokrator/chudoznik.shtml

---

— Степан Андреевич, ты будешь Наполеоном, знаменем движения!

— Сто тысяч дохлых кошек! — решил взъерепениться Наполеон Андреевич без всяких куртуазностей. — Мне в самом деле надоели подземные части айсберга. Вы будете рассказывать всё, как есть? Наполеон, кстати, — захватчик, морда французская и сливочная задница!

Но вожди уже отвернулись от художника, и пошли лбами на таран.

— Кто у нас есть под рукой? Паня Кочкин, Эдик Айзель, в полях поёт.

— Выманим. Людвига Яковлевича Скубиро. Без потомственных интеллигентов не обойтись.

— Всенепременно Олежу Корабельникова срочно вызовем из Красноярска.

— Как пить дать! Для такого-то дела. Шмидт Серж и Юлечка звонили третьего дня, сказали, что Виолетта приезжает делать полиграфию о Сибири.

— Иосифа Черненко. Демьяна.

— Демьян не потянет.

— А я говорю, потянет. И комар лошадь свалит, коли волк поможет.

— Тебя переспорить — проще штаны через голову надеть!

— Надевай. Точно знаю, в Москве сейчас Юра Злотя скульптор и Хахонины керамисты. Дудки на Ташибе помогали делать.

— А я знаю, что Дима Григорович и его Гала в Москве. Они тоже художники, твоя банда. Из технарей давай Зубкова Юрия Герасимовича. Молодых подправит, если что. Штеркеля-Лукьяненки там, Дима в командировке, Наталья в консерваториях, как всегда, прописалась. Шульцы здесь, организовывают конкурс бальных танцев для компьютерщиков.

— Достаточно. Сами на месте сориентируются. Обзваниваем «григорианским хоралом».

Они несколько раз позвонили и надиктовали списки. Сбор немедленный для тех, кто может. Пили чай, понимая: с горы только что покатился маленький снежный комочек. Чай допьют — снежок станет лавиной.

В двери постучали практически сразу. Пришли хореограф Гейжа и архитектор Буданов. Сообщили, что видели, как на улице в багажнике автомобиля копается Коча с Качи. И почему-то разулыбались.

— А что вы смеетесь? — не понял Степан.

— Сам увидишь, как можно кушать макароны и вдоль, и поперёк. Сейчас, как всегда, притащит бутылки с мухоморами. Но парень башковитый на удивленье!

Пока Коча с Качи не явился, художнику рассказали о нём. Панаид Кочкин был генеральным директором фирмы «Ситал».

— Погодите-ка…

Степан вдруг вспомнил бутылку «Ессея», не так чтобы давно выпитую в Москве. «Изготовлено по уникальному рецепту малой народности нганасан». Вспомнил и удивился тесноте жизни.

— Я пил в Москве с куколкой.

Народ засмеялся. Вот такими куколками, да змеями, да всякими там феноменальными нотами тайги он сначала реанимировал полудохлое производство, а потом поднял ликероводочный завод на мировой уровень, поражая потребителя неожиданными, но с точки зрения гурманов жизненными вкусовыми гармониями. Владелец завода за то, что гендиректор сделал производство прибыльным, не мог на него надышаться, предоставляя полный карт-бланш и каждый раз хвастая перед товарищами где-нибудь на Багамах медалями завода с международных выставок, любовно называл Кочкина «сраной богемой», что отражало положение дел один в один.

— Так разве генеральный директор может изобретать вина? — полюбопытствовал Степан.

— Мо-ожет. Нештатная ситуация. И директор, и винодел, и «богема сраная» в одном лице.

В дверь, с бутылочным перезвоном, вошел ситаловский директор. Он натыкал между каждым пальцем по горлышку, поднял вверх и радостно заявил собравшимся:

— Здрасьте, наидражайшие авторитеты! Наидражайшие авторитеты, я давеча с балериной познакомился и придумал одно изящное питье. Продегустируем? Тем более у меня на носу именины.

Сейфулин, выдергивая бутылки по одной из пальцев Кочкина, прогудел:

— На этот раз с чем? С пуантами заслуженных балерин?

Парень оказался башковитым в прямом и переносном смысле. Его большая голова с неприлично огромным лбом покоилась на щуплой шеёшке и худысеньком тельце. Сразу видно, природа старалась только до подбородка. Остальное снизу приделанно то ли по инерции, то ли из жалости. Башковитость щуплого паренька проявилась скоро. Предложил отметить «наших», чтобы проще было оперировать гвардией. Конкретно, надеть травяные кепки «зеленоголовых». Потом заявил, что (щелчок по горлу) начальник абаканского аэропорта завербован, Рябиновкой на коньяке, Не пешком же в Москву идти? Транспортный самолет — и фьюить! Сейфулин приказал девочкам Кочкина целовать, мальчикам выпить за него балетного.

Пришли люди, стало тесновато. Зазвонил телефон, Бескорсый побеседовал и сообщил, что обьявился Сергей Шмидт.

— И его прекрасная шея?! — чуть ли не хором вскричали все.

— То есть? — не понял Степан всеобщего восторга по поводу прекрасной шеи некого Сергея.

Ему растолковали: у супруги Сергея девичья фамилия Шёнхальс, что с немецкого переводится — прекрасная шея. У немцев звёзд больше, чем на небе.

Пришли дети, им сунули сигареты с вареньем и спровадили гулять. Вернулись жены Двухголового, их заотправляли туда же, но жены резонно высказались в том плане, что если придет еще кто, придется заседать в том числе в туалете и неосвещенной кладовке. Забрали с собой бумагу, ручки, минералку, мобильники и ушли на свежий воздух. В парке расположились в тени пирамидальных тополей. Для посторонних — пикник, на самом деле — координационный комитет. Решались вопросы, которым несть числа, звонили в Москву по спутниковой связи, информировали эзоповым языком, договаривались, утрясали, готовились. Пикник продолжался до позднего вечера. Потом подошёл транспорт. Бумажный пожав руки Двухголовому, сел в автобус с командой. Через час «Антей» взлетел и взял курс на запад. Степан сидел на жестяном ящике, пупырышки заклепок которого немилосердно впивались в ягодицы, приходилось всё время ёрзать задом, и пытался высмотреть в иллюминаторе хоть какую-нибудь тьфушность. Ничего он не видел.

— Не спится?

Подсел Кочкин. Они помаленьку разговорились. Степан узнал, что «Ситал» переводится как английское сложносоставное слово: sight — взгляд и talent — талант, что при комбинировании дало «Sital» — «взгляд таланта», и без всяких там открытых закрытых слогов в прямом русском прочтении звучит «Ситалом». Так уж напридумывал эстетствующий владелец завода.

— Откуда название — «Ессей»? У грузин есть коньяк «Енисели». Похоже.

— «Ессей»-то? Озеро в тайге. Пьянствовал я там на берегу.

— И что, что пьянствовал? Название понравилось?

— Не то чтобы. Пока задремал, ко мне в кружку со спиртом лист вонючий с куста свалился с гусеницей в палец толщиной.

Вот, оказывается, как создаются бессмертные рецепты.

— Значит, и про нганасанский рецепт ты насочинял?

— Обижаешь, начальник! Там был у нас нганасанин. Он мне говорит: «У нас в деревне пастух Ачыга уху очень любит. Гурман страшный! Когда варит, раздевается догола и стоит так рядом до тех пор, пока уха не сварится, привлекает рестораном тела комарьё. Они паром обвариваются и в котёл падают. Ачыга утверждает, что уха без комаров не навариста и несъедобна». У них там знаешь, какие комары? Упыри размером с кошку. Сядешь по-большому в тайге — и попы нет. Мешочки сухие.

— А причем здесь ты?

— Так я это… со сна гусеницу вместе со спиртом проглотил. Идея висела в воздухе. Уха с комарами, спирт с гусеницей.

Он объяснил, как выковырял из кружки листик, а занятый листиком, проглядел саму гусеницу, почувствовав её пьяные судороги уже у себя в горле.

Степан нахохотался себе в колени до того, что те стали горячими, а отхохотавшись, понял, что до Москвы всё равно уже не заснет.

— Мне нравится что-то новое придумывать. Хочется какой-нибудь вечный напиток сваять. Чтоб потомки через миллион лет от него косели. Про французский «Кальвадос» слышал? И я говорю, что мерзость редкостная, как наш «Угу-ттуу» — «Утром Гришка Умер — Ты Тоже Умрешь Утром». Профдеформация серости — хроническая потенциальная яма. Однако один знаменит на весь мир, падла такая, и другой стал знаменитым после того, как публика поняла, что пила для скорости не вино, а тормозную жидкость.

— Ты честолюбив?

— Как все. Знаешь, мы делаем водку «Серебро Сибири». Водка отличнейшая. С медком. Этикетку я к ней тоже сам придумал, когда неделю отдыха взял за три года. Березка стоит в инее. Так слева от неё, чуть повыше сугроба, у ствола, веточками написал свою фамилию, не удержался. Честолюбив, наверное. А если тщеславен — то не больше других. Уауых, мать моя родина, как спать охота! Подремлю я.

До столицы лёту пять часов, «Антей» уже пошёл на снижение, когда Степан растормошил винодела.

— Ты знаешь, я когда твоего «Ессея» приговорил, меня как током шибануло и захотелось вдруг пейзаж написать цвета, вырви глаз, Чего ради? Я их не перевариваю. Только изредка вынужденно, в качестве фона фигурам.

— Бывает, — Кочкин зевнул в детский кулачок до слезы. — Я тоже «Ессей» делал без особой охоты. У меня папа ведь начальник тюрьмы. Я, понимаешь, с пробирками ессеевскими гондурасюсь, а он зашел ко мне в лабораторию вечером, да про свое горе. Какие-то у него отпетые бандюки сбежали, ищут теперь страной. Не получился «Ессей», если честно. А «Терпсихора» получилась?