Сергей Мосияш - Фельдмаршал Борис Шереметев

• Название: Фельдмаршал Борис Шереметев
• Автор: Сергей Мосияш
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012771-5, 5-271-04042-9

Роман известного писателя-историка Сергея Мосияша повествует о сподвижнике Петра I, участнике Крымских, Азовских походов и Северной войны, графе Борисе Петровиче Шереметеве (1652–1719).

Один из наиболее прославленных «птенцов гнезда Петрова» Борис Шереметев первым из русских военачальников нанес в 1701 году поражение шведским войскам Карла XII, за что был удостоен звания фельдмаршала и награжден орденом Андрея Первозванного.

---

— Аннушка, милая, ты жена военного, за ним и следовать обязана. Куда иголка, туда и нитка. Будь же умницей.

Маленько лукавил фельдмаршал, не хотел он молодую жену одну оставлять, избежания греха ради. Оставь ее, а ну сыщется какой-нибудь хлыщ-ротмистр, живо огуляет бабенку, тем более она всегда охоча до ласк. Возле себя надежнее.

Но ныне-то какие уж ласки, пузо выше носа.

— Ладно, — вздохнул граф. — Отправлю тебя с Гаврилой.

— С денщиком-то? — поморщилась жена.

— А что? Зато он предан мне аки пес, — сказал Борис Петрович, а в уме добавил: «И до баб давно уже не охотник».

— А Настю мою? — спросила жена.

— Бери и Настю и Марью, кого хошь, кто пригодится.

Фельдмаршал со свойственной ему дотошностью сам обследовал каптану {270}, в которой предназначено было ехать графине, приказал слугам утеплить ее, обив изнутри пол кошмой {271}, а стенки и потолок бараньими шкурами мехом внутрь. Получилась очень теплая избушка на полозьях с плотно прикрывающейся дверью.

Бережения ради от лихих людей отправил с женой взвод драгун, наказав старшому проводить графиню до Рославля и тут же возвернуться. Гавриле было сказано: «Как родит, немедля ко мне с вестью».

Первого марта почерневший на весеннем солнце Гаврила ворвался в кабинет к фельдмаршалу:

— Борис Петрович, батюшка, с сыном тебя! — И отчего-то заплакал старый слуга.

— Ты чего? Ты чего? — допытывался фельдмаршал, хотя чувствовал, что и у него слезы подкатывают. — Случилось что?

— Не. Все ладом, батюшка, все ладом. С радостью тебя. Чижало рожала графиня, зато такого орла выдала, фунтов {272} на девять, не менее.

— Когда родила?

— Двадцать шестого февраля, батюшка. Я сразу в седло, взял заводного коня и погнал к вашей милости.

— Молодец, молодец, Гавря. Пойдем выпьем на радостях.

Глава седьмая …И ПЕЧАЛИ

Но судьба старшего сына угнетала фельдмаршала. От Михаила приходили отчаянные письма: «Посадили нас в тюрьму едикульскую, в ней одна башня и две избы в сажень, и тут мы заперты со всеми людьми нашими, всего 250 человек, и держат нас в такой крепости, что от вони и духу в несколько дней принуждены будем помереть».

Читать это было непереносимо для отцовского сердца. Борис Петрович плакал, перечитывая эти строчки, и приходил в отчаянье от своего бессилия хоть как-то помочь сыну.

Впрочем, все упиралось в размежевание, в проведение границы между Турцией и Россией на украинских землях. Об этом умолял фельдмаршала и подканцлер Шафиров: «…совершить оное как ради собственного интересу, так и ради любви к сыну своему его превосходительству Михаилу Борисовичу и для особливой своей милости ко мне, последнему рабу, изволили бы управить изрядно и как наискоряя нас освободить из сих варварских рук».

«Управить изрядно» с размежеванием фельдмаршал был готов хоть сейчас, но задерживала турецкая сторона с присылкой комиссии по размежеванию.

Зато с самой весны полным ходом шло строительство крепости у Печорского монастыря, того самого, куда так хотелось недавно Борису Петровичу и куда после женитьбы ему дорога была заказана.

Но, пожалуй, важнее размежевания было другое требование турок, исполнение которого не зависело от фельдмаршала, — вывод русских войск из Польши. Сделать это даже царю было нелегко, поскольку уход русской армии сразу бы ослабил позиции сторонников Августа II и усилил Станислава Лещине-, кого, а этим не преминул бы воспользоваться Карл XII.

Не заинтересованы были в уходе русской армии и союзники, Дания с Пруссией, монархи которых все еще опасались шведского короля, даже поверженного. Посему между Москвой и Стамбулом продолжались препирательства. Москва требовала выдворить из Бендер Карла, Стамбул настаивал на выводе русских из Польши, вроде бы королю невозможно из-за этого проехать безопасно на родину.

Царь пытался убедить султана, что его армия находится лишь в Померании {273}, согласно союзу с Данией.

Султан требовал увести ее в Россию, но минуя Польшу, что практически было невозможно. На что царь писал Шафирову: «…даже если б мы крылья имели, чтоб через оную лететь, а для отдохновения на оной садиться б пришлось».

И чем далее, тем туже затягивался этот узел, который разрубил, сам того не чая, Карл XII.

Султан, потеряв терпение, послал приказ бендерскому паше выпроводить столь дорогого гостя, уже обошедшегося казне в немалую сумму.

Карл заявил, что готов уйти, если султан предоставит ему 100-тысячное войско, а крымский хан — 30-тысячное.

Султан потребовал привезти короля к нему в Адрианополь, но Карл ответил, что султан ему не указ, и, выхватив шпагу, заявил посланцам султана, что он готов с ними биться, если станут чинить над ним насилие.

— Он сумасшедший, — сказал паша хану. — У него же всего пятьдесят человек, способных держать оружие.

— Надо лишить его корма, — посоветовал хан. — Никуда он не денется.

Так и поступили, даже сожгли амбар с провиантом. Однако король приказал забить лошадей, засолить их мясо и этим питаться всем своим спутникам.

Турки окружили королевскую ставку, требуя добровольной сдачи. Но король открыл огонь из двух имевшихся у него пушек и ружей. Началось настоящее сражение. Около двухсот турок погибло в этом бою.

Выбитый из одного укрепления, король засел в доме, продолжая отстреливаться. Возможно, ему хотелось принять геройскую смерть — погибнуть в бою. Но избавительница забыла о нем.

Турки зажгли дом. Карл с уцелевшими драбантами кинулся к другому зданию, но был схвачен, успев в рукопашной заколоть еще трех янычар.

Повязанного короля, словно зверя, повезли в Адрианополь, как того хотел султан. Почти все уцелевшие шведы были перебиты, оставшихся пленили и поделили меж собой турки и татары.

Одного слугу по распоряжению паши отправили с королем.

— Чтоб было кому кормить и поить этого безумца и дурака, — сказал паша.

Так шведский король «отблагодарил» османов за гостеприимство и, сам того не желая, облегчил этим судьбу русских заложников. Из тюрьмы были выпущены все, в том числе и посланник Толстой. А вскоре Шафиров и Михаил Шереметев были отпущены на родину.

В Киев с этим сообщением прискакал Артемий Волынский.

— Ой спасибо, братец, ой спасибо, — обнимал ротмистра фельдмаршал. — Буду перед государем просить тебе полковника. Заслужил.

Борис Петрович не мог от радости сдержать слез: наконец-то он увидит сына, протомившегося столько лет в неволе.

— Далеко ль они, Артемий?

— Да в двух-трех переходах, пожалуй. Шереметев приказал поварам готовить к встрече дорогого сына как можно больше вкусных блюд, отправил рыбаков за свежей рыбой, охотников за дичью.

Узнав от Волынского, что заложники, сидя в едикуле, пообносились, пооборвались, приказал срочно шить и сыну и Шафирову новые платья из дорогих материй. Велел для сына на кафтане нашить генеральские золотые галуны. Нашлись и пуговицы золотые к генеральскому мундиру. Торопил Борис Петрович портных, спать не велел, пока не исполнят заказ.

Но прошел день-другой, заложники не появлялись. На третий день Борис Петрович не выдержал, призвал Волынского.

— Ну, где они? Сказал, в двух переходах.

— Сам дивлюсь, ваше сиятельство. Може, к вечеру приедут.

— На чем они едут?

— На телеге, ваше сиятельство.

— Ну, ясно. Обождем до утра.

Но и утром их не было в Киеве.

Взяв с собой Волынского и полувзвод драгун и трех заводных коней, Борис Петрович выехал по Васильевской дороге навстречу ожидаемым дорогим гостям.

Еще не доехали до Стугны, как увидели медленно двигающуюся им навстречу телегу. Екнуло сердце тревожно у фельдмаршала, пришпорил коня. Подскакал.

На телеге, влекомой парой исхудалых коней, увидел забородевшего подканцлера Шафирова, едва признал Бестужева. Меж ними вдоль телеги лежал прикрытый выцветшим куском парусины человек.

Бестужев натянул вожжи, телега встала.

— Что с ним? — холодея от ужаса, спросил Борис Петрович, догадываясь, кто лежит под парусиной.

— Вчера вечером преставился Михаил Борисович, — чужим голосом отвечал Шафиров.

Не помня себя слетел с седла Борис Петрович, шагнул к телеге, откинул парусину с лица усопшего. Увидел едва узнаваемое, исхудавшее, заросшее сединой лицо сына, ткнулся лбом в его холодный лоб. Просипел пресекшимся голосом:

— Мишенька-а… Сынок… — и затрясся в рыданиях.

Отпели и похоронили генерала Михаила Шереметева в Киево-Печерском монастыре. Лежал он в гробу в новеньком, с иголочки генеральском мундире, блестя золотыми пуговицами и галунами. К тому часу, когда стали зарывать могилу, несчастный фельдмаршал почти обезножел от горя. Держали его под руки с двух сторон денщики Гаврила Ермолаев да Михаил Сафонов. Слезы он уже выплакал и, стоя у могилы, дрожал листом осиновым и лепетал старчески: