Александр Мартынов - В заповедной глуши

• Название: В заповедной глуши
• Автор: Александр Мартынов
• Жанр: Прочие приключения

Четвёртая и пока последняя книга цикла «В заповедной глуши». Помните! Мир, который описан тут — СУЩЕСТВУЕТ рядом с вами и может за вами придти.

---

Странно, неспешно всплывали в голове мысли. Я раньше не замечал, что всё это красиво. Я бы просто посмеялся, скажи мне кто-нибудь об этом, решил бы, что с жиру человек бесится. Не замечал я тогда всей этой красоты…

И вдруг он вспомнил парк — парк рядом с домом, где жил когда-то. Как они там гуляли с отцом (с мамой ему было уже стыдно, дураку), пинали мячик, иногда ели мороженое… И отчётливо вспомнилось: зима. Дуб, на который он лазил летом (а отец говорил: «Да осторожней ты, Витек, ведь грохнешься, мать нас с тобой тогда…») стоит весь в снегу, снег на ветках пушистыми сугробами, и в вечернем свете дуб кажется затканным серебром, как на картинке в книжке… И он, восьмилетний, вдруг останавливается на бегу по тропинке, замирает. Стоит, приоткрыв рот, потом сходит в снег и пробирается, проваливаясь, к самому дубу. Задирает голову — и видит над собой серебряные своды, то искрящиеся мягко, то сияющие нестерпимым блеском. И — жутковато, но в то же время так красиво, что дух захватывает. Он оборачивается и шепчет отцу, стоящему на тропинке: «Па-па-а… смотри, как…» — он не договаривает — «как», у восьмилетнего мальчика нет таких слов в запасе. Только снова поднимает голову и смотрит, смотрит, смотрит… И отец не торопится его уводить.

Он так мечтал увидеть этот дуб следующей зимой — опять. И всё лето с ним здоровался шёпотом, когда проходил мимо, приостанавливался, если пробегал…Но следующей зимой он уже научился ненавидеть снег — за то, что тот холодный и беспощадный. И уже не замечал никакой красоты…Ни тогда, ни летом, ни весной, ни осенью.

А сейчас вдруг увидел опять, что вокруг — красиво. И спокойно.

Мальчишка присел на поваленный ствол, возле которого был сложен хворост. Он уже знал, что такие кучки собирают специально, чтобы потом легче вывозить из леса, но сейчас Витьке просто хотелось поесть. Он развернул на дереве бутерброд, отвинтил колпачок с фляжки с холодным компотом, расстегнул до середины куртку и ещё раз огляделся.

Красиво. Может быть, потому, подумал Витька, жуя, что тут нет людей. Большинство людей — сволочи. Не специально, но всё равно сволочи. Думают, как бы побольше под себя подгрести и подальше запихнуть свой мусор. Разный. Как Леший говорил.

Хотя… и хороших людей вообще-то много, признал Витька. Но такие, как Егор, как Леший, как Михал Святославич или Валька — они редкость. Большинство хороших трусливые и беспомощные, даже себя защитить не могут, что уж о других говорить. Если бы все они были, как тот же Михал Святославич, то, наверное, никакого зла не осталось бы. Разговор-то с ним был бы коротким…

Он подумал ещё и про Вальку и, жуя, покачал головой. Валька ему очень нравился. Очень-очень, Витька был рад, что у него такой друг. Даже глядеть на Вальку было приятно, хотя Витька опасливо стыдился этого, боялся — а что если он заразился всё-таки ТЕМ САМЫМ, о чём и вспоминать не хотелось? Ведь раньше он никогда так не думал ни о ком из мальчишек. Или просто раньше не было у него таких друзей? Как-то там ребята в Петербурге, убрались бы они оттуда, что ли, обратно за Урал…

…Около полудня Витька вышел к реке — не речушке, которых он пересёк с полдесятка, а настоящей реке. Конечно, она ни в какое сравнение не шла с сибирскими реками, виденными Витькой, с Волгой, с Невой — но всё-таки была это река. На том берегу лес продолжался, но видны были огороды, а за ними — крыши домов; наверное, это и была Гирловка. На глазок — километрах в двух. Ближе — мост, по которому ехала легковушка. А почти рядом с Витькой — на этом берегу — узкой ярко-жёлтой полосой выгибался пляж.

Только теперь Витька понял, что приустал. И сильно. Захотелось выкупаться и полежать на песке. Мальчишка продрался через кустарник и выбрался на пляж, на который немедленно побросало одежду и сложил снаряжение.

Песок оказался тёплым, хотя и не горячим, а вода — прохладной, но не слишком, в меру. Витька аж застонал от наслаждения, когда вошёл в неё, оттолкнулся ногами и поплыл. Течения тут почти не было, но пару раз по ногам Витьки скользили упругие, обжигавшие холодом струи, казавшиеся живыми, и мальчишка понял, что речка глубокая и с сюрпризами. Нырять — а он думал нырнуть — расхотелось, и Витька, поплавав ещё немного, повернул к пляжу.

Опа. Туда как раз вытаскивал лодку какой-то пацан. Лодка была большая, плоскодонка. Пацан — худенький, и невысокий. Поэтому единоборство предстояло жестокое. Но каково же было удивление Витьки, когда этот парень ловким рывком выдернул лодку на песок чуть ли не наполовину!

Витька был уже на полпути к берегу и видел, что пацан одет в выцветшую ковбойку, явно завязанную на животе узлом и подвёрнутые джинсы, белые, но не от природы, а от солнца и стирок. Довольно длинные волосы мотались при движениях. На реку — как и в сторону Витькиного барахла — он не смотрел, копался в лодке."Небось я его место занял, — добродушно подумал Витька, вставая на мелководье в рост. — Ладно, сейчас перетрём…»

— Оденься, я не смотрю, — сказал пацан, не поворачиваясь, и Витька почувствовал, как разом ослабели ноги, а всё тело бросило в жар.

Девчонка!!!

— Одевайся же, — по-прежнему стоя спиной, сказала девчонка. Витька, не сводя глаз с её спины, в два прыжка добрался до одежды и моментально натянул трусы. — Всё? Я поворачиваюсь.

В её речи проскальзывал акцент — лёгкий и даже приятный, как у Михала Святославича. И перепутать её с пацаном можно было только не присматриваясь, по тому, как она управлялась с лодкой и была одета. Витька подумал об этом как раз когда она повернулась.

У девчонки были светлые, светлее, чем у самого Витьки, волосы, серые серьёзные глаза с золотыми искорками и какое-то лисье лицо. Не неприятное от этого, а именно просто лисье. Скорей даже красивое, хотя и необычное. На вид ей было лет 13–14, шею под воротником ковбойки облегал красный галстук, как у старинных пионеров. На широком клёпаном поясе, продетом в потёртые петли джинсов, висел складной нож в чехле.

Витька почему-то почувствовал себя ужасно глупо. Из-за своего смущения (сколько раз его видели голым и девчонки-ровесницы, и взрослые женщины…), из-за того, что спутался (она об этом и не знала), из-за того, что на песке лежит карабин (а это вообще тут ни при чём…)

— Тут нельзя купаться, — серьёзно сказала девчонка, рассматривая Витьку искристыми глазами. — Вон там, — она махнула рукой, и Витька мотнулся в ту сторону, — два водоворота. И течения тут холодные. Прямо за ноги хватают. Я гляжу — кто-то купается, хотела уже плыть, да ты сам к берегу повернул. Тут многие, кто не знает, тонуть начинают, кое-кто и совсем тонет.

Она поясняла это обстоятельно-серьёзно, без насмешки или превосходства, не сводя глаз с лица Витьки. Это была привычка Вальки — он тоже в разговоре всё время смотрел в глаза. Иногда это бесило: Валька как бы говорил собеседнику, что ему нечего скрывать и он хочет в ответ такой же откровенности.

Но, глядя в глаза девчонки, Витька не собирался злиться. Он поймал себя на мысли, что хочется улыбнуться. Глупо, конечно. Но хотелось.

— Ты откуда? — с непринуждённым дружелюбием спросила она, ставя ногу на борт лодки. — В гостях, что ли, я тебя не видела раньше?

— Я с кордона, — сказал Витька прежде, чем успел сообразить, стоит ли это говорить, или нет. — Это. Племянник.

— Михала Святославича? — не удивилась девчонка. — А. Далеко забрался.

— Да вот, — Витька тоже поставил ногу на тёплую влажную доску. — Шёл и шёл. Я раньше такого леса и не видел никогда.

— Ты из России? — кивнула девчонка. — Говоришь не по-нашему.

— Да, из Перми, — назвал Витька город, который знал неплохо по своим беспризорным странствиям.

— Ого, — девчонка поиграла бровями. — Это в Сибири ведь? Далеко…В гости, что ли?

— Да нет, жить, наверное… — Витька осекся, но девчонка и не стала спрашивать ни о чём таком. Витька потолкал лодку ногой и спросил: — А тебя как зовут?

— Алька, хотя вообще-то я Алина, — девчонка улыбнулась. — Мама злится, когда меня так называют: «И так на мальчишку похожа, никакой женственности, комиссарша какая-то!» А мне правда с мальчишками интересней.

— А кто такая комиссарша? — поинтересовался Витька. Алька хлопнула глазами:

— Не знаешь, кто такие комиссары?!

— Ннннуу… — Витька припомнил что-то такое. — Это у «СВОИ» х начальники так называются.

— А кто такие «СВОИ»? — не поняла теперь девчонка. Витька махнул рукой:

— А, я и сам толком не знаю. Так. Видел пару раз митинги, всё такое… Отстой.

— А? — удивлённо подняла брови Алька.

— Ерунда, я говорю, — пояснил Витька. — А где же тут у вас купаются?

— А хочешь, садись, я покажу, — предложила девчонка, указав подбородком в сторону лодки. — Ты грести умеешь?

— Нет, — признался Витька.

— Ну я и научу заодно. Вали свои шмотки в лодку.