Александр Мартынов - В заповедной глуши

• Название: В заповедной глуши
• Автор: Александр Мартынов
• Жанр: Прочие приключения

Четвёртая и пока последняя книга цикла «В заповедной глуши». Помните! Мир, который описан тут — СУЩЕСТВУЕТ рядом с вами и может за вами придти.

---

Были тут и другие интересные картинки. «Шеремет пересекает белорусско-лито-вскую границу» (толстенький дегенерат проползает под колючей проволокой, белорусские пограничники стоят неподалёку на КПП, пропускают людей и недоумённо смотрят на странного гражданина, а литовские пограничники изо всех сил стараются затолкать его обратно, на лицах у них — отчаянье.) «Батько и нечистая сила» (Лукашенко — в национальной рубахе, подпоясанной шнурком, шляпе-брыле, полосатых штанах и босой — широко расставив ноги, одной рукой поднимает за шиворот, а другой — удерживает за хвосты две кучи дёргающихся чертей, подозрительно губасто-носато-пейсатых). «Гирловская пионерия в Беловежье-91» (в роскошный зал вламываются мальчишки и девчонки в краснозвёздных футуристичных латах, с фантастическим оружием, скручивают трёх пьяных мужиков, сидевших за столом, заваленным бумагами — в одном из мужиков Валька узнал Ельцина.) «Солдат и бес Чубаська» (на фоне сияющего электрическими огнями ночного городского пейзажа лихой бакенбардистый старик в поношенном мундире времён Николая I порол розгой, зажав между колен, орущего рыжего бесёнка с хорошо узнаваемым лицом Чубайса) И ещё много разных.

— Чем богаты, молодой человек, — услышал Валька бодрый голос и, обернувшись, почти столкнулся носом с типично белорусским «клювом» крепкого мужика в национальной одежде, возникшим словно из-под земли. — Богатый выбор блюд народной кухни нашего отечества, Польши, России, Украины…

— Здравствуйте, — поклонился коротко Валька. — Хорошие картины…

— Рад слышать, — улыбнулся хозяин. — Если посмотреть — пожалуйста. А то, может, всё-таки поедим? — подмигнул он. — Рекомендую картофельные оладьи с мясом…

— Жарко, — признался Валька, ставя сумку на пол. — У вас мороженое есть? И вода…

— Один момент, — кивнул хозяин, исчезая за печкой (Валька сморгнул: ну и ну!) и появляясь действительно через момент — с деревянным подносом, на котором стояли ваза (не вазочка, а ваза) с мороженым, украшенным мандариновой долькой и высокий жбан. — Чем богаты. Пррррррошу! — он ловко обмахнул ближний стол полотенцем, ногой выдвинув табурет и незаметно сбрасывая жбан и вазу на стол. Валька сел и понял, что мороженое и холодный квас (а в жбане был именно он — холодный, шипучий и сладковатый) — это именно то, чего ему не хватало. — Без песни — хоть тресни! — предупредил хозяин откуда-то и включил нечто народное.

Интересно, подумал Валька, он всегда так — или просто потому что я тут один клиент?

Не успел он углубиться в мороженое, как с улицы раздались смех, многоголосье, и внутрь ввалились человек десять мальчишек и девчонок лет по 12–15. Все они были в некоей форме — лёгких куртках ковыльного цвета (Вальке они напомнили опять-таки Киплинга и форму англичан где-нибудь в Африке) с нашивками, красных галстуках, мешковатых штанах и пыльных кроссовках. Кое-у-кого на головах были тоже ковыльные береты, но у большинства головные уборы оказались заткнутыми под погончики. На тех, что оказались на головах, Валька различил эмблему — простенькую и лаконичную. Алый пятиугольный щит окантовывала широкая зелёная полоса. В центре щита над золотым девизом: «Будь готов!» сияла золотом такая же свастика, как на лобовом стекле джипа дяди Михала.

Вся эта компания рассосалась за столы, притихла на миг, потом начала грохать в такт кулаками по столам и скандировать:

— Жрать! Жрать! Жрать!

Валька так и не смог понять, было ли это тут обычным поведением клиентов — тем более, что скандирование перемежалось хохотом и призывами к тишине. Потому что в кафе вошли, о чём-то оживлённо беседуя, симпатичная девчонка и…

… и Витька.

* * *

— Ну и что ты темнил-то?

Мальчишки сидели на перилах моста там, где дорога соскакивала с него и шла в сторону Вилейки, а узкая тропинка, отпочковываясь от дороги, уводила в лес. Витька вздохнул. Посмотрел на воду Нарочи, медленно текущую внизу. Сплюнул. И признался, глядя на Вальку прямо и честно:

— Я боялся, что ты отбивать станешь. Она ведь кра… — он перевёл дыхание, — красивая. Или что ты ей сам понравишься больше меня… А я не хочу. Я хочу и с тобой дружить, и с Алькой… дружить.

Сейчас он был, пожалуй, смешон. Но Валька не спешил смеяться. Он вспомнил эту Альку — как она махала им рукой на околице. И честно спросил себя: а?.. И так же честно ответил: красивая и необычная. Они тут все необычные (за час знакомства Валька в этом убедился), но она — особенно. И всё-таки…

— Нет, Вить, ты не бойся, — медленно сказал он. — Я не стану отбивать. И не понравлюсь я ей. Она на тебя смотрит, а на меня, по-моему, как на твой придаток. Так что не колыхайся. Просто не темни больше, если можно. А то я думал-думал…

— Ладно, — Витька обхватил Вальку за шею и ткнулся лбом в его лоб. — Не буду темнить. Честно, — шепнул он.

— Пусти, — засмеялся Валька.

— Э, пацаны!

Мальчишки обернулись. Рядом с ними притормозила машина — серебристый «лексус». Молодой загорелый мужчина в широко расстегнутой рубашке высовывался из опущенного окна. Он смущённо улыбался:

— Я заблудился, — сказал он. — Еду-еду… Это на Вилейку дорога? — он указал вперёд.

— На Вилейку, — кивнул Витька. — Прямо и не сворачивая.

— Ага, спасибо, — мужчина на миг задержал взгляд на Вальке, махнул рукой и унёсся вперёд. Мальчишки лениво проводили машину взглядами.

— Ну что, пошли домой? — предложил Витька.

— Домой? — Валька оттолкнулся от перил. — Пошли… домой.

4

Уснуть у Витьки никак не получалось.

Вообще-то это было странно. Он никогда не страдал ничем, похожим на бессонницу хотя бы отдалённо — даже в худшие времена своей жизни. Валька дрых уже давно, а Витька всё вертелся на постели, сбивал в комок простыни, то укрывался, то раскрывался, привставал, поправлял образовавшийся комок, вздыхал и чертыхался потихоньку… Потом в окно заглянула луна, залила всю комнату серебряным светом — и Витька понял, что не уснёт.

Всё. Хоть режь.

Он повернулся на живот, устроил подбородок на руках и стал смотреть в окно.

В лунном свете тени казались особенно чёрными. Пугало на огороде виделось негром, за каким-то чёртом приехавшим в Белоруссию и раскинувшим руки от удивления просторами. Витька хмыкнул, пробормотал:

— Однажды десять негритят… — слов дальше он не помнил только ритм песенки. И ещё — что с теми негритятами со всеми что-то случилось. — Однажды десять негритят… — повторил Витька и тихонько засвистел мотивчик. — Однажды… — повторил Витька ещё раз. Подумал, что начинает хотеться есть. И как-то сам собой закончил: — Однажды десять пацанов шагали пообедать…

Что-то такое — непонятное — зашевелилось где-то внутри. Витька спустил ноги на пол, подошёл к окну. Присел боком, подпёр голову рукой.

— Однажды десять пацанов решили пообедать… — пробормотал он. — В столовку шли — обедать… Обедать — девять…

Лунный свет был ярким и ровным. Витька словно бы нехотя дотянулся до стопки бумаги на столе, подтянул к себе лист, взял ручку и принялся, устроив листок на подоконнике, писать, по временам глядя в окно и что-то бормоча.

Через полчаса он отодвинул листок. Сунул ручку в стакан. Прошептал неверяще:

— Ну и ну… — встал, прошёлся по комнате, что-то бормоча. И переместился на кровать к Вальке. Потряс того за плечо: — Валь. Ва-а-аль…

— Не надо, — Валька повернулся на живот, подрыгал ногой, высунув её из-под одеяла и стараясь попасть по Витьке. Витька хлопнул друга по мягкому месту:

— Валь, слушай!

— В глаз, — предупредил Валька, стараясь спрятаться под подушку.

— Ну Валь!..

— Ну что? — Валька сел. — Чего тебе? В туалет проводить?!

— Нет, — Витька почесал кончик носа. — Вот. Это. Послушай. Я только что вроде как стихи написал.

— Сти-хи-и-и?! — Валька сел прямее, уперся локтем в спинку. — Стихи, какие стихи?

— Ну вот как бы… — Витька откашлялся, посмотрел в стену и очень хрипло заговорил: — Однажды десять пацанов в столовку шли — обедать, но школьный рухнул потолок — и их осталось девять…

Первые куплеты Валька слушал скорее с удивлением. Но уже с середины сел прямо, прикусил сгиб указательного пальца. А когда Витька закончил — глядя в пол и уже совершенно не своим голосом — потребовал:

— Ну-ка, колись. Это правда ты написал?

— Ну… — Витька поставил ногу на ногу. — Фигня, конечно…Фигня? — он вскинул на Вальку ждущие глаза.

— Текст, — Валька протянул руку. Витька бегом метнулся к подоконнику, принёс листок, на котором с массой ошибок и исправлений были вкривь и вкось записаны куплеты. Валька пробежал их глазами туда-сюда, подумал, качая ногой, потом хрюкнул внутри себя и негромко запел, глядя в потолок:

— Однажды десять пацанов
В столовку шли — обедать,
Но школьный рухнул потолок —
И их
осталось девять.

В аллеи парк их зазывал:
Мол, милости к нам просим!
Один из школы шёл — пропал,
И их
осталось восемь.

Решил один, стоя в углу:
«Так жить?! Да ну их всех!»
И он уселся на иглу —
И их
осталось семь.

Потом седьмой в кино нырнул
На фильм хитовый «Жесть»,
Но кто-то бомбу там рванул —
И их
осталось шесть.

Девчонок азер задирал,
Назвал их «русский б…дь!»
Шестой ему хребет сломал —
И их
осталось пять.

Один на юге отдыхал,
У моря, на квартире.
И там в заложники попал —
И их
всего четыре.
Четвёрку военком забрил:
«Служить — дело мужское!»
Один на мину наступил —
И их
осталось трое.

Втроём вернулись по домам,
Но ночью беспокойной
Вернулась к одному война —
И их
осталось двое.

Уголь ещё один рубал,
И были дочь и сын…
Но в шахте начался обвал —
И вот —
в живых один.
Его семейный детский дом
Звенит от голосов…
…Никак забыть не может он

Про десять пацанов[26]. — Валька щёлкнул пальцами, засмеялся и сказал: — Примерно так. Ты раньше стихов не писал?