Петр Вершигора - Рейд на Сан и Вислу

• Название: Рейд на Сан и Вислу
• Автор: Петр Вершигора
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

Новая книга Героя Советского Союза П. П. Вершигоры — «Рейд на Сан и Вислу» является как бы продолжением его широко известного произведения «Люди с чистой совестью». После знаменитого Карпатского рейда партизанское соединение легендарного Ковпака, теперь уже под командованием бывшего заместителя командира разведки Вершигоры, совершает еще один глубокий рейд по тылам врага с выходом в Польшу. Описанию этого смелого броска партизан к самой Висле и посвящена настоящая книга. В ней читатель снова встретится с уже знакомыми ему персонажами. Узнает и много новых героев партизанского движения на Украине: бывшего пограничника М. И. Наумова, Героя Советского Союза немца Роберта Кляйна, комиссара батальона венгра Иосифа Тоута и др. Книга написана живо, увлекательно, со свойственным писателю народным юмором.

---

Молодайка вопросительно взглянула на мужа. Тот сказал степенно, рассудительно:

— Чого ж, Марыно, раз у них такой обычай… нам же з ними теперь разом совецьку жизнь строить.

Молодица подошла жеманно к Давиду и, зардевшись, остановилась.

— Не достанешь, дарагая? Ну, для такого случая я и нагнуться могу.

Она расцеловала грузина в обе щеки и отошла к мужу…

В числе захваченных нами трофеев оказалось несколько пулеметов. Не будь случайной встречи с молодой Васылихой и ее свекром, нам бы не миновать боя с куркульской верхушкой, старавшейся втянуть простой народ Полесья в свою антисоветскую авантюру.

Трофеи вообще были приличными: кроме пулеметов, около двухсот винтовок, телефонные аппараты, два склада с продовольствием и даже обмундирование. Были и карты, и штабная переписка. Две пишущие машинки с украинским шрифтом и одна с латинским. И почему–то штук пять швейных машин: одна ручная, остальные с ножными станками.

— Тоже, видать, хозчасть ладились завести, как в настоящем полку, — шутил кто–то из партизан.

Среди бумаг, захваченных в штабе куреня, одна обратила на себя особое внимание. Это был приказ бандеровского «главкома» Клыма Савура о том, что в связи с выходом советских войск на территорию Западной Украины вся эта территория делится на четыре «военных округа», во главе которых будут стоять «генералы» и «полковники «. Видимо, Кукурики и прилегающий к ним район входили в Полесский округ. Командовал им «полковник» Гончаренко, проводивший здесь насильственную мобилизацию мужского населения.

— Кроме куреня, который просуществовал всего несколько дней в Кукуриках, никаких других крупных формирований севернее Ковеля мы не встречаем, — докладывал подполковник Жмуркин. Он пришел вместе с Робертом Кляйном и держал в руках вороха бумаг.

— А вы что, проехались в Ковель? Туда и обратно? — спросил я.

Тот посмотрел на меня как ошарашенный.

— Нет. По агентурным данным.

— По агентурным данным и здесь все было пусто. А если бы не случай…

— Я могу проехать в Ковель и обратно, — сказал Роберт Кляйн.

— Успеется. Для вас найдется дело посерьезнее.

Жмуркин продолжал:

— Тут говорится об организации школы командного состава под названием «Лисовы чёрты». Но численности и места дислокации этих «лесных чертей» в документах нет.

— Это интересно. Вот сюда и нацельте всю свою агентуру. Это стоящая штучка. Что еще?

— «Инструкция», приложенная к приказу. Подписана этим самым Гончаренко.

Я занялся изучением «инструкции». Длинная, путаная, она в чем–то походила на гитлеровскую «Майн кампф». Кроме «инструкции», была не то анкета, не то автобиография самого Гончаренко, адресованная «главкому» Клыму Савуру. Капрал польской службы из всадников, Гончаренко принял католическую веру. В первые же месяцы после установления в Западной Украине Советской власти он организовал банду в составе пятнадцати человек и бежал с нею в леса. О лесных своих проделках хвастал теперь печатно: он собственноручно повесил трех председателей сельсоветов, и под пытками у него умерло до десяти активистов, крестьян Западной Украины. Но настоящим взлетом Гончаренко (он же Рудой, он же Черный Крук, он же Гримайло, он же атаман Беда) были последние месяцы 1941 года. По заданию эсэсовцев он вылавливал на дорогах и расстреливал советских военнопленных, выкуривал из лесов семьи военнослужащих — жен и детей офицеров — и уничтожил сотни евреев. С начала 1943 года бывший капрал польской армии стал по заданию волынского и ровенского гестапо специализироваться на резне поляков. Как всякий ренегат, он особенно изощрялся в резне католиков, к которым ранее сам примазался из карьеристских побуждений. Национально–религиозной междоусобицей фашистские заправилы надеялись отвлечь население от антигитлеровской борьбы. И, пожалуй, в этом черном деле лучшего, чем Гончаренко, помощника трудно было найти. С омерзением читал я бандитскую исповедь и уже хотел бросить ее, но тут Жмуркин обратил мое внимание на один пункт «инструкции», который явно был венцом «стратегии и тактики» Клыма Савура. Ссылаясь на личные указания «главкома», Гончаренко разъяснял бандеровцам, что «с войсками Красной Армии, приближающимися к Западной Украине, в бой вступать не следует».

— Видимо, не надеются бандиты на свои силы, — сказал, усмехаясь, Жмуркин. — Смотрите дальше… читайте: «А затем, когда армия пройдет дальше на запад, тогда в тылу ее начать борьбу. С советскими же партизанами вести, не прекращая, самую жестокую войну».

— Дальше, дальше! — вскрикнул Кляйн с каким–то непонятным мне нетерпением.

И мы прочли: «…отличать армию от партизан следует по внешнему виду. Армия носит погоны, а партизаны — только красные ленточки на шапках…»

— Пошли в штаб, товарищи. Эту цидулю нам надо крепко обмозговать, — сказал я Жмуркину и Кляйну.

В штабе уже прикинули наш дальнейший маршрут.

— Пора поворачивать на юг, — бормотал под нос Войцехович, сидя над картой. — Хватит пешкой да турой ходить. Ой, пора, ой, пора… — напевал он, измеряя курвиметром расстояние во все концы. — Тогда и будет настоящий ход конем. А? Шахматный, стратегический… Р–р–раз — и под Владимир–Волынский. А? — Он вопросительно поглядел на меня.

— А что это значит? — спрашиваю я Войцеховича.

Он посмотрел на меня удивленно и замолчал.

О, это многое значило. Как–никак, а мы уже отмахали на запад больше двухсот пятидесяти километров.

Шли почти по прямой немного севернее железной дороги Коростень — Сарны — Ковель — Люблин… И уперлись в Западный Буг. В каких–нибудь тридцати километрах от нас — Польша, или, как она обозначалась на картах, изданных после 1939 года, «область государственных интересов Германии».

Тут было над чем подумать.

До сих пор единственной заботой командования соединения была только военная, так сказать, чисто тактическая разработка марша. Надо было учитывать: противника — его намерения, гарнизоны, коммуникации, наличие авиации; расположение других партизанских отрядов и групп и возможность их помощи нам или необходимость помощи им с нашей стороны; длительность дня и ночи — сколько отпущено нам темного времени для марша и светлого для отдыха или боя; погоду — как идем, в снег или в дождь, в слякоть или в мороз; симпатии — нейтральность или враждебность населения… Вот, пожалуй, и все. Так мы и шли от Олевска уже одиннадцать ходовых дней. Это и был, по выражению нашего доморощенного стратега, ход турой. И вот тура почти уперлась в край доски.

Теперь в наши командирские рассуждения врывался целый ряд дополнительных, весьма неясных, скользких и деликатных соображений. За Бугом — Польша, и тут уже пахнет большой политикой. Общая обстановка в Польше была нам известна еще год назад. Во время стоянки на Князь–озере в начале 1943 года к нам являлся представитель польского подполья, некто Роберт Сатановский. От него я впервые узнал о наличии широкого польского подполья под Ковелем и Замостьем. Подполье националистское, но с освободительными целями. Сатановский предлагал нам союз и содействие, обещал сразу поставить под ружье не менее тысячи польских патриотов.

Раньше, где–то в Пинских болотах, в белорусском Полесье, мы встречались с польским полковником, усатым стариком типичного полковничьего вида времен Пилсудского. Он бравировал, по–мальчишески хвастал, предлагал фантастические проекты разгрома «швабов». Полковник не внушал нам особого доверия, тем более, что всем его подпольным войском заворачивала моложавая полковничиха — баба умная, хитрая, но, видимо, интриганка до мозга костей. Это мало импонировало нам, и мы до поры решили с полковником не связываться.

Сатановский же нам понравился. Мы помогли ему оружием, советами и обещали поддержку в дальнейшем. Обещанием нашим он не воспользовался.

— Кажется, его сосватал Сабуров — любитель всяческой дипломатии и заковыристых подпольных дел, — сказал перед походом на Карпаты Руднев.

Встречались мы и еще с одним польским отрядом, где–то под Галичем, на Днестре, во время выхода из Карпат. Кроме того, у нас в отряде имелось немало бойцов, бежавших из концлагерей Германии. Это были советские люди, промерившие собственными ногами пол–Европы. Они пересекли в том числе и Польшу. Всю! С запада на восток! Конечно, их рассказы меня интересовали всегда.

Из всех этих встреч и бесед уже давно складывалась какая–то общая картина обстановки за Бугом и Вислой. Может быть, и смутная для того, чтобы сейчас же принимать конкретные тактические решения, но вполне достаточная для основного вывода: условия за Бугом благоприятствуют действиям партизан.

И все же, подойдя вплотную к государственной границе, мы остановились. Ненависть поляков к фашистам была бесспорна. Но этого еще недостаточно для того, чтобы сразу, в один день, решиться на бросок через Западный Буг.