Петр Вершигора - Рейд на Сан и Вислу

• Название: Рейд на Сан и Вислу
• Автор: Петр Вершигора
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

Новая книга Героя Советского Союза П. П. Вершигоры — «Рейд на Сан и Вислу» является как бы продолжением его широко известного произведения «Люди с чистой совестью». После знаменитого Карпатского рейда партизанское соединение легендарного Ковпака, теперь уже под командованием бывшего заместителя командира разведки Вершигоры, совершает еще один глубокий рейд по тылам врага с выходом в Польшу. Описанию этого смелого броска партизан к самой Висле и посвящена настоящая книга. В ней читатель снова встретится с уже знакомыми ему персонажами. Узнает и много новых героев партизанского движения на Украине: бывшего пограничника М. И. Наумова, Героя Советского Союза немца Роберта Кляйна, комиссара батальона венгра Иосифа Тоута и др. Книга написана живо, увлекательно, со свойственным писателю народным юмором.

---

Я не мог удержаться от смеха. Абрамов — ученик знаменитого Курса, подорвавшегося на мине в 1941 году, был всегда сторонником старины. Он признавал только мины, взрывавшиеся шнуром, отведенным в сторону от полотна железной дороги (на удочку), либо взрывателями, срабатывавшими от нажима колес паровоза. А нас перед отправкой в рейд снабдили минами самыми разнообразными.

Собственно, сама–то мина оставалась неизменной. Она представляла собой заряд в пять — восемь килограммов взрывчатки, упакованной в деревянный или металлический ящик. Зарядом являлись аккуратно уложенные двухсотграммовые шашки тола, похожие на буро–желтые куски хозяйственного мыла. На ящик натягивался обычно мешок из прорезиненной материи, так как охрана врага разыскивала мины при помощи собак, натренированных на запах тола. Резина заглушала этот запах. Не плохо помогала и махорка, которой мы посыпали подходы к мине.

Менялась не мина. Менялись взрыватели к ней. В начале войны минеры чаще всего использовали капсюли ручных гранат. Затем пошли взрыватели нажимные — маленькие, похожие на патроны к нагану (каждый уважающий себя минер таскал их десятками в карманах). Потом стали применять шомпола и палочки, которые приводили в действие взрыватель от соприкосновения с осью паровоза. Использовали и графит, и спичку. А к началу 1943 года Старинов и другие энтузиасты подрывного дела изобрели ряд новых взрывателей: вибрирующий от содрогания почвы стальной шарик, замыкавший электроцепь; хитроумные пружинки, действовавшие, как ударный механизм, под воздействием кислоты; магниты и другие приспособления.

…Пока ругался Абрамов, перечисляя мне всех родителей и недостатки «культурных» мин, подстреленный паровоз остановился далеко за переездом, пройдя ко второй, левой со стороны Ковеля, заставе. Ее выставлял батальон Брайко. Бойцы из этой заставы действовали решительно. Они не мешкая овладели эшелоном и, к удивлению своему, ни на паровозе, ни в вагонах не обнаружили ни души.

Движение через переезд возобновилось. Но скоро вдали зачмыхал новый эшелон. Сообразительный Брайко успел выдвинуться вперед от подбитого паровоза и заминировать подход. Теперь сработали сразу две мины. Эшелон оказался без охраны. Шли разные грузы, и среди них впервые мы увидели контейнеры. Долго трудились над ящиками, подозревая, что в них скрываются какие–то секретные грузы. Но обнаружили только станки. От перепуганного, оглушенного машиниста и тормозных кондукторов узнали, что груз идет из Днепропетровска и Донбасса. Была там и киевская мебель и масса всякой рухляди, разбираться в которой мы не имели возможности.

Время приближалось к полуночи, а с рассветом наша колонна должна выйти к Западному Бугу, то есть на западную границу Советского Союза. Еще летом мы побывали на границе с Румынией и Венгрией. С каким трудом, какими жертвами достался ковпаковцам этот дерзкий шаг! И как легко подходим мы теперь к советско–польской границе.

На пути, отделяющем нас от этой заветной черты, лежит только одно большое село Кукурики да несколько хуторов. Так, по крайней мере, говорят карта и начальник штаба Василий Александрович Войцехович.

Неожиданно получили данные разведки: в селе Кукурики — большой бандеровский гарнизон. Вот так новость! Скачем с Войцеховичем в голову колонны. Разведчики захватили «языков». Вернее, «языки» сами напоролись на нашу разведку. Это самые обыкновенные полещуки: мужик лет под пятьдесят и молодайка, кровь с молоком, годков двадцати четырех. Задержанные одеты по–праздничному: ехали из села Кукурики после церковной службы. Православное население этих мест в ту ночь справляло «водохрещье». Дядько со своей снохой вез из церкви «свяченый» окорок, колечки колбасы и прочую снедь, вплоть до пшеничной кутьи. Вторая кутья была с орехами и медом. Разведчики чуть было не пропустили их без тщательного расспроса, но дотошный Кульбака подсел к молодайке и, балагуря с ней на своем сумском диалекте, вдруг нащупал в соломе немецкий карабин. В корзине со снедью нашелся еще и обрез австрийской манлихерки. Пришлось мужичка взять за воротник. Не особенно упираясь, он рассказал, что в Кукуриках расположен целый бандеровский курень.

— Что такое «курень», генацвале? Скажи, пожалуйста, это как понимать? — допытывался у Кульбаки Давид Бакрадзе.

— Курень — это, по–ихнему, полк, — отвечал Петро Леонтьевич.

Бакрадзе свистнул. Тут же подошли другие комбаты, и дядько сразу понял, что дело серьезное. Он даже сообщил нам всю дислокацию банды и рассказал, что в штабе этого бандеровского куреня сейчас идет на полный ход крещенская пирушка. Сам вызвался провести нас туда.

— Удачный случай. Упустить его нельзя, — буркнул Мыкола.

— А не ворваться ли в село с ходу? — спросил я неосторожно начштаба.

— Та вы их, как мокрым рядном, зараз накроете! — заговорил дядько, воодушевляясь неизвестно по какому поводу. — Вы тилько хлопцев наших, рядовых, не трогайте. Я вас подведу под самый штаб ихнего куреня. Хлопцы не виноваты — мобилизованные. Всего неделю назад. А штаб накроете, так вы этих куркульских сынков перебейте всех до одного и куреню крышка будет. Наши хлопцы сами к вам в советскую партизанку уйдут. По своей охоте. Ей–богу, крест на мне.

Кое–кому показалась странной эта метаморфоза. И, подсев к полещуку вплотную, я постарался сделать лицо посвирепее, а взгляд попронзительнее.

— А оружие откуда ты вез?

— Так оттуда же, — нимало не смутившись, сказал подводчик.

— Чья зброя?

— Так Васылева ж… сына моего. Вон ее мужа.

— А сам он где?

— Да там же, в куреню.

И, склонившись к моему уху, шепнул:

— Перед рассветом он оттуда тикать будет, мий Васыль. Мы его за селом встречали. «Пускай, — каже, — еще куркули перепьются добре, тогда я вас догоню».

— Безоружным тикать собирается? — с недоверием спросил Кульбака.

— Хе… у него пистоля имеется. Хотел еще у куренного и немецкий автомат потянуть. Вот, ей–богу… хотите верьте, а не хотите — сами повидите.

Посовещавшись недолго, мы решили с ходу ворваться в Кукурики. Рота Бакрадзе шла первой. Ему пришлось прихватить с собой дядька в качестве проводника.

— Тильки не застрельте моего Васыля, — умоляюще сказала молодайка, обращаясь к великану Бакрадзе. — Он сам по доброй воле в советскую партизанку хотел идти.

— Не беспокойся, дарагая, — сказал Бакрадзе, поглядывая на крепкую хохлушку так, что она взялась румянцем, — будет твой Васыль с нами…

Налет удался на славу. Штаб бандеровского куреня рота Бакрадзе с приданными ей еще двумя ротами накрыла, как и предсказывал наш проводник, словно мокрым мешком.

Это было боевое крещение первого батальона, которым, по моему замыслу, должен был командовать Платон Воронько. Но сейчас мы испытывали на эту же роль Бакрадзе.

— Пожалуй, потянет, — сказал после боя Войцехович.

— Пожалуй, — согласился я. — И начальник штаба там уже есть, лучше Бережного не сыщешь. А комиссаром можно Тоута поставить.

— Писать приказ? — заторопился Василий Александрович.

— Потерпи малость. Еще приглядимся…

* * *

Уже рассвело, когда почти весь наш обоз, втянувшись в большое село, размещался по квартирам. В штабе разбирали трофеи, допрашивали пленных. Роберт Кляйн удивлял бандеровцев быстрым переходом с русской речи на немецкую. Только украинская у него не получалась.

Конечно, от стрельбы и взрывов гранат, без чего не обошлась ликвидация кулацкой верхушки куреня, много мобилизованных мужиков и парней, которых здесь звали «парубчиками», успело «з переляку» разбежаться. Истые полещуки, знающие каждую лесную тропу, они исчезли из села, как мыши из загоревшейся скирды.

Некоторые, побродив по лесу час–другой и пронюхав, кто мы и откуда, по одному, по двое стали возвращаться. Они осторожно выходили на опушку и оттуда помахивали нам шапками, надетыми на винтовки или жерди.

Но большая часть мобилизованных сдалась еще ночью и без единого выстрела. При этом многие действительно заявили о своем желании присоединиться к нашему отряду. Такое пополнение было, конечно, не шибко надежным. И, посоветовавшись с замполитом, с комбатами, мы решили взять к себе лишь несколько наиболее бойких ребят. Остальных же распустили по домам, а из особенно настойчивых организовали местный партизанский отряд под командованием того самого Васыля, за которого просила Давида молодайка.

Бакрадзе сам подвел его к жене.

— Ну вот, получай своего Васыля в целости и сохранности.

— Ой, спасыби ж вам, пане–товарищу, — начала она кланяться, пытаясь по здешнему обычаю поцеловать Давиду руку.

— Нэ, бабочка, так у нас не делают. Руку только отцу–матери целуют. Больше никому. А если уж я так тебе угодил — в щеку или в губы целуй… Если твой Васыль ничего не имеет против.