Сергей Костин - Охотник за бабочками

• Название: Охотник за бабочками
• Автор: Сергей Костин
• Жанр: Фэнтези

Новое — давно забытое старое. Сказка — давно забытая истина. Фантастика — сказка, которой только предстоит стать истиной.

Земля. В Галактике давно не бушуют звездные войны. Мир и спокойствие царят в Галактике.

Старый археолог находит древние манускрипты, свидетельства о величии человеческой расы в далеком прошлом. На основании одной из них — он посылает троих сыновей на поиски невест.

Куда укажет сигнал, отправленный в глубину вселенной, там и следует искать избранниц. Ставка — фамильное состояние.

Слышите голос старины: — «Было у отца три сына. Двое умных, а третий — дурак…»

---

Старикам что, сказано, сделано.

— Лишь бы тебе, родимый избавитель, хорошо было, — говорили они, открывая в полу лаз незаметный в пещеры потайные.

— Будет, будет, — успокаивал я их, прикидывая, на сколько пунктов смогу поднять стоимость уродины, если учесть такую богатую родословную.

Одно меня только смущало. На всем протяжении рассказа шляп, не слышал я, что бы хоть раз упоминал о бабочках. Или, в крайнем случае, о крыльях. Все о девках, да о девках.

Когда лезли по ходам подземным, я понял, что все пережитое мною ранее можно считать только сказкой.

Ходы у шляп узкие, тесные. Освещения никакого. Воздуха не хватает. Того и гляди, задохнешься. Ко всему, каменья разные в рот попадают, на зубах скрепят.

Где на карачках, а где и вовсе, ползком, то и дело утыкаясь в мягкий зад впереди идущего.

А тут еще и предупреждения всякие пугающие.

— Вот здесь яма бездонная, смотри, не промахнись.

— А здесь паутинка невидимая. Кто зацепит незнаючи, сталактитом по башке получит.

— Отворот здесь многорукавный, один в жар глубинный сворачивает, а второй в озеро отравленное впадает.

— А это ничего. Не страшно. Зверь местный да глупый территорию свою метил. Ты руки бы вытер, а то инфекцию занесешь недобрую.

Кузьмич зараза, за шиворот спрятался, да всю дорогу подземную умничал. Про мою неуемную страсть к брюликам, посредством которой тяготы такие имеем.

А меня, его слова, словно огонь, грели. Я ж просто так ни в один подвал, а тем более в ход подземный не полезу. Задарма, то есть. Даже ради спасения целой нации.

— Ну, вот и пришли, родимый ты наш.

Пещера, куда меня затащили шляпы с ножками, выглядела как самый настоящий бункер.

Мало того, что вход в нее преграждали двойные, обитые кованым железом, двери с хитроумными запорами. Мало того, что по настоянию хозяев пришлось вытащить из карманов все металлические предметы — «Звону не оберешься от аппарата секретного». Ко всему, дорогу преграждали два здоровенных бегемота вот с такими пастями, которые грязно облаяли не только меня, но и шляп.

Пока отгоняли бегемотов, глаза привыкли к слабому освещению, которое в бункере создавали коряги светящиеся. И сердце мое заколотилось с бешеной силой.

Посередине пещеры-бункера стоял турник деревянный, а на турнике, вверх ногами, висела куколка моя. Точь-в-точь, как на фотографии. Уцепилась лапками в перекладину и покачивается медленно.

Как увидела меня, жениха своего нареченного, так глазки ее зажглись красным пламенем, а морда совсем уж страшной стала. И колокольчики по пещере звоном своим забегали. Тихие и мелодичные.

— Здоровается она с тобой, — дернул меня за рукав один из дедуль, — Радуется, что пришел. Говорит, долго ждала, все глазоньки проплакала. Видишь, сколько наплакала то?

Под турником с висящим на нем телом невесты стояло два ведра. Одно как раз под правым красным глазом. Второе, соответственно, под вторым таким же. И в каждом ведре с горкой каменьев самоцветных навалено.

— Ими, ими, любезная наша плачет. Как затоскует по судьбе своей горемычной, так и скатываются с глаз ее каменья эти.

Кузьмич прижался к моему уху и быстро прошептал:

— Забирай скорее ее, командир, а уж в Корабле мы ее заставим слезушки полить. Я уж постараюсь. Тут в ведрах их как раз на два миллиона брюликов и потянет. А постараться, так совсем богачами заделаемся.

В голове включился микрокалькулятор. Два ведра — два миллиона. Сколько ж она за год накапает? Клад, а не женщина.

Думу то думаю, а на душе неуютно как-то. Смех этот меня из равновесия выводит. Забирается в самую печенку и щекочет там, к сердцу просится.

— А чего она в слизи то? — поинтересовался я. Куколка моя и в самом деле, словно в соплях висела.

Дедушки охотно прояснили ситуацию.

— Без этой защитной оболочки невидаль вселенская, КБ Железное распроклятое, ее быстро учует. Так что ты ее не снимай, любезный, пока надежда наша в силу не войдет, из кокона своего не вылупится.

— И долго она там собирается мурыжится, сидеть, то есть? — кокон-то, еще и пованивает. А мне больно охота такую вонь на Корабль переть. Волк и обидеться может.

— А того мы не знаем, — погрустнели старички в шляпах, — Может год, может час осталось, а может, не приведи наш бог, конечно, и на всю жизнь так. Да ты не смущайся, подойди поближе. Поздоровайся. Чай, родная теперь.

Вблизи куколка представляла зрелище отнюдь не жизнерадостное. Складки кожи, покрытые вонючей слизью, уши скрюченные, щеки впалые, рот как трещина земная с зубами мелкими да гнилыми. Смотреть не на что. Глаза если только. Здоровые, да красные. А все остальное в коконе спрятано.

Я достаточно хорошо знаю строение кокона, поэтому предположил, что особой красоты там тоже не скрывается.

Об этом и сообщил старичкам.

Старички не обиделись. А даже поболе сообщили.

— Это сейчас она такая несимпатичная, а как из кокона вылезет, вообще страшненькой станет. Да ты к тому времени попривыкнешь. Знаешь, какая душа у нее широкая. Для тебя ведь, родной ты наш, душа главнее?

— Главнее конечно, — закивал я. Обрадовали, нечего сказать. Но так как мне с ней в одной кровати песен не петь, то и привередничать сильно не стоит. Что дают, то и беру. Лишь бы плакать не разучилась.

С потолка посыпались комья, перемешанные с камнями. А по земле дрожь пошла, словно затряс ее кто.

Дедушки в шляпах заметались, к потолку бороды синие задирать стали.

— Разбудили. Разбудили таки невидаль вселенскую, — запричитали они, — Сюда КБ Железный идет. Пронюхал место секретное, падла обезвоженная.

Я поймал одного из стариков, схватил за шиворот, поднял повыше и заглянул под шляпу, чтобы глаза в глаза задать вопрос меня интересующий.

Под шляпой и были что только глаза. А вот так. Пустота шляпная и глаза посередине. Но я старика не отпустил, не побрезговал. Сам такой.

— Что за тварь такая, невидаль ваша вселенская? Не он ли листовки, меня порочащие, по зеленой стороне вашей планеты разбрасывал? КБ Железным себя называл.

— Он, как есть он, — выложил правду дедушка, засучил ножками коротенькими, вырваться пытаясь.

— На что похож-то, невидаль ваша железная?

Дедушка помахал еще ножками и с укоризной сказал:

— Не об этом тебе думать сейчас надо. Спасать и себя и надежду нашу последнюю. Немного времени у тебя осталось. Невидаль вселенская три горы прогрызет, три речки пройдет и пропали вы. Нас то не тронет, для дани мы ему нужны. Тебя на консервы пустит, а надежду нашу последнюю в полон заберет.

— Да на кой она ему, такая страшненькая? — не самоцветы же метать на насесте?

— Высасывает он их, — пояснил дедушка и показал, как делает это невидаль вселенская. Засунул в рот палец и пососал его, — И тело и душу высасывает. Да отпусти ты меня. Хватай невесту и беги, пока цел.

Так я и сделал. Я всегда придерживаюсь правила. Не важно, как близко ты подошел к цели. Важно не упустить ее. И смыться в дальние края вместе с ней, с удачей и со всем причитающимся.

Подскочил я к куколке, обхватил полутораметровый мешок скользкий, поднатужился, спихнул на пол. Она голосить стала, колокольчиками заливаться, да я на это внимания не обращал. Пещера ходуном ходить стала, того гляди, кирпичом нечаянным зашибет.

Ухватился я за лапы ее перепончатые, да поволок вон. Голова в шляпе, которая меня в темноте встречала, дорогу показывала, что б не заблудился в норах многочисленных, да секретных.

Только я в ход подземный заскочил, кокон вперед головой перед собой затолкал, да Кузьмича, по ходу дела пихнул на штатное место, так и обрушился потолок в пещере. Песком да камнем, землей, да грязью водяной завалил все. Вместе с оставшимися там дедушками.

— Выберутся они, — заорала шляпа меня сопровождающая, — Не впервой им под завалами ночевать. Надежду спасай, да ногами шибче двигай. Вот сюда. Прямо по ходу подземному. Первый поворот налево пропустишь. И второй тоже. А потом направо поворачивай. Тот ход прямехонько к озеру отравленному ведет, да ты не бойся. А как наружу выберешься, в стенку черную упрешься. Мы там для тебя светляками дорогу выложили отходную. Думали, что проводим, да вот, видишь, как получается. Так что сам выбирайся. Да не забудь обещание свое верное.

Старичок замолчал, смахнул слезу скупую старческую. Вздохнул глубоко, да и улыбнулся.

— Надеемся мы на тебя, соколик. Ты уж не обижай нашу надеждушку. И вот что напоследок скажу, а ты послушай. Она хоть и страшна из себя… Да ты не кивай, по глазам твоим вижу, что другие тебе по нраву. Хоть и страшненькая, но такой, как она не было еще в мире нашем. Сам поймешь, о чем я. Ну, прощай, соколик. Пора мне братьев выручать. Иди уж.

А я и так уж на месте истоптался. Старика то, слушавши, дело не делается. Развернулся, и побежал по направлению к выходу. Куколку за ноги волоку, сподручней так, повороты считаю. Она звоном изводится, голова по тропе мотается. А мне не до звона колокольного.