Анатолий Ириновский - Жребий

• Название: Жребий
• Автор: Анатолий Ириновский
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Что есть Зло, а что есть Добро? Можно ли их поменять местами? Какова причастность на земле к этим явлениям Бога, Сатаны и человека? Как возникло человечество согласно постулатам христианской концепции? Что такое тоталитаризм? Все эти вопросы и составляют содержание романа "Жребий". Почему "Жребий"? Потому, что детям, родившемся накануне войны, выпала вот такая судьба. Произведение имеет подзаголовок: фантасмагороический роман о Боге, Сатане и человеке. Сюжетно в нем идет речь о несостоявшейся сделке между Сатаной и человеком. Сатана предлагает перестроить Вселенную, сделав жизнь человека бессмертной. Но чтобы Вселенную перестроить, нужны усилия всех людей. Сатана нуждается в талантливом помощнике, который бы довел до сознания людей несовершенство существующего мира и суть замышляемого. На самом же деле благие намерения Сатаны являются лишь камуфляжем его страстного желания захватить трон Божий. Параллельно мифологической линии в романе дан реалистический ряд, где захват всемирной власти, аналогичный идеям Сатаны, исповедуют защитники тоталитарной системы. Тоталитаризм в той или иной форме был и остается трагедией многих поколений. Он наднационален и присущ разным формациям. Поэтому тема романа есть, по сути, темой изображения вечной борьбы Добра и Зла. Эта оппозиция, развернутая в рамках отношений между Богом, Сатаной и людьми, оказывается для героев романа судьбоносной. Обе линии — и мифологическая, и реалистическая — естественно переплетаются, и обе несут в себе "и жизнь, и слезы, и любовь". В романе частично использованы принципы построения, характерные для детективного жанра. Он динамичен, диалогичен, легко читается, несмотря на свою философскую подоплеку. Может быть инсценирован. Роман адресован широкому кругу читателей, написан на русском языке с элементами вкраплений просторечий и арго.

---

Не знал Тимофей Сергеевич, что своим отказом он зачеркивает более спокойный вариант ареста.

Допивали пиво.

— Может, еще по бокальчику опрокинем? — предложил Нетудыхин.

— Нет, не хочу. Что-то это пойло мешанкой отдает, — ответил Рамон.

— А я возьму. Тут при повторе дают вне очереди.

Он осушил бокал до дна и пошел к ларьку за вторым. Это уже совсем не было предусмотрено сценарием ареста. Здесь его люди ждут-не дождутся, а ему, видите ли, пивом захотелось побаловаться. Безобразие. И мою волю как автора он игнорировал: я для него, даю слово, планировал только один бокал. Ну что ж, придется подождать, раз так дело поворачивается. Пусть пьет, пьяндыга ненасытный. Может, это его последнее пиво на свободе…

Стоя на повтор, — впереди его был еще клиент — Нетудыхин заметил в отраже-нии витрины, как к Рамону подошел какой-то мужик и что-то ему сказал. Тимофей Сер-геевич подумал… Нет, не подумал, — в нем шевельнулось то тревожное чувство надви-гающейся беды, которое он испытывал накануне своего отъезда. Мельком шевельнулось, на какую-то долю секунды. Но Нетудыхин достаточно осознанно его зафиксировал. "Дурной признак — сразу же по приезду встретить на своем пути кагэбиста", — теперь уже вполне определенно подумал Тимофей Сергеевич.

Вместо одного бокала он прикупил еще и второй — для Рамона.

— Да на хрена ты взял эту муляку? — запротестовал Стас. — Я тебе предлагаю: берем мотор и покатили ко мне.

— Счас, — невозмутимо сказал Нетудыхин. — Еще по бокальчику возьмем и по-топим.

— Ты что, лопнуть надумал?

— Почему лопнуть?

Рамон попадал в совершенно непредвиденную ситуацию. Но чтобы как-то упро-стить ее, он взял принесенный бокал и стал с неохотой его осиливать, налегая больше на рыбу.

Постепенно пиво прикончили.

— Ну что, еще?

— Нет, все. Погнали.

— Что-то я тебя совсем не узнаю, Стас, — сказал Нетудыхин. — Это на тебя не похоже.

Они все же закруглились и медленно стали продвигаться через толчею к стоянке такси.

— Нет, Стас, не поеду я, — сказал Нетудыхин. — Отправлюсь я сейчас домой и занырну в холодную ванну. А потом бабахнусь спать.

Вышли к выездной дороге автовокзала и остановились. Неслышно подкатила к ним "Волга".

— Несерьезный ты совершенно, Тим, — сказал Рамон. Он открыл заднюю дверь машины и, держа Нетудыхина за локоть левой руки, предложил: — Садись.

Нетудыхин понял: "Арест!"

— Нет уж, я как-нибудь пешочком дотепаю до трамвая, — сказал он.

Но тут, словно из-под земли, справа возник еще некто. И жестко взял Нетудыхина за другую руку. Вдвоем они толкнули Тимофея Сергеевича на заднее сиденье: слетел на асфальт рюкзак, упали удочки. Рюкзак подняли и бросили на переднее сиденье, удочки остались на дороге.

Вся эта сцена происходила на глазах пассажиров и кучки таксистов, собравшихся на своей площадке на утренний треп.

— Удочки, сволочи! — заорал Нетудыхин во всю глотку. — Удочки заберите!

Кое-как разместили удочки в салоне. Сжимая его с двух сторон и держа за руки, выехали с автовокзала.

Сердце Нетудыхина стучало, как у заарканенного зверя. А тут еще справа, напар-ник Рамона, заламывал ему до боли кисть.

— Не ломай руку, падла! — сказал Нетудыхин. — Я тебе не тренировочный сна-ряд! — И вдруг разъяренно зарычал и грозно клацнул зубами ему прямо в лицо. Тот от испуга шарахнулся. — Не дави — откушу нос!

— Успокойся! — сказал Рамон.

— А ты молчи, собутыльничек! Никогда не предполагал, что ты меня будешь аре-стовывать.

Мусора они были для него поганые. Мусора, а не блюстители безопасности рос-сийской. И в нем заработал тот агрессивный пацан, которым он был в пятидесятые годы.

Ехали по центральной улице города. В голове Тимофея Сергеевича мучительно пульсировал один вопрос: "За что?" Просто так ведь эти молодцы не берут. Значит, предъявят обвинение. Неужели рукописи каким-то образом попали к ним?

По ходу движения машины он понял, что его везут в управление КГБ. Он знал эту сумрачную хату, замкнутую в каре. Иногда ему случалось проходить мимо нее. Глядя на зарешеченные окна, он с удивлением спрашивал себя, чем могут люди заниматься в та-ком большом здании? А ведь они чем-то там занимались конкретно. И этот факт всегда его поражал: это же надо, сколько в стране еще ненадежных граждан, что приходится государству содержать целую армию надсмотрщиков за ними. Но это была только види-мая часть айсберга…

У дежурного на центральном входе почему-то не оказалось на имя Нетудыхина пропуска. Прокол. Пришлось тому, которому Тимофей Сергеевич грозился откусить нос, бежать наверх.

В большом полукруглом вестибюле с бюстом Дзержинского и дежурным, читав-шим газету, они остались с Рамоном наедине.

Молчали. Отчаяние волнами накатывало на Тимофея Сергеевича. Почему-то вспомнился заяц в утреннем лесу. "Если эта скотина, — думал Нетудыхин о Сатане, — исхитрилась все же как-то разузнать, где находятся рукописи, мне хана".

— Может, ты все-таки объяснишь, почему меня забрали? — спросил Нетудыхин своего бывшего приятеля.

— Да я толком и сам не знаю, — ответил тихо Рамон. — Мне показали твою фо-тографию. "Знаешь этого человека?" — "3наю, конечно". — "Поедешь с Карповым встречать его на автовокзале." Кстати, на фотографии ты снят голым.

— Как голым?! Да ты что? — удивился Нетудыхин.

— По пояс.

— А на каком фоне?

— Фон убран. Но есть одна деталь: ты в темных очках. По-моему, снимок сделан где-то на пляже… А вообще, ты мне извини, конечно, за такую встречу, Тим. Служба, понимаешь…

— Пошел ты на хрен, Стас! — со злостью сказал Нетудыхин. — Я был о тебе дру-гого мнения. Твоего отца преследовал Франко. Теперь ты сам превратился в преследова-теля: ты служишь тому же Злу, только в другой упаковке. Памятуя опыт отца, мог бы во-обще не лезть в эту позорную организацию.

— Да, конечно, когда-то мог бы. Но не сегодня. Однажды запущенную машину остановить трудно… — Помолчали. Потом Рамон все также тихо произнес: — Я тебе вот что скажу, пока нет Карпова: вокруг тебя происходят странные вещи.

— В каком смысле странные?

— В прямом. Алогичные совершенно. Управление стоит на ушах…

На лестничном марше показался именуемый Карповым. Он вручил дежурному пропуск и пригласил жестом Нетудыхина последовать наверх.

Стали подниматься: впереди — Карпов, постоянно оглядывавшийся; за ним — Нетудыхин со своими манатками; заключающий — Рамон.

На третьем этаже свернули налево. Узкий малоосвещенный коридор показался Нетудыхину нереально длинным. По обеим сторонам его размещались кабинеты. Тимо-фей Сергеевич бросил на пол рюкзак и оперся на удочки.

— Перекур, — сказал он.

— Не останавливаться! — потребовал Карпов.

— Тогда тащи рюкзак сам, — сказал Нетудыхин.

— Не разговаривать! — приказал Карпов.

— И не дышать! — дополнил Нетудыхин.

— Да ладно, — сказал Рамон, беря рюкзак, — пошли.

Двинулись дальше. Наконец, у одного из кабинетов, остановились. Но тут и я по-ставлю точку. Потому что там, на той стороне двери, сидя за просмотром материалов по Нетудыхину, их ждал человек, в обществе которого Тимофею Сергеевичу предстояло провести немало мучительный часов. А мне, начиная рассказ о допросе, надо быть объ-ективным, чтобы не погрешить против Дике.1. Звали этого человека Иваном Ивановичем Зуевым.

Рамон не преувеличивал: вокруг Нетудыхина действительно происходили вещи совершенно невероятные. Но невероятные с точки зрения здравого смысла. А жизнь, как известно, зиждется не только на здравом смысле.

Зуев, которому поручили вести "Портретное дело", — так в управлении окрестили на ходу эту скандальную историю — чувствовал себя в крайней растерянности. Прора-ботавший в органах более двух десятков лет, Иван Иванович ни с чем подобным в своей практике не сталкивался. Нет, не то чтобы этого типа Нетудыхина посадить было не за что. Для посадки материала поднакопилось вполне достаточно. Однако последний фор-тель Нетудыхина не вписывался ни в какие уголовные кодексы и вместе с тем являлся фактом вопиющего попрания достоинства всеми уважаемого государственного человека.

В поле зрения КГБ Нетудыхин попал около двух лет тому назад. Неизвестный информатор сообщал, что учитель Нетудыхин Тимофей Сергеевич провоцирует в школе разговоры о свободе слова в СССР. Он открыто защищает отщепенцев Синявского и Да-ниэля — как раз тогда в Москве вершился над ними суд, — называя их дословно "нашей совестью".

Разумеется, подобный тип интеллигенции был хорошо знаком Зуеву. Технология допросов этих защитников и ворчунов была у Ивана Ивановича доскональна обкатана. Обычно, если их хорошо попристращаешь, они поджимают хвост, а иные без особого труда соглашаются на осведомительство.