Павел Огурцов - Конспект

• Название: Конспект
• Автор: Павел Огурцов
• Издательство: Права людини
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-966-8919-86-2

«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.

---

— А как сейчас туда добраться?

— На машине никак не доберетесь — разрушен мост. Возле него есть лодочная переправа, но до переправы пешком, после переправы пешком, да в оба конца, да там походить — за день не управитесь. Через временный деревянный мост идут грузовые поезда, а пошли ли пассажирские — не знаю. Но можно позвонить на вокзал, в справочную. Если пассажирские пошли — доедете как раз до станции Байрачной.

— Андрей Ильич, а есть ли подходящая площадка где-нибудь здесь? — Я провел пальцем по железной дороге на Гелиополь.

— Нет. Здесь знаете какой рельеф? Вверх-вниз, вверх-вниз, гора-балка, гора-балка... И так на десятки километров. Заводы здесь не построишь. Подходящая территория есть только по Великоотаровскому шоссе.

— Какое шоссе?

— Великоотарiвське — шлях до райцентру Великi Отари. — Кармазь провел пальцем по улице, а потом — дороге, ведущей из старого города на восток и проходящей недалеко от вокзала под железнодорожным мостом. — Территория здесь большая, ровная и недалеко от города. Там до войны был гражданский аэродром, но и для заводов места хватит.

— Ни к чему сюда заводы переносить, — я показал на розу ветров. — Восточные ветры будут задымлять старый город. Они почти такие же частые, как и те, что дуют от разрушенных заводов.

— Значит, вам остается только одна площадка — между станциями Скели и Байрачная, да она и самая лучшая. А других подходящих больше нет, — сказал Кармазь. — Дался вам этот перенос!

Мы и сами уже поняли, что другой подходящей площадки не найдется. Поблагодарив Кармазя за помощь, мы решили завтра же отправиться на рекомендованную им площадку, а сейчас сходить на базар за продуктами на дорогу.

— Да зачем вам на базаре куплять продукты? — удивился Кармазь. — Возьмите в столовой сухой паек на завтра. Все так делают, когда ездят в командировку.

— Вот спасибо! — сказал Кудсяров. — А мы и не знали, и когда знакомились с городом ходили голодные. И вы берете сухой паек, когда ездите в командировку?

— Нет. У меня семья, я карточки беру домой и столовой не пользуюсь.

— Не могу понять Андрея Ильича, — говорит по дороге в столовую Кудсяров. — И не одобряет и в то же время помогает.

— Если наше предложение отклонят, он скажет: «Я их предупреждал», — говорю я. — Если примут, скажет: «Я им помогал».

— Такая предусмотрительность? А может тут другое? Живет в балке, через которую периодически тянет заводским дымом, а у него девчурка, которую он любит, — это заметно, — и ему хочется, чтобы девчурка дышала свежим воздухом, и он в глубине души за то, чтобы заводы перенесли, но боится даже сказать об этом открыто. «За постановку вопросов головы не летели?» — так, кажется, он нам сказал? Может быть, в этом и дело? А, Петр Григорьевич?

— Может быть и так. Кто его знает!

— А впрочем, чужая душа — потемки.

Еще было утро, когда товарный поезд, на котором мы при его отходе благополучно пристроились, остановился на станции Байрачная. Мы начали с того, что позавтракали, обошли, поглядывая по сторонам, вокруг станции, немного прошли в сторону, противоположную той, в которую нам следовало направиться, — ничто не остановило наше внимание – и вдоль пути пошли к станции Скели. Становилось жарко. Над землей дрожал воздух. Здесь все было так, как сказал Кармазь. Нашли мы и чудовищно огромные разветвленные балки. Хотелось пить, но попили мы только на станции Скели. Возле рухнувшего моста высокие скалы, местами поросшие лесом, видны вверх по течению Днепра до его поворота. Впечатление портят четыре группы бараков на обоих берегах по одну и другую сторону от моста. Возле бараков дымят печи под навесом, висит белье, бегают дети. Переправились в Успеновку, остались последние километров десять, считай уже дома.

Андрей Дмитриевич созвонился с главным санитарным врачом города — Юлией Герасимовной Панченко. Она будет нас ждать сразу после перерыва. Позднее позвонил Прохоров и на то же время пригласил Андрея Дмитриевича к председателю облисполкома. Мы решили не откладывать встречу с санитарным врачом, и туда пошел я. Маленький домик с маленькими окнами. За письменным столом, занявшим чуть ли не половину комнаты, сидит женщина лет сорока. У нее усталый вид, и, может быть, она нездорова: все одеты по-летнему легко, она кутается в оренбургский платок.

Я спросил, как сильно задымлялись жилые районы. Юлия Герасимовна меня поправила — правильнее не задымлялись, а загазовывались: дым уходит вверх, а твердые частицы выпадают и, оседая, разносятся ветром на большие расстояния. От них исходит резкий неприятный запах — это газы. Дышать воздухом, отравленным такими газами, очень неприятно, а главное — вредно: страдают дыхательные пути и легкие, а некоторых людей еще и тошнит.

Учет заболеваний от загазованности и обследование живущих в загазованной зоне не проводились, но при вскрытии умерших жителей бараков, расположенных вблизи заводов, в легких обнаруживали что-то вроде ржавчины.

Если не считать временных поселков, то ближе всего к металлургическим заводам Соцгород. Он и загазовывался больше всех. Сильно загазовывалась Успеновка, но не вся сразу, — она очень большая, – а то там, то там — куда дул ветер. Газом тянуло по балкам, но доставалось и Успеновской горе: ее так плотно накрывал серый туман, иногда с цветными оттенками, что она вообще не была видна ни с Днепра, ни из старого города. Нередко тянуло газом и по Ласкавой балке. А старый город почти не загазовывался.

— Намного ли загазованность превышала допустимую?

— Конечно, намного, но дело в том, что у нас еще нет норм, перед войной над ними только работали.

— А как долго длилась загазованность?

— Обычно — несколько часов, но бывало, что и несколько дней.

— Юлия Герасимовна, а как вы отнесетесь к предложению, чтобы заводы не восстанавливать, а строить в другом месте?

— Это было бы прекрасно. Но разве это возможно?

— А почему невозможно? Ведь заводы почти полностью разрушены.

— А у вас уже есть предложение, где строить заводы?

Если руководствоваться розой ветров, самая подходящая по нашему мнению площадка — между станциями Скели и Байрачной. Насколько мы понимаем, эта площадка соответствует и другим требованиям для размещения здесь заводов.

— Вы и ваш начальник, наверное, люди здесь новые?

— Да, мы здесь со второй половины апреля. А что?

— Дело в том, что сначала заводы хотели разместить на той площадке, о которой вы говорите. Из всех вариантов этот считался самым лучшим. Вы об этом знали?

— Не знали. Я об этом впервые слышу. А почему отказались от этой площадки? Юлия Герасимовна несколько секунд смотрит на меня молча.

— По военно-стратегическим соображениям, — говорит она.

— Военно-стратегическим?! А в чем они заключались?

— В том, что эти заводы должны размещаться только на левом берегу Днепра.

— А как же... — начал я и осекся. Юлия Герасимовна молча ждала продолжения, и я спросил: — А как же нас уверяли, что будем бить врага только на его территории?

— Петр Григорьевич, давайте считать ваш вопрос риторическим.

— Согласен. Теперь этот вопрос, действительно, риторический: какое военно-стратегическое значение имеет размещение заводов, когда наша победа не за горами?

— Наверное, вы правы, но решать этот вопрос не нам с вами.

— Но мы можем, даже обязаны его поставить.

— Вы уже говорили об этом с кем-либо из нашего руководства?

— Без вашей поддержки нечего и думать о постановке этого вопроса. Поэтому я сейчас и нахожусь у вас.

— Понимаете, в чем ваша трудность: у нас нет формальных оснований ставить этот вопрос. Дело в том, что санитарные разрывы между этими заводами и жилыми районами, за исключением Соцгорода и примыкающего к нему кусочка Успеновки, выдержаны.

— Как выдержаны?!

— Они несовершенны, эти нормы разрывов — не учитывают направления ветров.

— Но ведь людям, живущим в загазованных районах, от этого не легче!

— Конечно, не легче. Да и город будет развиваться в загазованном районе — в Успеновке. Знаете что? Давайте обсудим этот вопрос в нашей областной инспекции.

— Пожалуйста.

— Я договорюсь и вам позвоню.

17.

У входа в облисполком стояли несколько групп из двух-трех человек и Кудсяров, говоривший с невысоким плотным человеком лет сорока. Увидев меня, Андрей Дмитриевич улыбнулся, закивал мне, чтобы я подошел, и представил меня своему собеседнику.

— Очень приятно видеть в нашем городе еще одного архитектора, очень приятно, — сказал собеседник Кудсярова, пожимая мне руку. — Коваль Дмитрий Игнатьевич.

— Заместитель председателя Червоноказачинского горисполкома, — добавил Кудсяров и продолжил прерванный разговор. — Вы же только что слышали, что нам сначала надо съездить в Гелиополь и Обильненск. Вернемся и сразу к вам.