Татьяна Белая - Любви все возрасты покорны

• Название: Любви все возрасты покорны
• Автор: Татьяна Белая
• Жанр: Современные любовные романы

---

— Без проблем, сегодня у меня выходной, подъезжайте.

Они договорились о встрече и через некоторое время, Стас сидел у нее дома. Олеся внешне мало походила на маму, но это была ее дочь. В движениях, в улыбке, в спокойном разговоре.

— Олеся, я очень надеюсь на вашу помощь, — сказал Стас.

— На помощь? — удивилась молодая женщина. — В чем?

— Вы, наверное, в курсе, что несколько месяцев мы жили с вашей мамой вместе. Скажите, что мама рассказывала обо мне?

— Да много, что рассказывала. Факты вашей биографии, что долгое время вы жили один, что ваш сын тоже живет в Париже.

— А что она говорила обо мне, как о человеке? — поинтересовался Оболенский.

— Знаете, Станислав Георгиевич, я могу сказать вам только одно — ничего плохого она о вас не говорила, только хорошее.

— Ну, а о причине нашей ссоры?

— Так, в общем, в двух словах, что вы приревновали ее, наговорили много неприятного и все.

Тогда Стас во всех подробностях описал Олесе события того рокового дня.

— Я никак не могу понять, — сказал он, — почему ваша мама, так спокойно отнеслась к нашему разрыву? Ведь она любила меня и, как мне казалось, очень любила.

— Она и сейчас вас любит, я не сомневаюсь, — ответила молодая женщина. — А меня вот, какой вопрос интересует, — почему, если вы, как мама говорила, экстрасенс и, чуть ли, не ясновидящий, поверили клевете?

— Знаешь, Олеся, когда бог хочет наказать, он отбирает у человека разум. Мои мозги просто помутились, наверное.

— Моей маме, как-то на мужчин в жизни не везло. Это бывает. И когда она встретила вас, то не могла поверить в свое счастье. Мне кажется, что она все время ждала какого-то подвоха. Мама мне говорила, что у вас с ней все складывается слишком хорошо и гладко, а так в жизни не бывает. Потому, что так не может быть никогда.

Они еще долго разговаривали с Олесей о матери. Стас пригласил ее с мужем в русский ресторан, которым владел его сын. В дальнейшем, Анечкина дочь с мужем очень подружились с семьей Юры.

Вернувшись в отель, Оболенский вышел на балкон и закурил. Так, вот в чем дело, — думал Стас. Значит, у Анюты в подсознании сидела мысль, что вся эта идиллия скоро кончится и она, внутренне, готовила себя к этому. Но, как известно, мысль материальна. Сама, того не подозревая, Кнопочка спрограммировала ситуацию.

Так, — думал Стас, теперь надо решить, что делать, чтобы все исправить. Он набрал номер телефона Шуры, ответила Люсьена.

— Стасюля! Привет, дорогой! Ну, как ты там? Когда тебя ждать домой? — поинтересовалась она.

— Спасибо, хреново, — ответил Стас. — Буду, наверное, дней через десять, не раньше.

— Ой, в Париже и хреново, что так?

— Да понимаешь, выхожу ночью на балкон, внизу Париж, в небе луна, а мне на эту луну волком выть хочется. Хочу домой, хочу поесть Анюткиных беляшиков, нашей рыбки и прижаться к любимой попке своей Кнопочки. Кстати, она у тебя так и не появлялась, не звонила?

— Да как тебе сказать, — ответила Люся, — вообще-то, мы недавно с ней встретились в магазине, и я затащила ее к нам. Часа три сидели, болтали.

— О чем?

— Ну, о чем мы можем с твоей Кнопочкой болтать? О ней, о тебе, конечно, о вас.

— Люся, — взмолился Стас, — не томи, что она говорит обо мне?

— Ой, Господи! Я ей поклялась, что ничего тебе рассказывать не буду.

— Люсенька, милая, ну по-родственному, — простонал Оболенский, — она вспоминает меня? Скучает, хоть немного?

— Кстати, а почему ты ей сам не позвонишь?

— А что я ей могу сказать? Банальное: "Я тебя люблю!". Я ей, между прочим, сразу из Испании звонил. Из Лондона два раза, так она трубку бросает.

— Значит, тогда еще рано было, она еще не созрела для разговора с тобой, — ответила Люся. — А теперь, я думаю, в самый раз. Но, если ты протянешь еще десять дней, то, может быть, станет поздно. Стаська, я тебе расскажу то, о чем обещала не говорить, но ты меня не выдавай.

— Могила, Люсенька! Могила! Клянусь!

— Так вот, слушай. Пришли мы к нам домой, чай пили, болтали, вдруг слышу, мой мобильник звонит, а я его в гостевой комнате оставила. Зашли туда, я поговорила с дочерью и потом вижу, что Анна подходит к стулу, на котором висела рубашка. Я думала это Шуркина. А она эту рубашку прижимает к лицу и говорит: "Это Стаськина рубашка, это запах его тела, я его чувствую". И вот тут у нее слезы градом потекли. В общем, забрала она у меня твою рубашку, сказала, что стирать не будет, а будет с ней спать и вдыхать запах твоего тела.

Еще вот, что я хочу тебе сказать. Вы два дурака. Один в Париже на луну воет, а другая спит с его рубашкой в обнимку. Звони ей немедленно, говори, что хочешь. А лучше всего, бросай ты все и приезжай. Докажи женщине, что она тебе дороже всяких денег. Понял меня? — закончила Люся.

— Люсенька, ласточка, спасибо тебе. Целую! — радостным голосом прокричал Стас и положил трубку.

Господи, — подумал он, какое простое решение — взять и прилететь. Набрав номер телефона Анны, он молился, чтобы она оказалась дома.

— Анечка, только, пожалуйста, трубку не бросай, — сказал он, услышав ее голос.

— Хорошо, — ответила Аня.

— Кнопочка, как ты там? — спросил Стас тихим голосом.

— Как всегда — лучше всех, — так же тихо, ответила Анна.

— А мне вот здесь — хуже всех, — продолжил Стас, — я так по тебе соскучился, что вою на луну. Еще, я познакомился с твоей дочерью и ее мужем.

— А зачем ты с ней знакомился?

— Встретились, поговорили о тебе, она мне давала твои стихи почитать. Я познакомил их с семейством моего сына.

— Нет, я все-таки не пойму, зачем тебе это надо?

— По-моему, я произвел на твою дочь хорошее впечатление, — не обращая внимания на ее вопросы, продолжил Стас. — Надеюсь, что она будет моей союзницей и поможет нам, наконец, помириться.

Анна молчала.

— Анечка, почему ты молчишь? — встревожено спросил Оболенский.

— А что бы ты хотел от меня услышать? — поинтересовалась Аня.

— Одну единственную фразу, что ты меня ждешь. Хотя бы это.

Несколько минут в трубке было молчание.

— Приезжай скорей. Я тебя очень жду, — сказала Анна почти шепотом и положила трубку.

Когда Оболенский принимал решение, он немедленно приступал к действию. Завтра я буду у твоих ног, Кнопочка моя, — думал Стас, набирая номер телефона аэропорта.

Глава 8

На следующий день Анна со Светланой Афанасьевной сидели в кабинете Александра Ивановича. Шура заметил, что впервые за много дней, Аня была в приподнятом настроении. На ней был новый красивый костюм с короткой юбкой.

— Анна Александровна, — обратился он к ней, — почему вы все время носите брюки? У вас, оказывается, такие красивые ножки.

— Спасибо за комплимент, господин Радченко, буду знать, — ответила ему Аня с улыбкой.

Женщинам надо было решить кое-какие производственные дела и получить комиссионные за несколько сделок в бухгалтерии. Пока они разговаривали, наступил обеденный перерыв. Шура предложил дамам дождаться конца обеда в комнате отдыха за чашкой чая или кофе.

— Когда ваш господин Оболенский вернется? — поинтересовалась Светлана Афанасьевна.

— Вчера вечером он разговаривал с моей женой и сказал, что будет дней через десять.

Зазвонил его мобильник.

— Да, — ответил Шура. — О! Станислав Георгиевич! Приветствую тебя. Вот сидим в твоей комнате отдыха со Светланой Афанасьевной и Анной Александровной. Ждем, когда кассир с обеда вернется. Дамы интересуются, когда ты приедешь.

Телефон неожиданно отключился.

— Что-то связь прервалась, — удивился Шура. — Ну, все-таки из Парижа звонит.

Прошло минут десять, когда в комнату буквально ворвался сам господин Оболенский.

— Оба-на! — воскликнул Шурик, — за десять минут из Парижа — это круто!

Стас был в длинном плаще, его потрясающие локоны распущены, глаза сияли, он улыбался, а в руках держал огромный букет алых роз.

— Вот, что значит, человек в Европе побывал, — с удивлением воскликнула начальница Анны. Таким, она его еще никогда не видела. — Да вы помолодели на десять лет, Станислав Георгиевич!

Стас на мгновение застыл, оглядывая присутствующих, даже не поздоровавшись, он шагнул в сторону Анны.

— Кнопочка, ты сказала — приезжай скорей и я здесь, — произнес он, вставая на одно колено и рассыпая розы ей на колени и на пол.

У Светланы выпала из рук чашка. Она сидела, как громом пораженная, прикрыв, разинутый рот ладошкой.

— Стасик, ну, что ты делаешь, мы же не одни, — проговорила Анна, пытаясь заставить его встать.

— Ничего не хочу знать, ничего ни от кого скрывать, — ответил Стас, целуя ей руки и коленки. — Ты моя, моя, моя женщина! Скажи, что ты простила старого, глупого еврея! — обратился он к Анне, не обращая ни на кого, ни малейшего внимания.