Евгения Белякова - Король-Бродяга (День дурака, час шута)

• Название: Король-Бродяга (День дурака, час шута)
• Автор: Евгения Белякова
• Жанр: Фэнтези

Он оставил трон и свое королевство, чтобы стать актером. Бросил ремесло лицедея, получив в дар бессмертие от поклонника своего творчества. И сбежал на самое дно трущоб Дор-Надира, где обрел дружбу, смысл жизни и самого себя. И, снова все потеряв, обратился к магии, чтобы найти способ покончить с бессмертием… Это история Джоселиана Первого, короля Невиана, для друзей и учеников — просто Джока. История его взлетов и падений, поисков и скитаний. История, которая растянулась на сто шестьдесят лет…

---

— А мог… могло ли это быть не случайно? То есть, не мог ли герцог… — засомневался Рэд, припоминая 'Историю Невиана', полную кровавых предательств, тайн и отравленных кинжалов.

— Мальчик мой, ты уже без пяти минут царедворец, если мыслишь так, подозревая заговоры всюду, где только возможно. Иногда кабан — это просто кабан, поверь мне.

— Угу. — Облегченно согласился Рэд, радуясь тому, что хоть кто-то оказался честен. Я не стал ему рассказывать слухи, ходившие в мое время про герцога Шедрона, чтобы не шокировать мальчика еще больше. Уже одно то, что мой отец ездил в Аркению к старому интригану в сопровождении небольшого войска, о чем-то говорило, а то, что с ним обычно отправлялись трое, а то и четверо 'королевских отведывателей яств', и вообще выставляло старикана в невыгодном свете.

— Ну так кто родился-то? Я не понял почти ничего из того, что она сказала… — признался Рэд.

— Все очень просто, парень. Были король Вильгельм и королева Герда. У них родился сын Гедеон, он потерял родителей в юном возрасте, потом стал королем, потом женился на Велейне (имя и впрямь дурацкое), и родился у них сын. Назвали сына Эдуард. Затем она пыталась снова родить, но безуспешно; родами второй девочки она и умерла. Правит сейчас Гедеон, наследник — Эдуард. Понятно?

— Понятно. И катают его на пони.

Мы рассмеялись.

Капуста, дурачок и словоохотливая крестьянка остались позади, а мы продвинулись вперед настолько, что стали видны шпили и башни Валедо, столицы королевства Невиан. Рэд впал в восторженное состояние, и я не решился спускать его на землю раньше времени, поэтому до самых ворот молчал, переваривая услышанное. Но, когда мы заплатили въездную пошлину (как не везущие никаких товаров, мы были обязаны дать двойную сумму), я дернул ученика за рукав рубахи.

— Никаких гуляний, пока не устроимся. Поворачивай направо, Оглобля. Если тот трактир еще стоит, я хотел бы остановиться в нем.

Рэд с неохотой дернул вожжи — впереди, на площади, в которую упиралась улица, начинающаяся от Южных ворот, уже разворачивали шатры актеры и циркачи, — и мы свернули в проулок, едва вместивший в себя нашу отнюдь не большую телегу. Минут через десять, я, завидев искомое, радостно гикнул.

'Улыбающийся кот'! Не сгорел, не погорел, не развалился, не разграблен — я обрадовался трактиру, как старому другу.

— Когда мы давали представления в столице, то останавливались именно тут. — Пояснил я Рэду причину моей радости. — Еще неподалеку располагался бордель… как же он назывался… 'Певчие птички', точно! Не чета Дор-Надирской 'Селедке', конечно, но тот высший класс, такие девочки… Но и 'Птички' были хороши, особенно тем, что стояли впритык к трактиру. Глянь, я снимал комнату во-о-он там…

Я ткнул пальцем в малюсенькое окошко под самой крышей. Рэд только кивнул безо всякого интереса, между тем всякий мужчина, чувствующий свое родство с мартовскими котами, сразу заприметил бы преимущества этого окошка. С подоконника было легче легкого спрыгнуть на соседнюю крышу, а оттуда на соседнюю, а там прямо в окно борделя, минуя вышибал и необходимость платить за ночи любви. 'Эх, холодный ты чурбан, Рэд, я и в пятьдесят лет', - подумал я, — 'с товарищами такое закатывал… А ты глазки наездницам строишь…'. Но я смолчал, не желая обидеть его. И — кто знает, — может, в глубине его души кипят страсти, недоступные мне? Я то свои всегда выплескивал наружу…

Мы притулились около входа в трактир, и я бухнул кулаком в дверь. Оттуда выскочил парнишка, и, увидев нашу телегу, перегородившую улицу, мученически застонал.

— Плачу серебряную, — тут же поспешил успокоить его я, — если уберешь эту колымагу с глаз долой.

И кинул ему монетку. Он сверкнул глазами и весело попрыгал на одной ножке к Громобою, величая его 'толстой мордой' и 'нечесаным великаном'. Тому, как ни странно, понравились эти клички, и он дружелюбно ткнулся губами в лицо мальчику. Я подтолкнул Рэда к двери.

Внутри трактир ничуть не изменился — те же прокопченные балки, низенькие столы, скамьи и много дыма от очага и факелов. Мы уселись и заказали по пиву — промочить горло. И тут я в очередной раз убедился, что мой ученик думает медленно, но неотвратимо.

— Так вы ходили в бордель в Хавире?

— Ну да, и не только там, — похвастался я, не понимая еще, к чему клонит Рэд, — невианские я почти все объездил, пока с актерами…

— Ну вот… — сокрушенно выдохнул Рэд с такой силой, что пена с его кружки улетела в противоположный конец полутемного зала.

Тут до меня дошло, что он собирается сказать, и я спрятал лицо за кружкой пива, благо они все так же впечатляли своим размером.

— А мне вы запретили…

— Ходить в бордели? — попытался пошутить я. И даже в неверном свете факелов разглядел, что Рэд покраснел.

— Ну… я… это. Вы понимаете…

— Я-то, конечно, понимаю, — пробурчал я. И я действительно понимал — то, что пришла пора говорить с учеником откровенно. Это решение пришло ко мне внезапно, можно сказать, я начал уже наматывать ложь на язык, чтобы потом, как фокусник, выпустить ее изо рта цветными ленточками, но тут… понял — пришло время. Поймет ли Рэд? Я не знал.

Ученик мой терпеливо ждал, сосредоточив усилия на том, чтобы согнать краску с лица.

— М-м-м, скажу тебе прямо, мальчик мой. Я старался исключить у тебя всякие привязанности, кроме привязанности к моей персоне. Понимаешь, магия не намазана медом, иногда она страшит… Причем сильно; поверь, два раза я чуть было не бросил… место, где учился. Некоторые знания… опасны сами по себе, а еще более они ужасают своей правдивостью и… Словом, я хотел, чтобы у тебя некоторое время не было никаких отвлекающих факторов, вроде семей или влюбленностей, — я говорил все быстрее, словно стремясь заполнить пустоту, повисшую между нами, — потому что магия все же стоит того, чтобы ради нее претерпеть некоторые… страхи. И я хотел, чтобы ты отдался обучению целиком и полностью, до тех пор, пока…

Я замолчал, вглядываясь в его лицо. Пауза становилась все невыносимее.

— Я надеюсь, мой мальчик, что у тебя хватает ума не обижаться на меня, потому что это…

— Я же поклялся своими Богами оберегать вас и сопутствовать вам, куда бы вы ни направились, — прервал меня Рэд. Он позабыл о пиве, и оно грустно пузырилось в кружке. — И даже если бы я не клялся, я бы никогда не оставил вас. Даже… даже ради семьи. Вы же и есть моя семья.

Проклятая сентиментальность… я чуть не заплакал от собственной дурости. Крякнул, взял себя в руки и уж было открыл рот, чтобы попросить прощения у ученика, как тут в трактир ввалилась большая толпа, шумно требуя хозяина и пива. 'Вот так незадача', - подумал я, — 'Самое неподходящее время, а я так хотел сказать ему…'

Но додумать свою мысль я не успел, как не успел предложить Рэду подняться в комнату. Один из вопящих развернулся в нашу сторону, ища взглядом место, куда смогли бы уместиться все его товарищи, и тут же подавился воплем, ткнув в нас пальцем.

— Воры! — раздался визг, и все присутствующие — и только что зашедшие, и те, кто сидел до того тихонько в уголочке, и хозяин, выглянувший из кухни поинтересоваться, что за крики — все уставились на нас.

— Воры! Грабители! — вопящий кинулся к нам, и я узнал рыжего укротителя полудохлых львов, Нута. — Лови их! Стража! Лови их!!!

— Вообще-то мы никуда не убегаем. — Я не старался перекричать его, но меня услышали все. Спасибо подмосткам и тем годам, что я провел на них. Голос мой с низким звоном прокатился по зале и забренчал стаканами на стойке. — И я Вас впервые вижу, любезный.

'Пускай докажет, что я украл что-то. Свидетелей не было', - повторял я про себя, — 'свидетелей не было…'

— А я тебя нет! — Рыжий парнишка аж приплясывал на месте, брызжа слюной. И куда девалась его угодливость? — Ты украл у нас джинна! Он стоит… он стоит…

— Он стоил дорого. — Вмешался пожилой жонглер, отодвигая рыжего в сторону. С абсолютно непроницаемым лицом он стал перед нами, возвышаясь, как башня, засунув руки за пояс. — Я лично выложил за него тысячу золотых.

'Да ты за всю жизнь и в десять раз меньшей суммы не видел, пустобрех', - чуть не сказал я, но вовремя прикусил язык. Рэд же молчал, он просто пялился в стенку, казалось, безразличный ко всему. Выпутываться он предоставил мне, что в свете нашего с ним разговора мне ой как не понравилось.

— Я еще раз повторяю, что понятия не имею, о чем вы. Какой джинн? Что за ерунда?

Подошел трактирщик, перекинул полотенце на плечо и поинтересовался:

— Об чем дело?

— Этот старик и его сын… или внук… или кто там он ему, неважно — они украли у нас ценную вещь.

— Ну, пусть вернут, — пожал плечами хозяин 'Улыбающегося кота', привыкший в стенах своего заведения к гораздо более криминальным историям, чем обирание странствующих циркачей.