Владимир Поляков - Моя сто девяностая школа

• Название: Моя сто девяностая школа
• Автор: Владимир Поляков
• Жанр: Юмористическая проза

В это книге лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия - сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.

Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени. Ее страницы окрашены то мягким юмором, то светлой грустью, то болью за рано ушедших из жизни друзей.

---

– Никого я не меняла, и оставь, пожалуйста, меня в покое.

– Тебя, значит, в покое, а мне беспокоиться?

– Разве у нас мало девочек, которых можно позвать в кино?

– Я не считал, – сказал Леня. – У меня есть другие дела.

И, уничтожающе посмотрев на Нюру, пошел в кабинет сортировать кварцы и полевые шпаты.

ТРАГИЧЕСКАЯ ПОКУПКА

Время было трудное. Хлеб выдавался по карточкам, и он мало походил на хлеб. В нем попадались куски соломы, какие-то сучки и еще бог знает что. В магазинах ничего не было, и жильцы нашего дома пускались на разные хитрости, чтобы обеспечить себя какойто пищей. Адвокат Усольцев держал в кухне кур, которые кудахтали на весь дом, но упорно не хотели нестись. Бухгалтер Тютин воспитывал в своей комнате поросенка. У кассирши Зеленчеевой жила в ванной утка, и все ей завидовали (не утке, конечно, а кассирше).

Однажды отец вернулся со службы позднее обычного и на вопрос мамы: "Где ты был?" – ответил:

– Я покупал козу.

– То есть как? – изумилась мама.

– Очень просто. Узнал, где продается коза, и купил.

Она, конечно, еще маленькая, но через два-три месяца она начнет давать молоко. А молоко необходимо Володе, да и тебе, Анюта. Будем теперь все пить молоко.

Я был в восторге. У нас будет своя коза. Здорово!

– Но тебе, Володя, придется уделять ей внимание.

Козу надо пасти на травке. Трава – это ее питание. Будешь приходить из школы и ходить с ней на Стрельнинскую улицу. Там, в конце улицы, есть что-то вроде запущенного садика, и в нем много травы. Придется гулять с ней по часу в день.

– Хоть по два! – радостно закричал я и тотчас же представил себя в роли пастуха, с хворостиной в руках. – Я буду изучать ее, – оказал я, – буду записывать ее поведение и, может быть, даже напишу статью в нашу классную стенгазету: "Козы и их разведение в средней полосе России".

– Завтра я ее приведу, – сказал папа.

– А как мы ее назовем?

– У нас в Нахичевани, – сказала мама, – была коза по имени Мурка.

– Очень хорошо, – сказал папа, – мы ее так и назовем.

Утром в школе только и было разговоров о моей козе. Селиванов даже предложил привести ее на урок зоологии.

Все мне страшно завидовали и предлагали помочь пасти.

Окончились занятия, и я бегом кинулся домой. Только я прибежал, пришел папа. Он тянул на веревке черную маленькую козочку с небольшими серыми рожками. У нее были маленькие карие глазки, жиденькая бородка и крохотное белое пятнышко на спине.

– Наша молочная фабрика! – шутил папа.

– Очень симпатичное животное, – сказала мама, – но у меня нет уверенности, что у нее будет молоко.

– Почему это нет уверенности? Что это за вечные сомнения? – рассердился отец.

– Мне так кажется, – сказала мама.

– Почему это тебе так кажется?

– Потому что это козел, – сказала мама.

И действительно, выяснилось, что это козел.

Папа был страшно смущен.

– Пойду отдам его обратно, – сказал он. – Пусть возвращают мне деньги.

Я заплакал. Мне очень понравился козлик, и я ни за что не хотел с ним расставаться. Я умолял оставить его, доказывал, что с козлом я буду лучше учиться, клялся, что у меня будут только отличные отметки, уверял, что козел будет оказывать на меня хорошее влияние.

Мама приняла мою сторону.

– Тебя надули, – сказала она отцу, – но козлик не виноват. Пусть он останется.

– А как мы его будем кормить? – спросил отец. – Мы и сами плохо едим, а тут еще козел…

– А как ты думал его кормить, когда считал, что он коза?

Это было убедительно, и отец согласился.

Имя козлу оставили Мурка и поселили его в крохотной кладовой за кухней.

Мама напоила его молоком, которое заняла у соседей, и дала ему хлебную корочку. Мурка все съел. Видимо, он был голоден.

Соседи по лестнице посмеивались над нами, а инженер Харитонов из десятой квартиры говорил:

– Роскошно живут эти Поляковы! Люди не знают, как прокормить себя, а они завели козла!..

Я быстро подружился с Муркой. Ему нравилось ходить со мной в садик, на травку, и он чувствовал, ч го я люблю его, и платил мне взаимностью. Хорошо было в садике. Желтели, как маленькие солнышки, одуванчики у разломанного забора, тянулись тоненькие, почти прозрачные пастушьи сумки, и капельки росы сверкали на удивительно зеленой траве.

Мурка медленно прогуливался и жевал сочные листья подорожника. А я нежно подгонял его прутиком, а то садился на камень у калитки и пытался учить уроки, глядя одним глазом в учебник, а другим следя за козликом.

Однажды в школе Вадька Попов сказал мне:

– А что, если я сегодня пойду с тобой пасти твоего Мурку? Ты дашь мне поводить его за веревочку?

– Конечно, – сказал я. – Что за вопрос! Пожалуйста.

И мы пошли ко мне домой.

Я вывел из кладовки козленка, мы вышли вместе из парадной нашего дома, перешли Большой проспект, вышли на Стрельнинскую улицу, я передал веревочку Вадику, и Вадик торжественно повел Мурку, гордо поглядывая на прохожих. Гуляли мы втроем – Вадик, Мурка и я – часа полтора, а потом повели Мурку домой. И тут Вадька нашел ржавый железный обруч от бочки и привязал его к Муркиной веревке.

– Зачем ты это делаешь? – спросил я.

– Увидишь, как он сейчас покатит обруч, – ответил Вадька.

Он поставил обруч, Мурка пошел, и обруч покатился за ним. Но, наехав на лежачий кирпич, обруч упал, звякнул, и испугавшийся Мурка подскочил и помчался.

Испуганный козел мчался по Стрельнинской улице, за ним громыхал по плитам тротуара обруч и приводил козла в исступление. Мы бежали за ним.

– Мурка! Стой! – кричал я. – Мурка!..

Но козел ничего не слышал и не видел. Пригнув голову, он мчался по тротуару, и встречные прохожие шарахались в сторону. Козел выбежал на Большой проспект и помчался по мостовой, навстречу трамваям и сигналившим автомашинам.

Вадька, бледный как полотно, бежал за ним и что-то кричал. Я думал, что у меня выскочит сердце, так я бежал за ними.

Громыхание обруча заглушало звонки трамваев.

Появился милиционер. Он ринулся за козлом. Догнал его перед самым носом трамвая, наступил сапогом на обруч, и Мурка остановился.

Подбежали мы с Вадькой.

– Чей козел? – спросил милиционер.

– Наш, – сказал я. – Наш козел.

– Что значит "наш"?

– Значит, мой, – сказал я. – Моего отца…

– Ну вот, пусть отец и приходит за козлом в милицию. В шестнадцатое отделение. И еще штраф уплатит за нарушение козлом правил уличного движения. Где это видано? Трамвай остановил, граждан пешеходов перепугал. Может, он бешеный, ваш козел…

– Он нормальный, – сказал я, – вполне нормальный.

– Значит, вы ненормальные, – сказал милиционер.

– Отдайте нам козла, – умолял я, – он больше не будет!

– А кто ему обруч привязал?

– Это я привязал, – сказал Вадька. – Я хотел поиграть с ним.

И милиционер взялся за веревку, отвязал обруч и повел козла в милицию.

– Ты не виноват, – сказал Вадик. – Это была моя идея, и я пойду с тобой к твоему отцу.

Мы пришли домой, и Вадька честно рассказал папе все как было.

– Очень грустно, – сказал отец и пошел в шестнадцатое отделение милиции.

Там он уплатил штраф, и ему вернули козла, но папа не повел его домой, а отдал дворничихе в своей поликлинике. Она жила за городом, у нее были две козы, и козел ей был очень кстати.

А я рыдал, наверно, неделю. Я всерьез переживал разлуку с Муркой. Ведь у меня даже не было его фотографии.

ПИКОВАЯ ДАМА

"Ночью и днем, все об одном… Ах, истомилась, устала я!.." Вы, наверно, думаете, что это ария Лизы из оперы "Пиковая дама"? Это верно. Но поет ее не Лиза у Зимней канавки, а произносит мама Шуры Навяжского, которая устала убирать за нами и наводить порядок в своем доме. Дело в том, что Шура и я при активном участии Шуриной сестры Лели, ученицы театрального института, решили поставить "Пиковую даму". В квартире шьется занавес из двух простынь, сооружаются костюмы, Шурка тащит из платяного шкафа мамины платья, а я мечусь по квартире и кричу:

"Тройка, семерка, туз!.." Я играю Германна, а Шурка – старую графиню. Девочек мы не звали, поэтому Лизу мы из сюжета ликвидировали, а Томского совместили с гусаром Суриным и мечущим банк Чекалинским. И вообще это уже не опера, а самая настоящая драма.

При чем тут любовь? – подумали мы. И зачем травмировать Лизу? Пусть живет. Самое главное – желание Германна стать богатым и выиграть три раза подряд.

"Три карты, три карты, три карты!.."

Поэтому рассказ Томского – он же Чекалинский – он же Сурин – о колдовской силе старухи графини, так сказать: "Однажды в Версале о жю де ля рен", покушение на графиню и ее убийство Германном, для чего необходим пугач, шикарно стреляющий пробкой; игра в карты, появление призрака старухи и смерть Германна с эффектным падением на пол. Тут тебе и Пушкин, и Чайковский, и есть в чем себя проявить.