Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона.

• Название: Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона.
• Автор: Роберт Грейвз
• Издательство: ТЕРРА - Книжный клуб
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-02057-5

Роберт Грейвз (1895–1985) — крупнейший английский прозаик и лирический поэт, знаток античности, творчество которого популярно во всем мире.

В четвертый том Собрания сочинений включены роман о великом английском писателе XVII в. «Жена господина Мильтона», а также избранные стихотворения Р. Грейвза.

Перевод с английского О. Юмашевой.

Комментарии А. Николаевской.

---

Он имел в виду, что если его увенчают аралией, то следующим почетным венцом для него станет плющ или лавровый венок — за драматическую поэзию.

С Транко муж обращался хорошо. За несколько месяцев до моего возвращения он узнал, что Джейн Ейтс обманывала его и поворовывала постельное белье, посуду, и к тому же выяснилось, что она продала некоторые книги из его библиотеки. Муж ее выгнал, хотя и не отдал под суд, потому что об этом попросил его отец. После этого экономкой у него была миссис Кэтрин Томсон. Вела она хозяйство не очень хорошо, но была честной женщиной, и наконец Транко воцарилась у него в кухне. Он стал ей неплохо платить, когда понял, сколько денег она ему экономит каждый месяц, мудро ведя хозяйство. Ему нравилось, как она разнообразила простую пищу. До того как она стала хозяйничать у него на кухне, самые храбрые из его учеников в открытую жаловались на плохую пищу.

Вдова Веббер отнеслась ко мне хорошо, как к дочери. Ее дочь после того как Ридинг взяла армия парламента, переехала с мужем в Эксетер. Господин Кристофер был в то время специальным уполномоченным короля по конфискации поместий членов парламента. Сама вдова тайно поддерживала Его Величество и поэтому была очень добра ко мне, зная, что наше семейство придерживается тех же самых взглядов. По поручению мужа она меня никуда не отпускала без себя, и я даже не могла сходить к булочнику, который жил за четыре дома от нас. Но она всегда была мила со мной, и поэтому я не жаловалась. Когда мы с ней отправлялись на прогулку, она часто брала меня с собой в гости к милым людям. Они жаловались, что Лондон стал тоскливым городом: никаких театров, скачек, нигде не травили медведей и не ставили пьесы в стихах, за городом убрали Майские Шесты. Церкви стали мрачными, как тюрьмы. Нельзя было полюбоваться яркими материями в текстильных лавках, фаэтоны исчезли из Гайд-парка. Лондон вымирал после девяти часов вечера. У меня не было совершенно никаких денег, не на что было купить себе цветную ленточку, которую мне потихоньку предлагал уличный разносчик. Церковь тогда запретила и прокляла все красивые и яркие украшения.

Муж мой приходил к нам почти каждый день и обычно приносил книги, которые, как он считал, я должна была прочитать. Он беседовал со мной, но ни разу не провел со мной ни одной ночи. Мне казалось, что он несколько смягчилась во взглядах на то, как муж должен обращаться с женой.

— С женой, — говорил он, — не следует обращаться как со служанкой. Нет, жену надо вежливо ввести в империю ее мужа. Конечно, жена не ровня мужу, но она может стать его отражением и даже льстить ему.

Он написал в книге, что если жена превосходит мужа в мастерстве и умение, что ж, пусть более мудрый руководит менее мудрым. Если муж это признает, тогда все будет в порядке.

Пока я жила с вдовой, я узнала печальную весть, что капитан сэр Томас Гардинер, муж леди Кэри, погиб в засаде рядом с Айлсбери. Леди Кэри ждала ребенка, и все родственники мужа надеялись, что у нее родится мальчик, чтобы род продолжался, но родилась девочка, и Гардинеры обвиняли бедную леди Кэри в том, что она их подвела.

Снова после перерыва в несколько месяцев был осажден Честер. Но Мун продолжал яростно сопротивляться и удерживал город под властью Его Величества короля. В сентябре принц Руперт сдал город Бристоль генералу Фейерфаксу, и король был этим ужасно удручен. В тот же месяц Его Величество направилось на помощь Честеру, и потерпели поражение под стенами города. Гарнизону приходилось очень трудно — не было пороха и провианта, но сэр Мун не сдавался, и вдова Веббер и ее друзья очень хвалили его за выдержку и упорство. Потом до меня дошли слухи, что Мун женился, но никто не мог сказать, кто же его жена. Мне стало очень грустно от этих новостей, но я, разумеется, ничего не могла поделать. Мне казалось, что его женой стала Долл Лик.

За день до того, как я переехала в новый дом мужа в Барбиконе, мне приснился Мун. Мун лежал один на постели, грустно посмотрел на меня и спросил: «Милая, неужели ты надеешься стать счастливой? Как я могу быть счастливым? Но мы еще встретимся, несмотря ни на что, и будем счастливы вместе».

Я не стану подробно описывать первую брачную ночь. Но должна отметить, что муж не забыл ничего из того, что было раньше приготовлено для меня. Он даже позаботился о золотой пудре на покрывале. Моя матушка, наверно, была права, говоря, что мужчины девственники должны жениться только на вдовах. Но он сумел мною овладеть, и я не сделала ничего, что бы могло его прогневить. Муж был таким эгоистом, что не заметил отсутствия во мне любви к нему, когда я ему покорилась. Господин Мильтон приказал мне молчать, пока он дарил мне ласки, чтобы я неловким словом не спугнула его желание и не нарушила священный обряд, где он был священником, а я немой жертвой.

Хватит об этом. Вскоре я забеременела, и тогда он перестал ко мне прикасаться, и я спала отдельно. Он мне приказал ради любви к нему вести новый и странный режим жизни.

Ночью я спала на соломенном матрасе, а не на пуховой перине, ела простую пищу и мылась только холодной водой, читать я могла только те книги, где описывались битвы и суровые испытания. Он сделал из моей спальни оружейную, развесив кругом сабли, пики и пистоли. На стенах он повесил красные драпировки и вокруг разместил множество гербов. Джон Мильтон часто ходил со мной смотреть военные упражнения на Поле святого Мартина. Все эти странности происходили у него не от отсутствия доброты, а потому что у него в голове зрела новая идея.

Он считал, что подобные вещи помогут зачатию сына, и мальчик родится смелым и стойким, и впоследствии сделается великим главнокомандующим и тем самым сбудется старинное предсказание, переведенное с греческого на латынь во времена Клавдия Цезаря о том, что весь мир покорится британской расе. Предсказание начиналось словами:

Brute, sub occasum so lis,

и кончалось

…Ipis To tius terrae subditus orbis erit.

Это высказывание он четко написал крупными буквами на доске, прикрепленной к изножью моей твердой постели, и я волей-неволей выучила его наизусть. Нашего сына он собирался назвать Артур, и у моего изголовья висел шелковый флаг святого Георгия, на котором золотой нитью была вышита огромная буква «А». Я старалась ни в чем не перечить мужу, и результаты вскоре были налицо.

Барбикан был шумной улицей, но комната, где обучались мальчики, располагалась в задней части дома, и поэтому им во время занятий не мешали крики разносчиц рыбы или продавщиц пудинга, продавцов метел, пение уличных певцов и перебранка извозчиков и кучеров. Мне наконец доверили вести хозяйство. Муж был доволен и соизволил сказать, что Транко и я хорошо потрудились. Несмотря на то что сильно возросли цены на топливо и продовольствие, я смогла прилично содержать дом и снабжать нас всем необходимым. И тратить гораздо меньше, чем тратила Джейн Ейтс, делавшая вид, что экономит каждый пенни, и это несмотря на то, что сильно увеличилось количество членов семьи. Муж иногда делал мне небольшие подарки — кусок шелка спокойного цвета или хороший льняной материал на платье, когда наконец на свет появится ребенок. Один раз он даже подарил мне, чтобы я носила дома, серебряную брошь с гранатами в форме сабли. Но он никогда не позволял мне выбрать в лавках что-нибудь самой, кроме башмаков, чулок и нижнего белья.

Его ученики были очень милыми мальчиками и вскоре начали относиться ко мне, как к собственной матери. Генрих Лоуренс и Сирияк Скиннер, внук сэра Эдуарда Коука, юриста, и юный граф Барримор нравились мне больше всех. Муж учил их искусству сражения на саблях и показывал приемы борьбы, и иногда отправлялся с ними на экскурсии или занимался греблей на реке. Он стал меньше пользоваться линейкой, чтобы наказывать провинившихся учеников с тех пор, как снова начал жить со мной. У нас были очень приятные соседи, среди них граф Бриджвотер, бывший президент Уэльса, в чьем замке в Ладлоу была поставлена пьеса мужа в стихах «Комус». Вместе с графом жила его дочь, леди Алиса Элджертон. Она была настоящей леди. И с ними жил Томас Элджертон, его сын. Они неплохо относились ко мне. В Барбикане также проживал музыкант господин Генрих Лоуз, сочинивший музыку и исполнявший роль Тирсиса в той же самой пьесе. Он был милейшим, внимательным и уважаемым человеком, и муж посвятил ему сонет: «Гарри, твоя мелодичная и приятная музыка…» Так что мне приходилось слушать много музыки в то время. Но муж не позволял мне присутствовать, когда исполнялась мягкая, приятная музыка. Он мне заявил, что ради неродившегося сына я должна слушать военные марши, которые станут возбуждать и стимулировать его характер. Он решил, что наш ребенок должен родиться в конце июля, под знаком Льва, который помогает прославиться офицерам, как ни один из небесных знаков.

Сонет господину Лоузу появился слишком поздно, и его не включили в сборник поэм, опубликованный в 1646 году. Но среди других сонетов я обнаружила один, посвященный дочери доктора Дэвиса, хотя там не упоминалось ее имя. В нем говорилось о чистой девственнице, отринувшей непорочный путь и отправившейся по дороге, ведущей к разрушению. Автор обещал женщине только место на брачной церемонии, когда жених распрощается со своими милыми друзьями, чтобы вкусить блаженства в полночь, и поэтому я не обижалась на это стихотворение. Муж, когда писал сонет, придерживался странных примет и обычаев. Прежде всего, он мылся с головы до ног и надевал чистое белье и лучший камзол, но без шпаги. Потом он брал чашу с чистой водой и входил в комнату, которую предварительно приказывал чисто вымести, и там стояли только стол и стул. Мильтон запирал дверь и приказывал сохранять абсолютную тишину. Там, верно, он выпивал воду и приступал к работе. На двери комнаты висел лист бумаги, где в лавровом венке было написано имя Музы Каллиопы, кому он обещал служить.