Александра Лосева - ДОМ ПОЛНОЛУНИЯ

• Название: ДОМ ПОЛНОЛУНИЯ
• Автор: Александра Лосева
• Жанр: Ужасы и Мистика

Данное произведение представляет собой психологический триллер с элементами мистики. Оно повествует о двух людях, погрязших в своем одиночестве настолько, что оно обретает телесную форму и воплощается в Здании обладающем разумом, изобретательностью, злой фантазией. Возможно встретившись они смогли бы победить Здание и выйти из него, но встреча так и не происходит. Книга написана от первого лица с женской и мужской точки зрения. Является ли финал книги выходом из Здания предстоит решить самим читателям. Авторы не ставят точку, скорее вопросительный знак.

---

Наверное, там, в далекой светлой комнате сидит она – та, чью пожелтевшую фотографию я нашел однажды на стене в комнате, которая на следующий день выгорела на очередной Черной Свадьбе. У нее длинные волосы и серые глаза, которые в темноте зеленеют, и легкие пальцы, и серебристый смех. Сейчас она сидит в углу на пружинной кровати, поджав ноги к подбородку и обхватив колени руками, сидит и смотрит, как за окнами день превращается в ночь. Она еще не знает, что я есть. А я есть, я иду. Я войду и скажу: «Здравствуй. Ничего не бойся, мы победили». Вот так. Сразу – мы. Только бы успеть добежать.

Вот я и на нужном этаже. Забежал в комнату, выглянул в окно – свет все также горел, и я точно разглядел, что в глубине комнаты кто-то двигался. А передо мной еще длинный, очень длинный коридор. И я побежал снова. Двери, двери, двери, повороты, темнота проемов и снова двери, двери, двери.

Я повернул за угол. В дальнем конце коридора из-под двери выбивался лучик света.

Ну, еще чуть-чуть!

Эй, это я.

То, что должно было быть криком, получилось хриплым шепотом. Но ничего. Я добегу, и все будет хорошо. Вот до двери десять шагов, восемь, пять. Как гремят мои шаги. Свет все не исчезал, и я кинулся на дверь всем телом, широко распахивая ее, навстречу тому, что ждет меня там.

За дверью были сумерки, мутное окошко, пружинная кровать в углу, кривоногий стол, тряпье на полу, в середине комнаты – почему-то два кирпича и куча пепла между ними. И никого. Только затихающий звук сбитого заполошенного дыхания, неужели это я дышу так громко?

С минуту я стоял, ошалело оглядываясь, а Дом праздновал очередную шутку далеким перестуком капель, шорохом и скрипом, похожим на смех. Он снова выиграл.

Я не сказал ни слова. Не ругался, не колотил кулаками по стенам. Он плюнул мне в лицо, он подловил меня. Но я промолчу. Я молча закушу губу, развернусь и спокойно уйду.

Я так и сделал. В тот же вечер я отыскал на пятнадцатом этаже давно примеченную подсобку. Там на полках, кроме всего прочего, была бутылка с какой-то жуткой технической дрянью. Я выпил всю бутылку прямо из горла, сначала закашлялся, но потом пошло легче. Стены поплыли, ноги стали гнуться и идти совсем не туда, зато в голову пришло радостное состояние отупения и непонимания, которое обернуло меня, как одеяло. Наверное, не доживу до утра, потому что это явно технический спирт, пусть, все равно.

Я заполз в какую-то комнату, еле-еле влез на кровать и попытался закрыть глаза, но они то и дело открывались сами по себе, а перед ними танцевали стены. Потом кровать подо мной стала качаться, словно плыла по морю, а комната закружилась, и я удивился, почему после всех этих приключений меня не вырвало, и это не замедлило произойти. А потом я провалился куда-то в темноту, где тысячи радиоточек наперебой орали мне в уши.

– Послушай, послушай, – голос ворвался в мою темноту откуда-то сверху, и я понял, что вовсе не умер, а лежу на чем-то лицом вниз, у меня раскалывается голова, во рту сухо, тошнит, глаз я открыть не могу, и при этом кто-то дергает меня за рукав.

– Послушай, ты не знаешь, где моя мама?

Меня подбросило от неожиданности. Надо бы изловить остатки сознания, но, похоже, они для меня слишком шустры. На секунду мне удалось приоткрыть глаза, но там был туман, и только что-то выдвигалось из него, то приближаясь, то удаляясь, рассыпаясь на тысячу кусков и вновь собираясь в нечто невообразимое.

Мама. Ну вот, я наконец-то сошел с ума. У меня бред. Наверное, ко мне возвращается память.

– Послушай, ну, пожалуйста, не лежи так, помоги мне, ну, пожалуйста, мне страшно, ну, не лежи так…

Голос был детским, перепуганным и слабым. Кто-то снова подергал меня за рукав, настойчиво и умоляюще. Я предпринял героическое усилие, способное сдвинуть стотонную глыбу, но его хватило только чтобы повернуть голову и еле-еле приоткрыть глаза. По ним рубанул свет, до того противный, что и сказать невозможно, с ним в голову воткнулся ржавый кровельный гвоздь боли. Но я не закрыл глаз.

Сначала вокруг были муть и туман, потом из него показались четыре фигуры, и не разглядеть, каких. Потом их стало две. Я поморгал, и передо мной осталось одно туманное нечто, но я все никак не мог сфокусироваться, в голове был цемент. Оказалось, что я лежу на кровати с пружинным матрацем мордой в луже блевотины. Я попытался приподняться, получилось это у меня гораздо хуже, чем я хотел. Я оперся на правую руку, а левой вытер лицо.

– Ты ведь меня не бросишь, правда? Ты хороший, я знаю. Мне так страшно, правда. Отведи меня к маме, пожалуйста.

Я стал различать контуры предметов. Комната была самая обычная. А прямо передо мной стояла девочка лет шести-семи, с косичками и в зеленом платьице. У нее было заплаканное лицо и огромные очки. На шее болталось простенькое ожерелье из белых, красных и зеленых бусин. Мне вдруг стало остро стыдно, потому что, кем бы она ни была, от моего нынешнего вида ей не станет ни легче, ни веселее.

– Как здорово, что я тебя нашла, – сказала она и еще раз подергала меня за рукав. Я ничего не смог ответить и только смотрел ошалело. Я ничего не понимал. Нет, будем думать, что это бред.

– Помоги мне, пожалуйста, – сказала она и протянула мне руку. Я машинально подал ей свою. Ладонь у нее была горячая и потная. Я смотрел на нее, все никак не решаясь поверить, а она болтала без умолку.

– Понимаешь, сегодня мы с мамой были в парке, мы там кормили уток, там утки замечательные в пруду, пруд не замерзает, и там все время утки, вот, а потом мы пошли домой, и я все время держала ее за руку и только на минутку отпустила, и тут же потерялась. Я ее стала искать, и уже почти нашла, а потом я шла мимо одного двора, и мне показалось, что она там и зовет меня, и я побежала к ней туда, во двор, но это была совсем не мама, это был он, – тут девочка всхлипнула и кивнула куда-то в сторону двери. – А потом оказалось, что я здесь. Это все он, правда? Это ведь он так сделал, да?

Она явно ждала ответа. Я для нее был большой и сильный.

– Правда, – выдавил я, и получилось мерзкое хриплое мычание, но ее это вполне устроило.

– И он тоже был здесь, и погнался за мной, по лестнице, а потом по коридору. Но я спряталась здесь, он ведь сюда не войдет, правда?

Тут до меня почти дошел смысл происходящего, но как-то не до конца. Одно я понял точно – не выношу, когда плачут дети. Она готова была снова расплакаться, а значит, надо что-то делать. Если я буду вот так валяться пень пнем и мычать, она точно заплачет. И я сделал еще одно титаническое усилие.

– Он? – спросил я, на этот раз уже более внятно.

– Он, ну да, он. Он там, – она снова кивнула на дверь, за которой был темный коридор. – Но он сюда не войдет, он тебя боится. Он темный и весь как паутина, он за мной гнался, притворился мамой и гнался, но я его узнала, у него глаза, как у вареной рыбы.

Я окончательно уселся, выяснилось, что меня бьет заметная дрожь.

– Пойдем, мне надо к маме, выведи меня, пожалуйста, там надо через коридор, а я одна боюсь.

Я поднялся, отчего комната сразу завертелась, и пришлось схватиться за спинку кровати. Нужно было идти. Неизвестно, куда, а точнее, в никуда, неизвестно, как, а точнее, никак, но идти надо. Я взял ее за руку и проговорил:

– Ну, пошли к маме.

Если там, в коридоре, и правда кто-то есть, а почему бы ему там не быть, то топор очень даже пригодился бы – устало подумал я, но вспомнить, куда же я его забросил, оказалось совершенно невозможно, да и толку от него в моем нынешнем состоянии… Может, им бы мне и раскроили череп. Я представил себе существо, сотканное из паутины и темноты, которое стоит в коридоре и поджидает меня, чтобы треснуть по голове чем-нибудь тяжелым, и хмыкнул. Очень может быть.

Мы направились к двери. Я держал девочку за руку и тупо смотрел прямо перед собой, пытаясь определить, что сейчас, день или ночь. В комнате было вроде бы светло, зато в коридоре стоял непроглядный мрак. Она все время что-то рассказывала, иногда я пытался понять, что именно, но все терялось в головной боли. Мы идем искать ее маму. Вот сейчас мы продефилируем по коридору пятнадцатого этажа, упремся в стену, повернем назад, а потом тварь, которую можно узнать по глазам, выпустит нам кишки. Великолепно. Но я не остановился.

– Не бойся, – выговорил я. – Все будет хорошо. Мы найдем твою маму.

– А я и не боюсь уже, – сказала она и прижалась ко мне. – Мне с тобой не страшно.

Я держался за стену правой рукой, чтобы не упасть в темноте, левой сжимал ладонь девочки, и мы ковыляли.

Почему она мне верит? Ну почему именно мне? Как можно мне верить, если я сам себе не верю? Зачем она хочет вырвать меня из привычного равнодушия к себе и ко всему остальному? Я живу по привычке. Наверное, это от страха и одиночества. А теперь, когда я держу ее за руку и куда-то веду, мне приходится заново учиться, пусть не надеяться, но верить в себя. Неужели во мне все-таки что-то осталось? Что-то, о чем я сам не догадываюсь? Я представил ее глаза, серые, печальные, за толстыми стеклами очков, и сказал: