Александр Клюев - Свобода от смерти

• Название: Свобода от смерти
• Автор: Александр Клюев
• Издательство: «Пилигрим-Пресс»
• Жанр: Философия

---

Матисс, Марке, Дерен, Руо, Вламник и другие представители фовизма обыгрывали в сжатой форме и причудливых красках довольно примитивные эпизоды.

Кубисты (Пикассо, Брак, Грис, Гуттузо и др.) изображали элементарные мотивы предметного мира, используя причудливые комбинации различных геометрических форм и объемов и крайне аскетичные цвета.

Зачинателями футуризма («искусства будущего») в живописи были итальянские художники Карра, Северини, Прамполини и др. Футуристы, яро отрицая художественные традиции, декларировали ценности грядущего мироустройства, упиваясь урбанистическими и технократическими сюжетами, воспевая социальные катаклизмы. Как технические приемы футуристы использовали весьма своеобразные средства — вибрационное умножение контуров, деформацию фигур, резкие цветовые контрасты, всевозможные оптические эффекты и пр.

Экспрессионизм («обостренное выражение»), как кризисная психологическая форма выражения жестких бунтарских и апокалиптических настроений субъекта, — своеобразная визитная карточка современного творчества.

Один из предшественников экспрессионизма, Винсент Ван-Гог, стал творческим предтечей эпохи неотвратимого погружения человечества в бездны подсознания. Его работы, особенно последнего периода жизни, болезненно насыщены физически ощутимым психоэмоциональным напряжением. Трагическая обреченность сквозит во всех его портретах и пейзажах. Последние годы жизни художник провел в лечебнице для душевнобольных, где и покончил жизнь самоубийством.

Наиболее мощным авангардистским направлением явился сюрреализм (сверхреализм). У истоков его стояли живописцы Эрнст, Мэн Рей, Дали, Дюшан и др. Сюрреалистическая живопись стала своеобразным плацдармом для творческого выражения идей фрейдизма, связанных с низшим витальным в их вульгарном варианте. В результате так называемого раскрепощения подсознания происходит высвобождение эротических, садистских и других психопатологических комплексов. Художники-сюрреалисты изливают на холсты свои грезы, свой бред, свое безумие в метафизической форме, в самом широком диапазоне — от вселенских масштабов до уровня микромира. Невероятные комбинации и смешения реальных предметов, отталкивающие и вместе с тем завораживающие сцены — все это в исполнении талантливых мастеров манит и в буквальном смысле вовлекает зрителя в орбиту художественного мира автора. Особенно преуспел на этом поприще художник и скульптор, выходец из России, американский гражданин Михаил Шемякин.

Магическая притягательность (не путать с подлинной симпатией) талантливых сюрреалистических работ кроется, как это ни парадоксально, в их невероятной психовибрационной гармонии, но это не интегральная гармония, а гармония вибраций низшего порядка (не образов — образ просто символ для их выражения!). В лучших сюрреалистических работах бессознательно воспевается гармония разрушающей похоти, таящаяся в клетках человеческого тела со времен нашего далекого эволюционного прошлого.

Крупнейший представитель сюрреализма Сальвадор Дали был непревзойденным мастером нарочитого эпатажа. Владелец роскошных усов и огромного состояния, он смаковал бессмыслицу и вселенские кошмары. Дополняют личность художника его письменные откровения. Так, из его дневниковых записей известно, что каждое утро, сидя в туалете, он внимательно изучал форму, которую принимал его кал в процессе дефекации, и на основании этого делал прогнозы на текущий день… Думаю, дальнейшие комментарии излишни.

Принципиальный отказ от художественного изображения реальных предметов характерен для абстракционизма. Фактически это субъективно построенная комбинационная игра красок, линий и форм (а в скульптуре еще и разнообразного подручного материала), не имеющая никакого отношения к тому, что называется искусством. Создатели образцов абстрактного искусства (Кандинский, Делоне, Малевич и другие) дают своим шедеврам громкие названия и объясняют свои методы работы подсознательным автоматизмом, исходящим из глубин психики.

Абсолютная замутненность психики у людей, причисляющих себя к миру искусства, наиболее полно проявляется у художников-абстракционистов и ценителей их творений.

Архитектура. Несколько слов об архитектуре, которую называют еще застывшей музыкой или поэзией в камне. Как сказал однажды величайший российский зодчий В. Баженов, лучшие мастера-архитекторы в своем творчестве всегда стремились к тому, чтобы иметь главнейшие три предмета: красоту, спокойность и прочность здания. Действительно, истинные архитектурные шедевры сдержанно красивы по форме и непременно излучают (в буквальном смысле) внутреннее спокойствие. Это спокойствие воспринимается человеком как при созерцании архитектурного шедевра извне, так и при нахождении внутри него, причем сам шедевр может быть всего-навсего небольшим деревянным домиком.

Пройдитесь не спеша по территории Московского Кремля, по старой Москве в районе Арбата и Замоскворечья и легко в этом убедитесь. Совершенно особое чувство радостной гармонии вызывают живые (обновленные) церкви и храмы. В дореволюционной Москве на всех площадях и улицах возвышались купола церквей, стояли колокольни, монастыри, роскошные каменные особняки и деревянные домики-шедевры. Новой власти все это слишком не нравилось, и Москву обезглавили. «Шедевры» времен социализма — высотные здания и массивные каменные дома в гранитном обрамлении раздавили человека.

Современные архитекторы, широко используя стекло, бетон, пластик и металлы, создают или кричащие громады с вычурной геометрией, или однообразные безликие формы. И те и другие подчеркивают человеческую ничтожность и вызывают в сознании человека при их созерцании тревогу и подавленность.

Радостную гармонию и спокойствие остается черпать только из кое-где сохранившегося, но уже безвозвратно уходящего прошлого.

Классическая проза. Как показывают социально-психологические опросы населения, сегодня в мире лишь единицы обращаются к классической литературе. Россия читает в метро и в свободное от просмотра телепередач время, помимо политических и бульварных газет и журналов, отбросы зарубежной и отечественной беллетристики. В результате убивается всякая возможность хотя бы изредка задумываться о человеческом предназначении на этой земле. И что крайне прискорбно, триллеры, детективы и чтиво на сексуальные темы прочно вошли в круг чтения молодежи. Наблюдая все это, временами приходит мысль: лучше бы молодые люди вообще не умели читать.

Модные современные писатели, занимаясь в основном самолюбованием, смакуют человеческие глупости и несовершенства, изобретают новые литературные формы, что в сочетании с ремесленной красивостью слога и языковыми вольностями притягивает читателей.

В самом начале двадцатого века Л.Н. Толстой заметил, что «теперь успех в литературе достигается только глупостью и наглостью». Сегодня это особенно актуально.

В литературных произведениях раз за разом констатируются одни и те же человеческие ошибки и глупости, разыгрываются одни и те же трагедии — разнятся лишь имена и времена.

Чему же могут научить литературные классики? Наблюдательности. Благодаря ей возможно увидеть окружающую реальность во всей ее неприглядности. Читателям с утонченным сознанием наблюдательность дает возможность прочувствовать проблески прекрасного (в основном это касается природы и некоторых аспектов любви), для продвинутых в духе плюс ко всему — ощущение единства Всего Сущего.

Настоящая литература помогает открыть глаза, но ничему не учит — она, скорее, утверждает безысходность.

Я не отношусь к поклонникам Достоевского, но именно он, хотя и опосредованно, сформулировал роль и место литературы в современном мире, имея в виду форму воздействия на человеческое сознание. Вот его слова: «Только я один вывел трагизм подполья (человеческого подсознания. — Авт.) в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его… Что может поддержать исправляющихся? Награда, вера? Награды — не от кого, веры — не в кого. Еще шаг отсюда, и вот крайний разврат, преступление, убийство».

В этих словах — безысходность, но сам факт состояния человеческого сознания подмечен удивительно точно. Все, что сегодня происходит с человечеством, укладывается в диагноз, поставленный Достоевским.

«…Если б только могло быть, чтоб каждый из нас описал всю свою подноготную, но так, чтобы не побоялся изложить не только то, что боится сказать и ни за что не скажет людям, но даже и то, в чем боится признаться самому себе, то ведь на свете поднялся бы такой смрад, что нам бы всем надо было задохнуться».

Смрад этот давно стоит над Землей, и совершенно очевидно, что люди безнадежно больны. Можно бесконечно врать окружающим тебя людям, пытаясь предстать перед ними в выгодном свете, но стоит ли врать самому себе? Достоевский призывает не наводить глянец на свою грязную подноготную, не искать в других несовершенств и пороков, а прямо обратиться в глубины собственного сознания и, увидав себя в самом неприглядном свете, отчаяться. Что делать с этим отчаянием, он так и не говорит. А не говорит потому, что не знает, и, не кривя душой, признается в этом. Поставлен только диагноз. Но какой!