Андрей Сердюк - Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина

• Название: Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина
• Автор: Андрей Сердюк
• Жанр: Фэнтези

Повесть, которую найдёшь ты, мой читатель, под этой невзрачной обложкой — быть может сбивчивый и не совсем умелый, зато на удивление правдивый рассказ о том, что произошло на самом деле, хотя, в действительности, возможно, и не случилось, в те самые-самые, ныне легендарные, времена, когда Последняя Битва За Сознание Масс была уже так близка и неотвратима, что грядущий её пепел холодил своим чёрным шелестом всякое умное сердце, а угасающие надежды людей, считающих себя вменяемыми, были связаны с семёркой отважных бойцов под водительством героя, имя которому Пелевин.

Всем тем, кто, как и я, так ничего и не понял, посвящается.

Все совпадения имён вымышленных героев с именами реальными персонажей до такой степени преднамеренны, что не могут ни быть случайными.

Автор не считает себя обязанным нести ответственность за выбор читателя, поскольку такой выбор реален лишь до момента его осуществления.

Использование при наборе текста всех известных букв русского алфавита произведено концептуально.

---

Но от мобильника после того звонка в тот самый оргкомитет настолько пёрло серой, что трубу пришлось сменить. А они тогда вовсе не сто баксов стоили, между прочим.

Вот так вот, — были дни весёлыя…

Где, кстати, едем?

За оконцами таксо витрины кромсали как попало пространство летящих сквозь и прямо улиц на сотни миллиардов скользких брызг, которые, ссыпаясь на поляны земляничных вспышек, вминались тут же резиновым шуршанием и визгом в плёс мокрого от слёз асфальта. И фонари на эстафете света струили вяло жёлтым, подсвечивая коды кривого от порывов ливня. И ливень затухал. И в сон клонило… Но пару резких поворотов. Спуск по щебню. Какие-то «хрущобы». Старушка у подъезда под зонтом. Потусторонний тихий разговор — и сдали задом. Всё, командир, кажись, добрались. Сдаётся мне, шта энта нужный дом.

Уходишь ты, Варвара…. Волчица подлая… И подлая при том…

— Чего, говоришь, командир? — не разобрал водила.

— Счётчик не вырубай, говорю, я скоро, — ещё раз попросил Виктор.

Гришковец не открывал долго. Хотя Виктор кулаков не жалел и тарабанил настойчиво, — соседи по клетке и те дверью скрипнули, — здрасте, бдительные вы наши!

Звонка в природе не имелось, — вот в чём весь сикось-накось, гром и молния. Но оно и понятно. Квартирка арендованная, — чего ж на модернизацию чужого тратиться. Дураков нету.

Ну, ещё разок. Тук-тук-тук, — кто-кто в теремочке живёт? Кто-кто в неказистом… Тишина.

Хотел уже спускаться не солоно, когда за дверью зашуршало. Кто-то в глазок сподобился. Потоптался, решаясь. Ну, а затем ключ в замке трижды провернулся, дверь приоткрылась, и стёкла знакомых очков сверкнули, наконец, в полумраке.

— Ну, здравствуй, Женя. Разбудил?

— Да нет… Просто… — Гришковец непроизвольно коснулся рукой до буро-жёлтого синяка на скуле, и ещё зачем-то глянул Виктору через плечо с опаской.

— Войти-то можно?

— Да, конечно. Входи, — пригласил Гришковец.

— Я в комнату проходить не буду, я ненадолго, — попав в прихожую, объяснил Виктор. — У меня, Женя, к тебе дельце есть небольшое.

— Какое дельце?

— Сначала ответь, — ты свою знаменитую коллекцию с собой возишь или как?

— Коллекцию?.. Да, после того, как квартиру в Кенигсберге грабанули, с собой всегда стараюсь. Как передвижник.

— А сейчас?

— С собой.

— Слушай, а у тебя там фишки есть?

— Не понял. Какие ещё фишки?

— Обычные. Из детских игр. Помнишь, пешечки такие пластмассовые. Разноцветные. Помнишь? Ну, вспомни, игры такие со стрелочками, с кубиками…. «Знай Правила движения», «Приключения Винни-Пуха», «Морское сражение», «Монополька» позже… Помнишь?

— Ну.

— Фишки там в комплекте были. Помнишь.

— А! Ну да, конечно.

— Так есть у тебя такие фишки?

— Не знаю.

— Жень, ты тормоз, да? Или просто медленный газ?

— Чего ты… Просто глянуть надо. Всего не упомнишь.

— Ну так давай глянем!

— Давай.

Гришковец неторопливо сползал в комнату за стулом, взгромоздился на него и нырнул в антресоли.

А Виктор подумал, что вот Гришковец хотя и гений, а ведь не погнушался простому человеку помочь. Хороший человек. Отзывчивый. И за что его только Михайл Михайлович так приветил? Хотя, ведь Михайл Михайлович тоже гений. Бесспорно. Ну вот. Это ворон ворону глаз не выклюет, а гений гению… Ещё как! Запросто.

А евгениальный Гришковец тем временем, погремев какими-то банками, уронив себе на голову вязанку старых книг, пару раз чертыхнувшись, и один раз чихнув, вытащил, наконец, кряхтя, огромный фибровый чемоданище. Без ручки, конечно.

Во чреве этого бегемота обнаружилось много милой сердцу всякого советского ребёнка трухи: целый выводок щербатых шариков из мутного технического стекла, а также — стальных легированных из раскуроченных подшипников; рота оловянных солдатиков; десяток гуттаперчевых ирокезов; несколько единиц боевой игрушечной техники; моделька синий «копейки» с выломанным капотом; круглая коробочка из-под мятного зубного порошка, хранящая горсть изумрудов из бабушкиной броши; два рулона пистонов; стопка «переводок» с любимыми дембелями гэдээровскими красотками; обёртки от первых советских жвачек «Калевала»; бронзовая медаль «За оборону Сталинграда» и алюминиевая памятная «Пуск Саяно-Шушенской ГЭС»; толстенький кляссер с марками на оригинальную тему «Флора и Фауна»; пионерский значок с картаво-кудрявым мальчиком; театральный номерок «ТЮЗ — г. Челябинск — 1254»; засушенный майский жук в пожелтевшей спичечной коробке производственного объединения «Гомельдрев»; пассик от магнитофонной домовины «Днепр»; офицерский крылатый значок «Специалист 1 класса», открытка с Гойко Митичем в роли Большого Змея; почётная грамота «Победителю второго этапа Всесоюзного пионерского марша „Мой труд вливается в труд моей республики“»; и самопальный свинцовый кастет; и пара подклеенных эпоксидной бобин; и девятнадцать пулек для «мелькашки» в распечатанной коробке; и лента от бескозырки с надписью «Отважный»; и зелёная кокарда с отцовской полевой фуражки; и отцовский же жёлтый парадный ремень с золотой овальной пряжкой; и пуговица от фирменных штанов «Ли Купер», и несколько монеток номиналом в пять злотых; — и много чего ещё, — и помимо того: «чижик», с выжженными на его гранях рунами, и теннисная ракетка с выщипанными по незамысловатому узору шипами; и разнокалиберные игральные кубики, и — ура! — искомые фишки.

Фишек набралось с десяток. Только не было среди них золотой. На что Виктор вслух и посетовал. И тут его Гришковец удивил, — взял и, не мудрствуя лукаво, обернул жёлтую фишку в золотистую конфетную фольгу, которую со дна всё того же чемодана пятернёй-драгой намыл. Получилась в аккурат себе такая вполне золотая фишка. Фикса девятьсот девяносто девятой пробы из тульского самоварного лома подпольной стоматологической выработки.

Виктор руки свои к ней алчно протянул, но не тут было. Гришковец её быстро за спиной спрятал. Потребовал чего-нибудь в обмен. Виктор предложил денег, но Гришковец отрицательно мотнул головой — не катит. Виктор начал лихорадочно рыться в карманах и — о, радость! — укололся в глубине своих шаровар о заколку нагрудного знака «Почётный железнодорожник».

— Где взял, — удивился Гришковец.

— Путин вручил, — не стал Виктор лукавить и колесить турусы, самолично.

— В Георгиевском зале?

— На Киевском вокзале.

И ченч благополучно состоялся.

10

Всё шло по плану.

В двадцать три сорок восемь, имея в запасе минут пять ефрейторского зазора, Виктор уже выстукивал спартаковские позывные об гулкую служебную дверь Первого И Последнего Столичного Театра Теней.

Долго долбиться не пришлось. Предупреждённый Асмодей, местный страж-хранитель ночной, человек слова, инвалид и в обоих смыслах кавалер, которого Японский Городовой как-то потом назвал «кагемуся» — «тенью воина», уже поджидал их. И открыл без промедленья.

Поучив в качестве пропуска обещанный билет на Киркойровроева и пакет с бухлом и жоревом в качестве поощрительного бонуса, а также — это обязательно — деньги за ту мебель, которая всенепременно вскоре будет навсегда театром утрачена, чувак обрадовано встрепенулся и, весело прихрамывая на обе ноги, повёл вооружённый до зубов отряд на второй этаж, как и было ранее высокими договаривающимися сторонами запротоколировано, — в общую артистическую гримёрку.

Когда бойцы — сначала с разведкой пёс, а следом и все остальные — вошли в густо пропахшее трудовым сценическим потом, водочно-табачным перегаром и театральным гримом помещение, хромой бес осторожно закрыл за ними дверь и двинул, шурша гуманитарной помощью, к себе в кандейку. На цыпочках, прикрывать отход. Ну, и за их отъезд, да благополучный дела исход пропустить первую-вторую. И третью. Эту уже, — как заведено меж служивыми людьми, — за тех, кто, как и он, волею судьбы-индейки зябнет на боевом посту. Или, наоборот, — на стрёме.

Ну, а тем временем в гримёрке полным ходом началось развёртывание навигационного оборудования. Безо всякого промедления. И слажено.

Японский Городовой и Испанский Лётчик, не произнеся ни слова, дружно подхватили и вынесли на середину ветхую тумбу с заляпанным непонятно чем зеркалом. На поверхности этого трюмо, смахнув на пол какие-то пыльные коробочки, пустые флаконы, а следом и засохший букет свекольно-бордовых роз, торчащий из литровой, наполненной болотной жижей с плавающими в ней бычками, вульгарной банки, Виктор расстелил карту одигония, поставил на исходный кружок золотую фишку, достал из мешочка каменный кубик и негромко, но уверенно скомандовал стоящим полукругом Воинам Света:

— Господа партизаны, прошу внимания! Всем слушать сюда! Зачитываю приказ на Путешествие.

Убедившись, что все ему внимают, за исключением пса, который, не чувствуя всей важности момента, недисциплинированно рылся в театральных костюмах, кучей сваленных на драном диване, — и бог с ним, — Виктор начал: