Юлия Остапенко - Русская фэнтези-2008

• Название: Русская фэнтези-2008
• Автор: Юлия Остапенко
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, ВКТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-051508-0, 978-5-9713-7875-4, 978-5-226-00327-1

Один из самых любимых жанров авторов и читателей фантастики в нашей стране. Фэнтези — во всем ее многообразии. Озорной юмор — и вполне серьезные проблемы.

Увлекательные приключения — и оригинальные философские концепции.

Мистические городские легенды — и неожиданные, таинственные повороты истории…

Многообразие сюжетов и образов, персонажей и ситуаций.

Повести и рассказы, относящиеся ко всем возможным стилям и направлениям фэнтези.

Содержание:

Юлия Остапенко. Лицо во тьме

Людмила Климкина. Глаза Бога

Алексей Молокин. Коробейник (Трое из сумы)

Галина Гриненко. Переэкзаменовка

Виктор Ночкин. Конь рыжий

Михаил Вайнштейн. Закон, порядок и справедливость

Виктор Шибанов, Сергей Белоусов. Паломничество в ад

Мария Парфенова. Ученик чародея

Генри Лайон Олди. Скорлупарь

Святослав Логинов. Белое и чёрное

Александр Зорич. Королева Кубков, Королева Жезлов

---

Кто-то из молодых кандидатов изящно-магических наук, еще преисполненных задора и боевитости, предложил вызвать дух Михаила Булгакова, чтобы тот заявил на совете: «Рукописи не горят!»

— Так то рукописи, — проницательно заметил Гомер Гесиодович, плотнее заворачиваясь в свою хламиду, ибо вечно мерз, — а книги очень даже горят. Вспомните пожар Александрийской библиотеки, да и эту — как ее? — инквизицию.

Вспомнили и запечалились еще больше. Тишина воцарилась на кафедре. Одни печально смотрели в пол потухшими взорами, другие — безнадежно в потолок. Вильям Шекспирович вообще закрыл глаза, и только доцент Шерлок пристально, немигающим взором впился в старшего преподавателя Бетрисс Козлову. Она была кокетливо завернута в пеструю шелковую шаль, золотая бахрома которой свешивалась до самого пола. Просвечивая сквозь тонкую ткань, горели волшебные рубины на ее полуобнаженной груди, а полупрозрачные шальвары в «гаремном» стиле туманным облаком клубились вокруг мускулистых и волосатых ног.

Пока они в тоске и печали думали, на всякий случай объясню, почему у них такие странные имена. Хотя, возможно, вы уже и сами догадались. Это была особая искусствоведческая традиция. Когда кто-то из сотрудников кафедры защищал магистерскую диссертацию по какому-то автору, то отныне этот сотрудник именовался соответствующим именем. Защитив докторскую, он получал отчество по тому же принципу. Например, старейшего преподавателя кафедры Гомера Гесиодовича на самом деле звали Евграфием Подзаборовым, но магистерская у него была по Гомеру, а докторская — по Гесиоду. Вот и заведующий кафедрой Амадей Гофманович был урожденным Елистратом Марфушкиным, о чем ни один из молодых сотрудников кафедры не знал, а старые давно забыли. Но вернемся на заседание.

— «О времена, о нравы», — с горечью процитировал Горация Гораций Вергильевич, на что Вильям Шекспирович немедленно откликнулся не менее заезженной цитатой из Шекспира:

— «Весь мир театр. И люди в нём актёры…»

— Ну и что вы конкретно предлагаете, — вдруг заинтересовался заместитель заведующего, ведущий специалист академии по теории литературы, Данте Лотманович, — заставить их спектакли по сюжетам книг разыгрывать, что ли?

— Зачем же спектакли, — отозвался Кришна Ашвагхокович, доселе молча левитировавший в позе лежачего йога под потолком кафедры, — уже давным-давно Кришна сказал Арджуне:

Как в этом теле сменяется детство на юность,
зрелось и старость,
Так воплощённый сменяет тела; мудрец не
смущается этим…
Эти тела преходящи; именуется вечным
носитель тела…[5]

— Конгениально! — после длительного молчания дружно отреагировала преподавательская масса. — Заставить их проживать жизнь литературных героев!

— В этом что-то есть! — медленно произнес Данте Лотманович. — Если использовать семиотический треугольник и поменять местами знак и его денотат, а сам треугольник поместить в герменевтический круг… Тогда с теоретической точки зрения… — и он замолчал, выжидающе уставившись на заведующего. Не то чтобы он ждал, что Амадей поймет, о чем он говорил, и оценит идею, но… Привычки, приобретенные в молодости, так просто не изживаются. И дисциплина в крови заставила бывшего гардемарина и бывшего боевого мага, а ныне — литературоведа, ждать, что скажет начальник.

И в этот момент Амадей Гофманович вдруг разверз уста и с непривычной для него решительностью произнес:

— Да! И волшебная сила искусства сделает литературу действительно школой жизни!

Остальное было делом техники, правда, есть еще технология процесса, а она была отработана не сразу.

Итак, книги, отобранные для экзамена, сжигают в специальном котле, точнее котлах. В каждом котле книги только одного жанра. Смешение жанров — это дурной вкус, дружно и с самого начала заявили все литературоведы.

Но чистота жанра — это еще не все! Рассмотрим следующую стадию процесса. Пепел, полученный от сожжения книги, необходимо в чем-то развести. Чай, кофе, компот и аналогичные напитки не годятся, так как от них в тексте остаются пятна и даже инородные вкрапления. И вообще, Амадей Гофманович с самого начала заявил, что не потерпит ничего, загрязняющего чистоту классики.

Предложенное младшими преподавателями (по инициативе студентов) решение — разводить пепел в спирте — было отвергнуто из педагогических соображений, потому что вело бы к спаиванию студентов. А им спиваться еще рано. Пробовали разводить в живой, мертвой и бутылочной воде «Шишкин лес», но пепел там плохо растворялся. В конце концов, остановились на царской водке. Она, несмотря на свое сакраментальное название, ничего спиртного не содержит, это всего лишь убийственная смесь азотной (три части) и соляной (одна часть) кислоты, в которой растворяется не только любой пепел, но и все металлы, кроме золота. Поэтому и котлы для раствора пришлось использовать золотые.

Итак, роман сожгли, а пепел развели в жидкости. Теперь полученный состав необходимо немного поварить (не доводя до кипения), чтобы пепел окончательно растворился, и остудить. Кипятить ни в коем случае нельзя! При первых попытках книговарения состав как-то довели до кипения, и в результате из книги «Тайфуны с ласковыми именами» Б. Райнова, взятой наугад с полки для проведения эксперимента, вырвался целый ураган, он же тайфун. Его потом по всей академии ловили студенты с сачками и спасатели с сетями, и все равно не поймали, а лишь загнали в угол, что вынудило его пойти на переговоры. Но даже самому ректору не удалось уговорить его вернуться на место.

Тайфун-Ураган выдвинул неопровержимый довод, заявив, что на самом деле он из реальной жизни и мужского пола. Писатель же Богомил Райнов, мало того, что обманом его заманил и поместил в свой роман, еще и обозвал женским именем. И вообще без него в книге обойдутся: на всех собранных там женщин вполне хватает одного главного героя. Помимо этого Ураган что-то еще шепнул ректору на ухо, на что ректор понимающе кивнул головой.

Приведенные доводы сочли убедительными, но поскольку выпустить Ураган на волю было бы преступлением против человечества, то пришлось беглеца зачислить в штат академии. Правда, со значительным понижением, то есть на должность Ветра, и за счет ставки с кафедры литературы. (Амадей Гофманович этому не обрадовался, но два года безмолвно терпел бездельника и наконец не выдержал: объявил конкурс на лучшее использование Ветра в учебном процессе.) С тех пор все тщательно следят, чтобы состав не закипал. Тем более что при нагревании царской водки из котла начинает валить столб ядовитого желто-рыжего дыма, называемый «лисий хвост», как грустно сообщил доцент с кафедры алхимии, присутствующий при очередном опыте. И чтобы до этого дело не доходило, назначаются специальные дежурные.

Однако после случая с Ураганом завкафедрой трансмутаций Алмаз Золотцев на заседании Ученого совета выразил серьезные сомнения в допустимости такого эксперимента в целом. Потому как если из литературы в жизнь будет что-то периодически прорываться, то и литература может стать беднее, а главное, еще неизвестно, что однажды вырвется.

— Вспомните, сколько жутких монстров водится в литературе, — с пафосом провозгласил он, — чудовище Франкенштейна, Серый Волк, вампиры и оборотни, Чужие и Колобки всякие!

Однако на эксперимент к этому времени было потрачено уже столько средств и времени, что прерывать его было жалко. А потом, всем было любопытно, что в результате получится. Поэтому Ученый совет большинством голосов инициативу кафедры литературы поддержал.

Количество совместно сжигаемых книг почему-то не может превышать дюжины. Если их больше, то происходят странные вещи: коварные графы и виконты в пышных париках и со шпагами на боку соблазняют невинных девиц, витающих в облаках, прямо на креслах самолетов, а сыщики гоняются за преступниками, удирающими на «мерседесах», верхом на диких мустангах, и то с автоматом Калашникова, то с сюрикенами в зубах.

Но почему же двенадцать книг не перемешиваются? На эту тему срочно готовятся две кандидатские и одна докторская диссертации, каждая из которых предлагает свое объяснение по поводу открытого «закона дюжины». Но в чем они все сходятся, так это в том, что каждое литературное произведение — это самостоятельный мир. А классика на то и классика, чтобы сохранять свою самобытность в любых условиях и даже в одном котле с другими. Поэтому если варятся классические произведения только одного жанра, и их не больше двенадцати, и если не доводить до кипения, то, согласно расчетам, перемешиваться они никак не должны. И действительно, до сих пор не перемешивались.

Уж полночь близится

Студенческая компания, состоящая из трёх коней, кучера и двух блондинок, платиновой и золотой, отправилась в путь, рванув с места и постепенно увеличивая скорость. Виола, облаченная в ливрею, получила от Щуки умение лихо щелкать в воздухе кнутом, угрожающие звуки которого заставляли коней налегать на постромки — в тщетном усилии убраться подальше от столь опасного соседства.