Елизавета Манова - Феномен двойников (сборник)

• Название: Феномен двойников (сборник)
• Автор: Елизавета Манова
• Издательство: Издательство: Фолио
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: ISBN: 5-7150-0377-6

В книгу вошли издававшиеся ранее повести и рассказ («Колодец», «Легион», «К вопросу о феномене двойников»), и публикующиеся впервые повести «Дорога в Сообитание», «Один из многих на дорогах Тьмы…» и роман «Побег». Темы Елизаветы Мановой поражают своим разнообразием: безумный милитаристический ад «Легиона»; сосуществование не находящих взаимопонимания разумных рас в «Колодце»; мистические тайники грешной души некоего бессмертного — и тысячи раз умирающего сверхсущества в «Один из многих…»; совместимость этики людей и коллективного разума далекой планеты; космический детектив (роман «Побег»). Hо во всех случаях герои Мановой вызывают искреннее сочувствие читателя — настолько мастерски они выписаны, настолько человечны и близки нам их желания и помыслы, независимо от того, где происходит действие: в загробном мире, магическом измерении или в неведомой галактике…

Дмитрий Громов

Мрачное средневековье и далекий космос, черная магия и чистая наука, параллельные миры и религиозные фанатики — многообразие романов и повестей Е. Мановой покоряет своим человечным отношением к жизни во всех ее проявлениях. Когда мы в первый раз берем в руки книгу этого автора и открываем ее, то кажется предательством бросить на полдороге роман или повесть, так и не узнав, удачно ли завершился «Побег», куда вышел «Легион» и где закончил свое бесконечное существование «один из многих на дорогах тьмы…»

Содержание:

Легион. Повесть c. 3-54.

Один из многих на дорогах тьмы. Повесть c. 55-126.

Дорога в Сообитание. Повесть c. 127–216.

Колодец. Повесть c. 217–260.

К вопросу о феномене двойников. Рассказ c. 261–284.

Побег. Роман c. 285–478.

---

Проклятая бесслезная боль! Рвет грудь и тупо царапает горло, но леди Элура спокойно идет по траве, и взгляд ее равнодушен и зорок. Если это случится, я покончу с собой…

Мы не раз входили в Хаос и не раз покидали его, но еще никогда так не чувствовали Границу. Никогда она не врывалась в меня дрожью радость и тревоги и таким удушающим ощущением полноты и огромности бытия.

Они замерли у серых камней, и Общее приняло их в себя.

Знакомое чувство ясности и свободы, спокойной мудрости и беспечной радости бытия. Прекрасный и легкий мир единственных решений, где все разумно и правильно, и ничего не болит. Привычным усилием он поднялся ко Второму Пределу — туда, где приходят ответы. Туда, где он будет прочитан весь. Туда, где решится его судьба.

Знакомое дружеское тепло, они были рядом, они окружали его, и он потянулся к ним в радостном нетерпении — и вдруг пустота. Стена. Пронзительный холод. Решительно, хоть беззлобно, его отшвырнули назад — в неуверенность, в незнание, в боль. И это так страшно, что лучше смерть. Так холодно — хоть бросайся в огонь. Так больно, что он упал на колени и в муке закрыл руками лицо.

Фоил положил мне голову на плечо, нежно и грустно выдохнул в самое ухо. Я спросил:

Ты вошел?

Да, Онои, ответил он виновато.

Скажи, что я благодарен Общему. Скажи: я верил в его доброту.

Оно знает. Оно говорит: уходи.

Уходи.

Нет! крикнул Фоил. Нет! Нет! яростно вскинув голову, беззвучно кричал он, и Ортан сумел отнять от лица ладони. Темный, холодный, просвеченный солнцем мир плоско лежал перед ним, напоминая и угрожая.

Ты умрешь, если останешься с нами, грустно подумал он и поднялся на ноги.

Я не уйду! крикнул Фоил. Ты мой тэми! Оно больше не говорит, чтобы я ушел!

Пойдем, сказал Ортан, надо идти.

Он обернулся: где остальные? — и увидел Элуру. Бледная и строгая стояла она, нацелив на Ортана самострел. Взгляды их встретились: боль, надежда, безмерное облегчение; губы ее задрожали, она забросила самострел за плечо, отвернулась и замахала рукой, подзывая Илейну и Норта.

Вот теперь, когда все отрезано наконец, и тяжесть свалилась с души, я вдруг увидела мир. Харт говорил «равнина», но в этом не было смысла — я никогда не видела равнин. И то, что я знала из старых книг, тоже не значило ничего: равнина — это плоское место.

Плоское место — но огромное, без границ. Коричневая земля, поросшая серой травой, а впереди только небо. Впереди, направо, налево — и лишь за спиной зеленеет округлая гряда уползающих гор. Все плоско, все одинаково, все залито светом.

Никогда еще я не была такой беззащитной.

— Жарковато! — сказал Норт. Никто ему не ответил, да он и не ждал ответа. — Ортан! — сказал он. — Ты бы послал черныша на разведку. Пусть оглядится.

Ортан даже не повернул головы, но Фоил вдруг фыркнул — как засмеялся, сорвался с места и полетел. Легко, как перышко, беззвучно, как тень. Черная тень, черная точка, ничего…

— Слушай! — сказал Норт, — ты хоть скажи, что к чему. Тут ведь не спрячешься… прямо, как голый.

— Сэр Норт, — начал Ортан.

— А, к Мраку Сэров!

— Нам пока ничего не грозит, — вяло ответил Джер. — Мы у самого края Границы. Если мы проживем эту ночь, завтра будет опасно.

— Только завтра?

— Еще два или три дня. Я не знаю. Еще никто из людей не проходил Границу… если их не вели гвары.

— А я думал… когда я был мальцом, — сказал Норт, — у нас в Тилле жил один старикан-норденец. Так он говорил, будто в Трехлунье их парни с девками уходили за горы. Будто у них это было вроде свадьбы.

— Да, — сказал Ортан. — Мои родители тоже спускались с гор. Поэтому я и выжил.

— А гвары это кто — ильфы?

— Да. Так они себя называют. На истинном языке гвары значит «живущие».

— А остальные все что, дохлые?

— Норт, — сказала Элура. — Ты поглядывай по сторонам, а то сам дохлый будешь!

Норт засмеялся весело и беззаботно, и она почувствовала у себя на губах улыбку. Неужели я еще могу улыбаться?

— Фоил возвращается, — сказала Илейна.

— Он нашел воду, — ответил Ортан. — Мы там заночуем.

— А как он тебе говорит? Я ничего не слышу!

— Фоил не может говорить ртом. Мы говорим внутри.

— А этому можно научиться?

— Наверное, уж нет, госпожа, — с сожаленьем ответил Ортан. — Гвары учили нас всех. Но только самые маленькие смогли научиться.

— Я научусь, — сказала себе Элура. — Я уже дважды сумела услышать вас: когда мы спешились, и у серых камней.

Ночевали без огня. Дошли до воды еще задолго до темноты, и Ортан велел останавливаться на ночлег.

Странный родник: круглая яма с водой, а из нее вытекает ручей, кружит с десяток шагов — и исчезает. И ни одной тропинки к воде…

И трава под ногами, как неживая — серая, колкая, с неприятным блеском, а вот Фоил ест ее с наслаждением. Странно, подумала вдруг Элура, мы все как-то сразу привыкли к тому, что Фоил — один из нас. Не животное, не верховой рунг, а равный нам добродушный ребячливый спутник.

Ночь накрыла равнину. Непривычное небо, и созвездия плоско лежат на нем. Птица раскинула крылья слишком близко к земле, а Колесо видно уже целиком. И Дева взошла: льет из чаши огненную струю, широкую, тусклую полосу почти через все небо.

— Галактика, — повторила она про себя священное слов. Как странны в этой ночи слова священного Языка! Галактика. Звезды. Планеты, луны. А Мун уже проходит первую четверть. Послезавтра родится Феба. А потом наступит черед Офены. Через восемь дней начнется Трехлуние — двадцать дней, когда в небе все три луны…

Ночь теплая, но холодок прошел по спине и тронул волосы, словно ветер. Что-то должно случиться. Что-то страшное, страшнее, чем все, что было.

Илейна не шевельнулась, когда она встала, и Элура привычно накрыла ее плащом. Совсем ни к чему, ведь здесь тепло, но так уж она привыкла…

Все сразу иначе, когда стоишь. Просторная даль, посеребренная лунным светом, горьковатый запах травы — и тишина. Нехорошая, грозная тишина, даже ручей не шепчет — или он и прежде молчал? Не знаю. Не по себе.

И в стороне от нас две черные тени. Фоил лежит на траве, а Ортан сидит и смотрит в даль, глядящую на него.

Она подошла и молча присела рядом. Фоил поднял голову, посмотрел — Ортан не шевельнулся.

— Не думай об этом, Ортан, — сказала она. — Не мучай себя напрасно.

— Да, я знаю, как это больно. Когда ты вне своего мира, и душа разорвана пополам: ты здесь, а все, что тебе нужно, где-то. Но это ведь мой мир погиб, Ортан! Твой мир жив, а это значит, что у тебя есть надежда…

Теперь он смотрит в глаза, и взгляд его тягостен мне и приятен…

— Иногда мне снится, — тихо сказала она, — что все, кого я любила, живы, и я счастлива в этих снах. Но даже во сне я знаю, что это не так, и ужасно боюсь проснуться. Боюсь — но все равно просыпаюсь. И, знаешь, я радуюсь, что все уже случилось, что мне не придется заново переживать эту боль. Это уже случилось, Ортан. Ты это уже пережил.

Теперь он взял ее руку в свои, и теплый поток уверенной силы…

— Отец так мечтал добраться до моря! Он дважды ходил за пределы Мира — на Западную гряду, но в дневнике он все время писал о море. Какое оно, Ортан?

— Разное, — ответил он наконец. — Синее или зеленое, а иногда черное. И всегда опасное.

— Это ничего, — сказала она; мягкий и нежный был у нее голос, и глаза полузакрыты. — В мире все опасно. А что за морем?

— Другая земля. Она больше и холоднее, чем наша; там много чувствующих и мало разумных.

— Чему ты улыбаешься, Ортан?

— Мы можем не дожить до утра, леди Элура. Но знаешь, мне тоже вдруг захотелось взглянуть, что за морем.

— Онои! — чуть слышно сказал кто-то, и холодок, рябивший поверхность души, вдруг грянул ударом страха. Она вскочила на ноги. Нигде ничего не видно, но звук… Странный, ни с чем не связанный звук, словно бы далеко, но все ближе, ближе, по земле волокут что-то очень большое.

— Онои, — прошептала она, словно в этом слове было спасение, и Ортан быстро взглянул на нее. Он уже тоже был на ногах — неуловимое глазом движение — и с тревогой ловил наползающий гул. Но теперь он взглянул на Элуру, и в глазах его больше нет тревоги. Он спокойно кивнул — и все сделалось как-то сразу.

Фоил оказался возле Илейны, осторожно ткнул ее мордой в лицо, она вскрикнула, села, вскочила. Фоил повернулся, предлагая садиться.

— Садись! — пронзительно закричала Элура. — Илейна! Быстро!

Норт уже рядом с Илейной. Он почти закинул ее на круп.

— Норт! — кричала Элура. — Сумки! Быстро на Фоила!

Он выполнил все, не рассуждая, и замер, наполовину вытащив меч. А она уже знала, что надо делать — сама или не сама? Или просто потому, что нельзя иначе?

— Норт! Беги за Фоилом! Живо!

— Элура!