Елизавета Манова - Феномен двойников (сборник)

• Название: Феномен двойников (сборник)
• Автор: Елизавета Манова
• Издательство: Издательство: Фолио
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: ISBN: 5-7150-0377-6

В книгу вошли издававшиеся ранее повести и рассказ («Колодец», «Легион», «К вопросу о феномене двойников»), и публикующиеся впервые повести «Дорога в Сообитание», «Один из многих на дорогах Тьмы…» и роман «Побег». Темы Елизаветы Мановой поражают своим разнообразием: безумный милитаристический ад «Легиона»; сосуществование не находящих взаимопонимания разумных рас в «Колодце»; мистические тайники грешной души некоего бессмертного — и тысячи раз умирающего сверхсущества в «Один из многих…»; совместимость этики людей и коллективного разума далекой планеты; космический детектив (роман «Побег»). Hо во всех случаях герои Мановой вызывают искреннее сочувствие читателя — настолько мастерски они выписаны, настолько человечны и близки нам их желания и помыслы, независимо от того, где происходит действие: в загробном мире, магическом измерении или в неведомой галактике…

Дмитрий Громов

Мрачное средневековье и далекий космос, черная магия и чистая наука, параллельные миры и религиозные фанатики — многообразие романов и повестей Е. Мановой покоряет своим человечным отношением к жизни во всех ее проявлениях. Когда мы в первый раз берем в руки книгу этого автора и открываем ее, то кажется предательством бросить на полдороге роман или повесть, так и не узнав, удачно ли завершился «Побег», куда вышел «Легион» и где закончил свое бесконечное существование «один из многих на дорогах тьмы…»

Содержание:

Легион. Повесть c. 3-54.

Один из многих на дорогах тьмы. Повесть c. 55-126.

Дорога в Сообитание. Повесть c. 127–216.

Колодец. Повесть c. 217–260.

К вопросу о феномене двойников. Рассказ c. 261–284.

Побег. Роман c. 285–478.

---

Истинный? думаю я. Как они высокомерны!

— Ну, хорошо, — говорю я. — А что означает «мир живых»?

— Мир, который принадлежит живым. Все, что думают, чувствуют или растут, должны жить так, как им хорошо.

Слушаю этот детский лепет, и даже не гнев — тоска. Неужели он просто глуп? Или он говорит о чем-то таком, что я не могу понять?

— Сообитание, — говорить он. — Мы все равны в том, что живые. Я и травинка — у нас только одна жизнь, но я войду в Общее и останусь, а травинка, этэи — вы говорите «рунги», серый лур — они не войдут, и поэтому я должен их защищать. Понимаешь, их жизнь важнее моей — она кончится. Им надо прожить ее так, как живут единственный раз…

— А разве ты не умрешь?

— Я просто больше не буду Живущим, но Общая Память меня сохранит.

О Небо! Прочь, прочь от этой жути!

— А закон? Ты говорил о законе.

— Законов много, — говорит он, — но главных два: то, что для всех. В Сообитании можно убивать только тем, кто питается мясом — ради еды. В Сообитании нельзя ничего менять — только если это делает само Сообитание — чтобы себя сохранить.

— Ортан, я совсем ничего не понимаю!

— А разве ты хочешь понять, леди Элура?

Он прав, я не хочу понимать. Только страх и гнев. Я не хочу, чтобы меня равняли с травой. Я не хочу соблюдать дурацких законов.

Я не вижу его лица — только чуть светящееся пятно и на нем огромные черные тени глазниц. Я не хочу говорить того, что должна сказать.

— Ортан, — говорю я с трудом, — ты — единственный, кого спасли ильфы?

— Нет, нас много.

— И вы… вы живете все вместе?

— Да, — говорить он. — Кроме меня.

— А они… где они живут?

— На острове. Там ослаблен Закон. Сообитание присматривает за ними, но дает им жить так, как им хорошо.

— Ортан, а если бы мы попали на этот остров?

— Это невозможно. Сообитание вас не пропустит.

— Ортан, — говорю я, — в этом Мире нет для нас места. Все равно нас убьют — не сейчас, так через год. Неужели мы так опасны для целого мира — четверо одиноких, бездомных людей?

Он молчит, ему трудно сказать «нет», и мне чудится в этом проблеск надежды.

— Смерть так смерть, — говорю я, — ладно! Что будет — то будет. Но мы ведь тоже живые, Ортан! Нам тоже надо прожить свою жизнь — единственную, ведь у нас другой не будет. Ортан! — говорю я. — Ради себя я бы не стала просить. Моя жизнь что-то значит лишь для меня. Но ради них… Ортан! Помоги их спасти!

Он молчит. Долго молчит и нехотя отвечает:

— Мы не дойдем. Сообитание вас убьет.

— А тебя?

— Не знаю. Может быть, тоже. Хорошо, — говорит он, — я попытаюсь. Но мы не дойдем.

Я не вижу его лица, но чувствую взгляд, этот странный, тревожащий взгляд, как будто он видит меня — ту невидимую меня, что запрятана так глубоко.

Опаленные горы. Это выглядит веселей, чем звучит. Просто горы, смирные и округлые, в пегой шкуре светло и темно-зеленых пятен. Просто легкий, едва заметный привкус гари. Даже не запах — только горький привкус во рту.

Джер неспокоен: вот он подъехал к Ортану, что-то сказал, показывает рукой. А вот и Норт рядом с ними — тоже смотрит из-под руки.

Я не подъеду и ни о чем не спрошу. Незачем спрашивать о том, что знаешь. Летнее Междулуние кончилось без дождя — значит, чирод уже загорелся. Кто-то рассказывал мне, как горят чироды. Синее, почти бездымное пламя прыгает по кустам, мчится по всей горе со скоростью ветра… Через несколько дней эти горы будут черны. Черные-черные Опаленные горы. А к весне чирод уже встает в человеческий рост…

Они не столковались, и едут ко мне. Я тоже боюсь. Я не хочу в огонь.

— Ортан, — спросила она, — ты уверен, что мы сможем пройти?

— Я не уверен, — ответил он. — Может быть.

— Тогда почему бы нам не проехать немного дальше? Ветер с запада. Там уже могут быть выгоревшие места.

— Мы не успеем. То, что за нами… оно догоняет. Мы умрем, если не спрячемся за огонь.

— А Фоил? — спросила Элура. — Что он говорит?

Спросила и пожалела — сейчас не время для шуток.

— Он боится, — ответил Ортан. — То, что сзади, страшней. Он пойдет сквозь огонь.

— А наши рунги?

— Они пойдут. Фоил их поведет.

Она поглядела на спутников и сложила губы в улыбку. Ужас в глазах Илейны, ни кровинки в лице, но она не отстанет, об этом можно не думать. Джер? Согласен. Не слишком надеется — но согласен.

— Норт?

— Не знаю! Я так не привык — шарахаться. Кто-то, что-то… С нами женщины, понял? Куда ты их тащишь? Вон смерть, а что там позади…

— Она, — сказал Джер. — Я тоже чую.

— Что?

— Не знаю, госпожа. Локаи говорят: рода.

Норт усмехнулся:

— Ага! Слыхал я такие байки! Никто не видел, никто не знает…

— Кто узнал — тот умер, — просто ответил Джер. — Сам смекни, господин. Локаи вон куда ушли, вполголода живут, а в этаком богатом краю — и ни души. А мои предки? С чего бы это они под Экипаж ушли, ежели б не погибель?

Я ничего не знаю об этом. Странно, я думала, что хоть о нас-то я знаю все. Только это уже не важно. Я боюсь. Тяжелый, медленный страх шевелится внутри. Если Джер говорит, я обязана верить. Я могу сомневаться в Ортане или в себе, но Джеру я обязана верить.

— Ты в меньшинстве, сэр Норт, — сказала Элура. — В незнакомом месте я верю проводнику. Если Ортан и Джер говорят одно — значит, что-то в этом да есть.

— Есть или нет, — огрызнулся Норт, — а лучше бы умирать не в огне. Это очень больно, леди Элура!

— Пусть умирают враги, — сказала она надменно. — Я поклялась, что леди Илейна будет жить — и она будет жить. Вперед!

Вперед! Вперед! Сначала мы едем шагом, уже не по камню, а по плоски подушкам зеленого мха, но что-то случилось — мой рунг задрожал подо мной, я чувствую эту дрожь, на проникает в меня, я тоже дрожу, и крик… нет, не мой! Это Фоил кричит — пронзительный, почти человеческий крик, и рунги рванулись вперед; мы мчимся; нас хлещут бичи беспощадного страха, мы мчимся, ветки рвут с меня плащ, я в страха вцепилась в узду. Илейна! Она не сумеет! Она не удержится… Ортан! Задушенный крик трепыхнулся и умер у губ, мне нечем кричать, мне нечем дышать, я задыхаюсь, и только мольба: Ортан! Илейна! И черная молния, черный проблеск сквозь слезы, меня ослепляют слеза, но руки вцепились в узду, я злобно трясу головой и на миг прозреваю: Ортан возле Илейны, но дым, дым! и нечем дышать, я корчусь от кашля, я задыхаюсь, волна беспощадного жара и кровь на губах; боль, боль! — но руки вцепились в узду, рунги кричат, словно дети, а я не могу кричать, во рту опаляющий жар и тусклый железный вкус крови, я высохла вся, я умираю, но руки вцепились в узду, и я уже не боюсь — только жар, только боль…

И блаженная тихая темнота…

И уже поблекшее тихое небо. Сквозь жар в груди, сквозь красную боль в глазах…

Черное лицо в кровавых ссадинах и волдырях смотрит страшными кровавыми глазами.

— Элура!

— Норт? Звездный Путь! Ну и…

Руки тянутся к волосам, но он зачем-то отводит их.

— Пить! — умоляю я. — Пить! — но он отвечает с сожалением:

— Потерпи, ладно? Ортан и Джер пошли за водой.

И теперь я вспомнила все.

— Илейна?

— Все хорошо, — отвечает он. — Лежи.

Но мне уже надо встать — могу или не могу, но я обязана встать, и я встаю, цепляясь за Норта. Здесь только камни — нет даже мха. Широкая полоса горячего серого камня, а дальше черным-черно. До самого низа, весь склон. И там, внизу, черное в черном…

— Нет! — кричу я, — нет! — и прижимаюсь к Норту, и он закрывает мне черной ладонью глаза. И по тому, как дрожит его тело, я понимаю: Это есть, это оно…

— Не гляди, — говорит он. — Она нас почти догнала, — и тяжелая судорога неизжитого страха ползет от него ко мне. — Вот тогда Ортан и рванул перед огнем. Знаешь, — говорит он, — я бы и сам. Лучше сгореть… — Молчит, и я тоже молчу, вцепившись в него. Я не могу, я не смею взглянуть на Это. — Я ничего не мог, — говорит он угрюмо. — Ортан посадил Илейну перед собой. Я слышал, как ты ему кричала. Спасибо.

А я? Хоть кто-нибудь рад, что я осталась жива? Нужна ли я кому-нибудь в этом мире?

Я не заметил, когда мы выбрались на тропу. Фоил бредет впереди, понурый и жалкий, я еле тащусь за ним, и между нами нет мыслей — только усталость и боль.

Я не посмел к ней прикоснуться. Рыцарь Норт разжал ее пальцы, закостеневшие на узде, и опустил ее прямо на камень. И когда он держал ее на руках, темнота шевельнулась во мне.

Фоил замер — без мыслей, только страх. Я подошел, и он прижался ко мне.

Фоил!

Трепет страха под тонкой кожей. Длинное умное бархатное лицо, я сжимаю в руках его голову, заглядываю в глаза — черные пустые глаза без единой мысли. Фоил, все кончилось. Оно умерло. Оно не догонит. Фоил!

Слабая-слабая мысль, как дальнее эхо:

Онои.