Владимир Яценко - Пленники зимы

• Название: Пленники зимы
• Автор: Владимир Яценко
• Жанр: Научная Фантастика

Для конкурса "Триммера" главы все слиты, Пока не прогонят, комменты открыты. Прошу не молчать, – отмечайте визиты, Мой труд вы прочли. Отписались? Мы квиты! Шутка, конечно. Только читать лучше по-главно (я продолжаю работу по вычитке, только ћчищуЋ в главах: шестьсот кило текста долго грузится). Кроме того, в единый блок не вошли ћКомментарииЋ. А это уже не шутки!:( Очень краткое содержание и обоснование соответствия романа теме конкурса 'Великая цепь событий'. Книга о любви. О жизни. О 'простых' людях, которые при ближайшем рассмотрении оказались совсем не так просты, как им самим того бы хотелось. А ещё про то, как водителю грузовика, собирающему молоко по хуторам и сёлам, пришлось спасать человечество. И ситуация сложилась так, что кроме него спасать нашу расу оказалось некому. А сам он СМОГ лишь потому что когда-то подвёз 'не того' пасажира. 'Оплата за проезд' http://zhurnal.lib.ru/editors/j/jacenko_w_w/oplata_za_proezd.shtml оказалась одним из звеньев Великой Цепи, из раза в раз спасающей население нашей планеты от истребления льдами. Он был шофёром, исследователем, администратором и командиром. Но судьбе этого было мало. Он стал героем и вершителем. Это он доопределил наши конечные пункты 'рай' и 'ад'. То, ради чего, собственно, 'посев людей' и был когда-то затеян. 'Случайностей нет', – полагают герои романа. Всё, что с нами происходит 'почему-то' и 'для чего-то'. Наше прошлое и будущее – причудливое переплетение причинно-следственных связей, которые позволят нам однажды уцелеть в настоящем. Но если 'всё предопределено и наперёд задано', то от нас ничего не зависит? Зависит. Мы в любом случае исполним предначертанное. Но весь вопрос в том, КАК мы это сделаем. Приятного чтения.

---

– У Светланы нет этих проблем, – немедленно вмешивается Виктор. – Я её юрист, она доверяет моей компетенции…

Удивительный человек. И разносторонний.

– Виктор, – мой голос тих и спокоен. Я – сама кротость. – Твоё имя мне известно.

Когда будет нужен твой голос, я тебе скажу об этом. Светлана, проснись, ты – наш равноправный компаньон. Я хочу слышать твоё мнение: кто будет отстаивать твои интересы в международном арбитраже, если я или Калима нарушим условия соглашения?

– Виктор! – она отвечает звонко, с вызовом.

Я качаю головой. Вот это гипноз! Учиться тебе у него, Максик, нужно, а не ёрничать да насмехаться.

– Светлана, – стараюсь держать себя в руках, но бешенство уже бурлит в крови и распирает грудь. – Виктор изъясняется только на одном языке – на русском…

– Как и ты, – запальчиво перебивает она меня.

– Верно, – покорно соглашаюсь с ней, – потому я и не претендую на роль специалиста по таким сложным вопросам.

– Это моё дело…

– Максим, – насмешливо вмешивается Калима. – Но ведь это и в самом деле её выбор…

– Точно, – поддакивает Герман. – Это её дело!

Роль Германа во всей этой истории мне совершенно непонятна. Поначалу тихий, даже какой-то пришибленный, за прошедшие две недели он воспрял, расправил плечи и начал задирать всех, кого ни попадя. Меня, Светлану, Виктора и даже Калиму.

Наглость его растёт день ото дня, но никто не даёт ему отпора. Я – потому что мне всё равно. Виктор – потому что он тут на тех же правах, что и Герман.

Светлана… Светлана молчит, преданно, по-собачьи, глядя на Виктора своими азиатскими глазами, которые сводят меня с ума. Чёрт бы его подрал! Что он там с ней делает в постели?! Что он с ней делает такого, чего не делал я?! Что она в нём нашла такого, чего нет у меня? Пусть скажет!

Уродом себя чувствую. Клоуном.

– И если уж речь о сложных вопросах, – продолжает Герман. – Скажи, Максим, а на какую роль претендуешь ты?

Я чувствую их взгляды и понимаю, что его вопрос – лишь отголосок какого-то спора; что-то такое они говорили обо мне. А теперь, вот, Герман решился спросить.

– Странный вопрос, – я пожимаю плечами. – Не уверен, что вообще претендую на какую-то роль.

– Да ладно тебе, не скромничай, – по всему было видно, что Герман решил идти до конца, и останавливать его никто не собирался. – Как тебе роль Господа Бога?

Этакий добренький всезнающий, всепрощающий Максим…

Я смотрю на него и чувствую скуку. Что там у него налито в стакане? Уж точно не томатный сок.

– Да ты не отмалчивайся, – напирает Герман. – Тем более что вопрос-то совсем простой: будь у тебя власть Господа, как бы ты разделался с Виктором?

– Предоставил бы его самому себе, – вырвалось у меня и тут же зазнобило: почему-то показалось, что не следовало этого говорить, будто не ко времени внутри что-то открылось. И ещё я почувствовал злость от его вторжения и напора. – Тебе-то что до всего этого?

– А ты об этом спроси у нашей хозяйки.

А вот это что-то новенькое: в его голосе впервые проскальзывают нотки высокомерия.

Я перевожу взгляд на Калиму. Уж не спит ли он с ней?

– Калима, – чувствую, как деревянеет язык. – Я интересуюсь знать, что здесь делает Герман?

– Максим, – ласково отвечает Калима. – Я с этими людьми знакома чуть больше двух недель. Это твои друзья. В недалёком прошлом – товарищи. А некоторые из них, я бы рискнула сказать – весьма близкие к тебе люди… – она смеялась надо мной! – Я думала, тебе так будет легче! Это ведь ты настоял, чтобы при обсуждении договора нас было больше, чем двое…

Я поражён точности, с которой она выбирает слова. Всё верно. Это мои друзья. Мы вместе росли, становились старше, женились. Потом крестили детей и ломали голову над тем, что подарить своим крестникам на день рождения. Где это всё? Как странно… вместо того, чтобы объединиться против чужака, успевшего продемонстрировать свою злобу и жестокость, они ожесточаются против меня.

Я закрываю глаза и пытаюсь расслабиться, спасти рассудок от реальности, в которой люди, которым я готов отдать все свои чувства, жизнь и душу, злы ко мне, или, в лучшем случае, равнодушны.

"Прости им Господи, – еле сдерживаюсь, чтобы не расплакаться от тоски и безысходности. – Ибо не ведают они, что творят".

Вот дела… для них наёмные убийцы Калимы ближе, чем я. Те – понятны в своей жестокости, я – непонятен в своей доброте. И потому, всё-таки, чужак – я, а не Калима.

"Не берите себе близких друзей, кроме вас самих"…

Сознание быстро перелистывает события последних дней, чтобы найти светлые, радостные минуты. В них я бы мог на мгновение укрыться, отдохнуть, привести мысли и чувства в порядок. Две недели… кошмарный сон!

Самым печальным был переход экватора. Я заперся в каюте и мрачно прислушивался к ликующему визгу Светланы, долетавшему из открытого иллюминатора. Когда измазанные сажей матросы, раздобыв у второго помощника запасной ключ, открыли дверь, я, недолго думая, ударил бейсбольной битой, предусмотрительно прихваченной из спортзала, ближайшего по колену. Потом предупредил, что не всегда попадаю по конечностям и буду лупить по "чём попало", если они немедленно не уберутся ко всем чертям. "Черти" засверкали улыбками, и мне тут же пришлось пополнить список своих преступлений ещё десятком ушибов.

Осада продолжалась несколько часов. К переговорам подключились господа офицеры, потом старший помощник пообещал запереть меня в лазарет за хулиганство. Я сообщил о готовности немедленно перейти в лазарет при условии, что там меня оставят в покое. Наконец, появилась хмурая Калима с трезубцем и в короне. Надо отдать ей должное. Насколько "черти" были похожи на измазанных сажей пьяных, неряшливо одетых матросов с дурацкими красными платками на головах, настолько она была похожа на королеву. Я раскис, размяк и уже готов был признать поражение, но она лишь бросила на меня беглый взгляд, в котором была и печаль, и сожаление, кивком головы отправила всех прочь, пожала плечами и ушла. Они оставили мне разгромленную каюту, измазанную с обеих сторон мазутом дверь и горькое чувство досады.

Дверь я снял с петель и выставил в опустевший коридор. Проём занавесил простынёй, проветрил и навёл порядок в каюте. Задраил иллюминатор и, уже на койке, попытался сосредоточиться на чтении Корана. Если бы Аллах не хотел, чтобы они это делали, этого бы не было. А потому – не суди, не твоего ума это дело. Ты думай о своих отношениях с Аллахом. Наступит время, и все придут на суд Его.

Аллах с терпеливыми. "Терпи, будь терпимым, будь стойким и бойся Аллаха, – может быть, тогда ты будешь счастлив!.." Её смех преследовал меня до самого вечера.

– В таком случае, – возвращает меня к действительности сочный бас Виктора. – Будем заканчивать…

– Ещё нет, – прерываю его медоточивую речь. Голос у меня звучит ровно. Всё-таки удалось успокоиться. – Прочти-ка, любезный, ещё раз положение о распределении прибыли и порядке подсчёта голосов.

А что? Пусть читает!

Но он и не думал обижаться. -… Делить на три равные части…

– Нет, – я качаю головой и вижу, как настораживается Калима. А что же она думала?

Что козырный туз в игре только один, что ли? Даёшь козырных тузов по числу рукавов играющих! – Не так. Давайте по-другому. Прибыль и голоса при принятии решений делятся в соответствии с числом реальных входов, которыми владеют участники.

– Что значит "реальных"? – немедленно уточняет Калима.

– Реальными будем считать входы, которыми мы будем пользоваться, чтобы проникнуть внутрь континента, а не те, которые числятся у нас на бумаге.

– Ты хочешь сказать, что не уверен в своих координатах? – забеспокоился Виктор.

– Если в чём я уверен, так это в координатах, – ухмыляюсь ему прямо в лицо. – Не подставят и не подведут.

– Но тогда мне нет смысла разрабатывать ваши входы, – замечает Калима.

– Смысл появится, если будут заключаться сепаратные соглашения между заинтересованными участниками: один владеет входом, другой ресурсами для его эксплуатации. Эти двое смогут договориться. Зачем им мнение третьего?

Все молчат. Обдумывают. Валяйте, думайте. Смысл в тишине, а не в обилии слов.

Слово – темница истины. Истина, втиснутая в рамки слов, чахнет и корчится. Слово уродует её, четвертует тело, насилует душу… И краткость его речей обнажала Истину.

– Всё равно не понимаю, – нарушает молчание Калима. – У меня есть действующий вход; так что же: мне теперь на нём замкнуться и забыть о вас?

Я улыбаюсь, и она тут же осознаёт совершённую ошибку.

– Я даже могу сказать, какой из твоих четырёх виртуальных входов оказался реальным.

Вот так!

– Ну что ж, – не спуская с меня глаз, проговорила она. Губы сжались в одну бескровную линию. – Скажи.

– И если я не ошибусь, ты нам скажешь, сколько уже человек потеряла, в попытке туда пробиться.

– Скажу…

Я беру со стола салфетку, пишу на ней координаты, комкаю и щелчком отправляю записку на её край стола. Очень удачный выстрел, между прочим. Комок бумаги подкатывается к ней прямо в руки. Она, не спеша, его разворачивает. Морщит лоб, что-то припоминая, сжимает салфетку в руке, прячет в кармашек костюма.